Охваченные членством
Шрифт:
Слава богу, я довольно быстро сообразил, что нужно делать, и мы часами придумывали ее «сны» вместе, где становились персонажами известных или только что сочиненных сказок, историй и событий. Именно эта игра помогала внедрить в сознание девочки многие нужные и полезные вещи, без вранья они просто скучны. Да это ведь и не вранье! Это особая форма освоения действительности.
Как правило, брехун черпает детали из того, что видит и знает, подтверждая тезис о том, что чего нет в ощущении, того нет и в сознании, но расцвечивает скучную реальность такими красками, что впору за голову хвататься. Некоторые родители так и делают! И
Первая любовь Роман
Нет такого отца на свете, который бы не дрогнул, узнав, что дочь собирается замуж. В моем случае это репетиция, поскольку моя дочь — первоклассница!
Мы с дочкой возвращались из музыкальной школы (начался период фортепьяно с ременным приводом) под мелким моросящим дождем по черной и промозглой улице. Букашка держала меня за руку и перепрыгивала через лужи.
От ее рождения я с большим интересом присматривался к этому человеку. Мальчишкой-то я был и, как устроена мальчишеская жизнь, помнил, но вот психология девочки для меня — планета загадок. Тем более собственная дочь. Иногда я даже не знаю, как с ней разговаривать. Она совершенно защищенный человек.
Например, я говорю:
— Почему за домашнее задание тройка?
— Ага! — отвечает моя дочь, нисколько не смущаясь. — А что бы ты хотел за такую работу! Это еще учительница добрая попалась! Я бы вообще за такую мазню двойку закатала бы или даже кол. Посмотри, грязь какая! И ошибки! Очень добрая учительница! У нее вот такая кофточка с розочками... Купи мне тетрадку с розочками...
— Чтобы ты там тройки получала?
— С розочками, может быть, и не тройка будет. Тетрадка же красивая!
Решительно, мужчина не может поспеть за извивами женской мысли.
И вдруг Букашка, обрызгав меня грязью из очередной лужи и посопев, спрашивает:
— Папочка, а мне паспорт скоро дадут?
— В шестнадцать лет.
— У... Как долго...
— На что тебе паспорт? Ты что, замуж собралась?
Не без гордости:
– Да.
— Это за кого же?
— За Диму (сосед по парте).
Преодолеваю психологический шок и как за соломинку хватаюсь за казачьи традиции.
— Интересно... А Никиту куды мы заподеваем? (Сколько раз в семейной педагогике меня спасало знание национальных обычаев.) А? Кто с Никитой на Дне матери-казачки выплясывал?
Шепотом:
— Ну, я... Так это когда уже было...
— А кому Никита ожерелье и зеркало дарил (ритуальные подарки)? А? Не слышу?
Со вздохом:
— Ну, мне....
— Ты мне не нукай! Не запрягла!
— Мне.
— Ты взяла аль нет?
— Ну, взяла...
— Без «ну».
— Взяла.
— А теперь вот какой-то Дима образовался. Все подружки, все казаки знают, что ты у Никиты подарки взяла, а теперь вот Диму откуда-то выкопала. Ты что, хочешь, чтобы его отец меня зарезал? Ты казачка аль нет?
— Казачка. Это же не я его жениться зову, а он...
— А ты чего?
— А я ничего.
— Неправильно. Вот ты ему скажи: «Я — казачка! Мне за кого отец скажет, за того я и замуж пойду!» Повтори!
Уныло:
— Я — казачка, за кого отец скажет, за того
и пойду...— И если вы в первом классе любовь крутить станете, я возьму нагайку и всему классу задницы надеру!
— Вот уж про «задницу» я повторять не буду! Это матные слова, папочка дорогой! К твоему сведению... Если хочешь знать!
Однако национальным лекарством большое чувство преодолеть не удалось. Пошли записочки, пошли перешептывания на уроках, за что влюбленные даже стояли столбом и были рассажены по разным партам. Но тогда пошли переглядывания и хождение на переменках за ручку. Пошли конфетки «для Димы», сокрытые от утреннего чаепития, и сникерсы в ответ. И стало ясно, что учебный процесс стал явлением вторичным, а на первое место выплыл роман, а школа со всеми учителями и уроками стали только обрамлением.
На моих глазах расцветала любовь! Пришлось прибегнуть к коварству.
— Слушай, Букашка! А давай этого, как его, твоего друга Диму пригласим к нам в гости!
Сияние в глазах, радуга над головой!
— Правда?
В урочный час три папильотки в кудрях, долгое стояние перед зеркалом, лучшее платье и белые колготки! Наконец звонок в дверь. Смущенная Димина мама впихивает его к нам в квартиру и ретируется.
Входит Дима. За ним Букашка, у которой на лбу аршинными буквами: «Вот мой избранник».
Избранник только из парикмахерской — благоухает, как клумба. С уголком платочка в кармане нового пиджака, с прилизанными и прилаченными вихрами. И что тут же отмечено восторженным взглядом Букашки — с бабочкой. Просто маленький лорд!
Избранник очень деловит.
Протягивая мне руку:
— Здравствуйте! Вы — писатель?
— Есть малость!
— Я тоже.
— Очень приятно, коллега. Над чем в настоящий момент работаете?
— Пишу книгу. Про астронавтов. Фантастику. Как бы «Звездные войны». Вы смотрели «Звездные войны»? Ну, по видику?
Полный восторг в глазах Букашки. Взглядом призывает меня восторгаться избранником.
— Извините, коллега, не смотрел.
— Это напрасно, напрасно... Очень хорошая картина...
— Я вообще, коллега, чувствую, что отстал.
Коварство же мое заключалось в поставленной на виду казачьей шашке. Маэстро сел в кресло, закинул ногу на ногу. Букашка, не смея дышать от восторга, замерла, как кукла на витрине. И тут взгляд фантаста-литератора падает на шашку.
— А это что у вас?
— Шашка.
— Настоящая?
— У нас, коллега, в доме все настоящее.
— А посмотреть можно?
— Вам все можно. Вы гость. Тем более мы — писатели!
Я был мальчишкой. Про эту публику я все знаю! Это девчонки для меня — омут темный, а мальчишек я знаю как облупленных! Не могло не сработать!
Через полчаса расхристанный и потный, с бабочкой на спине избранник носился по квартире с воплями, от которых кровь заледенела бы в жилах самых храбрых самураев. Шашка грозила превратить в труху всю нашу мебель, и я сто раз поблагодарил судьбу за то, что наша мама в сей романтический момент отсутствовала.
— Что это за придурок? — приветствовал избранника вернувшийся из школы мой старший сын Богдан. — Ты, дебил, угомонись! Счас как по башке тресну! Откуда этого эмбриона выкопали?
Но маэстро в экстазе ничего не воспринимал. Даже за обедом он косился на шашку и норовил поскорее запихать в рот котлеты и пирожное, чтобы опять заскакать, размахивая разящим клинком.