«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том I

Надо иметь в виду, что двойственная роль секретных сотрудников, одновременно заставляющая их быть приятелями в своих отношениях к «товарищам» по революционному движению, а затем выдавать их государственной власти, конечно, издергивала каждого из них. «Человеку нужно место, куда бы он мог пойти», - сказал великий сердцевед Достоевский ⁶², и в применении к секретному сотруднику это означало, что в конспиративной квартире, в условиях секретного свидания с начальником охранного отделения, такой секретный сотрудник должен был найти дружескую, по возможности задушевную встречу, уют и тепло.

Среди многочисленных секретных сотрудников, с которыми мне пришлось за время моей одиннадцатилетней розыскной службы иметь дело, были разные люди, с различными побуждениями, заставившими их пойти на это опасное дело, и вот с большей частью этих лиц я непременно устанавливал доверительные отношения, причем массу времени я употреблял на разговоры, которые, казалось бы, не имели прямого отношения к делу. Были любители поговорить на тему о партийной идеологии. Надо было быть в курсе идеологии, и мало того, поддерживая тему о каком-либо уклоне в программе той или иной революционной партии, надо было подорвать в сотруднике его возможно образующуюся привязанность к партийной работе, увлекая его на путь помощи государству в его борьбе с подрывными силами. Разные люди требовали разных приемов беседы с ними. Мне лично всегда было удобнее и приятнее разговаривать с более интеллигентной частью секретной агентуры, а с простыми рабочими я никогда не мог найти свободы обращения и иногда поручал в таких случаях переговорить с ними хозяину квартиры.

Обращаясь к личности моего «письмоводителя», я должен отметить, что это был абсолютно надежный человек, но, к сожалению, в деле использован быть не мог. Попов, в общем, благодушествовал на службе до самой отставки с пенсией и впоследствии со всей своей многочисленной семьей

Россия^^в мемуарах

устроился на жительство в одном из тишайших провинциальных городов Средней России.

Роль докладчика начальнику отделения по всем делам канцелярии и переписки, хранения дел и подачи справок исполнял писец отделения Антипин. Это был сравнительно молодой человек, лет 28-30, с небольшой «интеллигентской» бородкой, длинными, зачесанными назад русыми волосами, носивший черную рубаху с пояском. Внешность он имел провинциального «земского деятеля» из низовых. Вид был у него серьезный и задумчивый. На первых же докладах он произвел на меня впечатление человека неглупого и знающего дело. Не прошло, однако, одного или двух месяцев после моего вступления в должность, как Антипин на одном из своих докладов доложил мне, что он «по домашним обстоятельствам» должен оставить службу в охранном отделении. Выяснилось, что он женится и меняет службу на место конторщика в одном частном торговом предприятии в том же Саратове. Чувствовалась какая-то недоговоренность в словах Антипина. Я указал ему на те неудобства, которые неизбежно произойдут из-за того, что он остается жить в Саратове, меняя, однако, всю свою жизнь. Указал на необходимость для него «забыть» обо всем том, что он знал, служа в отделении, и выразил уверенность, что мы в дальнейшем не найдем повода быть друг другом недовольны. Только в этом случае я обещал ему «забыть» со своей стороны об его службе в охранном отделении.

Немедленно я собрал справки о причинах, побудивших Антипина уйти со службы. Почти все служащие отделения дали о нем приблизительно один и тот же ответ: женится на «левой» учительнице, которая повернула его самого «влево». Потому-то он и ушел. Передо мной встал вопрос: как отнестись к дальнейшему проживанию Антипина в Саратове? Не станет ли он вредить нам? Одно обстоятельство побудило меня «не трогать» Антипина, пока я не получу доказательств его прямой измены: я считался с тем, что сам Антипин в новых условиях жизни и в новой среде едва ли будет склонен посвящать новых знакомых в детали своей прежней службы. Но самым главным соображением было следующее. Мне, конечно, приходилось, особенно на первых порах моей службы в качестве начальника отделения, много беседовать со старшими служащими о практике розыскной службы. Словоохотливые хозяева конспиративных квартир, Попов, Мошков и Егоров, разновременно, но в большей или менее схожей версии рассказали мне, как год тому назад в Саратове происходил упомянутый мною выше съезд центральных деятелей Партии социалистов-революционеров с участием «бабуш-

Россшг^^в мемуарах

ки русской революции» и других. Заседания съезда происходили на даче, занимаемой известными социалистами-революционерами Ракитниковы-ми ⁶³. Семья Ракитниковых проживала в Саратове и была известна местным властям, как, конечно, и Департаменту полиции, по своей активной и центральной роли в делах партии.

Из рассказов моих подчиненных я выяснил, что местное охранное отделение не имело сведений об этом съезде, так как оно не имело достаточно осведомленной агентуры в местном отделе Партии социалистов-революционеров. Все сведения находились в руках Московского охранного отделения, которое ко времени съезда командировало группу филеров из так называемого «летучего отряда», направлявшегося в экстренных случаях для наблюдения за центральными фигурами революционного подполья под руководством Евстратия Павловича Медникова, чиновника того же Московского охранного отделения. Медников, приехав в Саратов, конечно, вошел в связь с начальником Саратовского охранного отделения ротмистром Федоровым, получал от него все нужные ему местные справки, пополнял установленное им наружное наблюдение при помощи местных филеров, но в общем все дело наблюдения по съезду вел сам.

Однако ни от ротмистра Федорова, ни от указанных мной моих служащих не укрылось то обстоятельство, что в числе участников съезда состоит «свой» человек, с которым Евстратий Павлович устраивает конспиративные от всех свидания. Конечно, совсем скрыть то обстоятельство, что Медников получает агентурные сведения тут же, на месте, было затруднительно. Сведения эти нуждались в разработке так или иначе при помощи местного охранного отделения. Кроме того, Медников в Саратове имел около себя своих же бывших подчиненных, которые когда-то служили под его началом в Москве. У них сохранились взаимные доверительные отношения, позволявшие кое в чем преступить строгие рамки необходимой конспирации. Словом, как бы то ни было, но мои старшие служащие по Саратовскому охранному отделению скоро выяснили, что Медников получает агентурные сведения от одного из участников съезда. Любопытство подстрекнуло их «профилировать» ⁶⁴самого Медникова в то время, когда он отправился на одно из конспиративных свиданий со своим важным сотрудником Свидание на этот раз было мимолетное в одном общественном саду вечером, и мои наблюдатели наскоро рассмотрели высокого, плотного мужчину, которым был всем впоследствии известный Азеф. Тогда, в 1905 году, для сравнительно незначительных служащих розыскного дела, каковыми были мои рассказчики, слышанные ими клички Азефа - «Иван Николаевич», «Тол-

Poccusp^^e мемуарах

стый» и даже переиначенная фамилия «Азев» и «Азиев» - говорили мало, но они их запомнили и в такой редакции мне эти клички и фамилии и передавали. Правда, Антипин не принадлежал к той группе служащих Саратовского охранного отделения, которые по своей прошлой службе были близки к Медникову, но он фактически был письмоводителем канцелярии отделения. Через него шли шифрованные телеграммы и вся без исключения переписка отделения. Из случайно оброненных фраз, из всей сложной обстановки по делу наблюдения за указанным эсеровским съездом Антипин мог дойти до раскрытия действительной роли Азефа в этом деле.

Когда я, взвесив все это, остановился на мысли «не трогать» Антипина, мне оставалось только, сохраняя добрые отношения с ним, внедрить в него убеждение, что мы расстаемся приятелями, но что ему придется навсегда «забыть» то, чему он был свидетелем на службе в охранном отделении.

Впоследствии, когда начались первые разоблачения Азефа, получило известность некое письмо, переданное наскоро в дверь квартиры одного «общественного деятеля» с предупреждением об Азефе. Письму этому в партийных кругах не придали значения, приписав его провокаторским приемам «охранки» ⁶⁵. Об этом письме в литературе об Азефе высказываются многочисленные и глубокомысленные замечания, однако я лично полагаю, что в деле этого письма мог каким-то образом сотрудничать Антипин.

Мимолетная встреча с ротмистром Федоровым у него на квартире оставила у меня впечатление, что мой предшественник по должности чрезвычайно рад новому своему назначению и спешит поскорее убраться подобру-поздорову, пока жив, из Саратова.

Вечером того же дня все жандармские офицеры города Саратова, прежний и новый начальники Саратовского охранного отделения, начальник губернского жандармского управления со своим адъютантом и тремя-че-тырьмя помощниками и начальник жандармско-полицейского управления Рязано-Уральской железной дороги с адъютантом и двумя-тремя начальниками отделений того же управления должны были встретиться на проводах ротмистра Федорова.

Ротмистр Федоров попадал на завидное место офицера Корпуса жандармов, состоящего в распоряжении министра внутренних дел и шефа жандармов П.А. Столыпина, незадолго до этого назначенного на эту должность с поста саратовского губернатора.

В то время имя Столыпина еще не прогремело на всю Россию, но в Саратове оно было окутано ореолом лучшего из губернаторов, и его преемнику, которого я застал на должности саратовского губернатора, только что до

Р ия\^в мемуарах

моего приезда вступившему в отправление своих обязанностей, графу Татищеву, приходилось долго испытывать на себе неудобство сравнений. А граф Татищев был далеко не заурядный губернатор!

Будущая близость ротмистра Федорова к министру внутренних дел невольно создавала у собравшихся на проводы приподнятость настроения. Симпатия провожавших к уезжавшему в Петербург жандармскому ротмистру была сильно подогрета. Проводы, устроенные в отдельном кабинете «Большой Московской гостиницы», были достаточно помпезны. Громадный стол был заставлен отборными закусками. Саратов недаром расположен у Волги, и все представители рыбного царства были распростерты на блюдах во всем великолепии. Икра всех видов, стерлядь, балыки, целый ряд блюд большого ужина с водками и винами - все это радовало глаз и отягощало желудок. Меня посадили за стол рядом с виновником торжества. По другую его сторону оказался местный полицмейстер Владимир Николаевич Мара-ки. Председателем за ужином был местный вице-губернатор ⁶⁶, человек пожилой, тучный и, видимо, большой любитель таких торжественных ужинов Через несколько месяцев он, кажется, ушел в отставку и вскоре скончался. Следующий за ним, по чину полковник, был человек далеко не светский, и за ужином это ясно чувствовалось. Он мало ел, мало пил, держался натянуто, боясь, видимо, уронить свое достоинство среди подчиненных. Его присутствие заметно связывало всех.