Окаянь 2

— Попытаюсь, — ответил Жагрин. — России, какой вы её помните по своему миру, здесь давным-давно нет, — подумав, начал он. — Россию упразднили подписанием договора Ассамблеи Ведущих Держав Мира. Америки, Великого Турана и Джунго… Китая то есть, — пояснил бригадир. — Сразу после операции «Завершающий удар». Шестьдесят лет назад. Недавно дату отпраздновали. Теперь у нас Союз Свободных Сибирских Республик. СССР. В составе Сибирской Республики, Якутии, Дальневосточного Иерусалима и Приморья. Приморье, правда, особняком числится. Вроде бы в составе Сибири, но вольная коммерческая зона. Там китайцы больше заправляют.

— То есть, мы сейчас на территории этой вашей Сибирской Республики? — уточнил капитан.

— Нет, — мотнул головой Жагрин. — Мы сейчас на территории Великого Турана. Топь туркам и турецким усакам принадлежит. До Ледовитого океана.

— Турки в Сибири? Окаянь какая-то, — пробормотал мичман. — Других слов я просто не нахожу.

— Подожди, Борисыч, — капитан явно не ожидал услышать подобное и сейчас пытался хоть как-то справиться со своими эмоциями. Это было видно по его лицу. — Как турки оказались у вас в Сибири? Вы же, вроде, защищать её обязаны были? Силами этой самой своей самообороны. Отвечай …те, капитан! — едва сдерживая себя приказал Сыч.

— Эта часть Сибири туркам уже давно отошла. Я тогда ещё не капитанствовал. Да чего там, меня тогда даже в проекте не было. Мамка с папкой ещё встретиться не успели, — Жагрин демонстративно-неторопливо потянулся к коробке, вытащил из неё два пакетика чая и бросил в придвинутый к себе стакан. Дотронулся до хромированного чайника. — Горячий. Самоподогрев? — командир корабля нетерпеливо кивнул. Жагрин наполнил стакан кипятком. — Я простой служака, — продолжил он, наблюдая, как чаинки в пакетиках окрашивают воду. — Приказали шагать – шагаю, приказали копать – копаю. За уставные рамки вылезать, только нервы зря тратить. Каждый в армии знает: инициатива наказуема. Поэтому существующий миропорядок не в моей компетенции. Или у вас как-то по-другому?

— Намёк понял, — после недолгой паузы кивнул командир корабля. — Согласитесь, Арсений Иванович, слышать всё это нам очень трудно. Ещё труднее принять. Слишком уж кардинальные произошли изменения. И не в лучшую для нас сторону. Вообще не в лучшую сторону, — он на минуту задумался, постукивая по столешнице пальцем, потом предложил: — Давайте для начала просто обменяемся информацией. Не залезая в дебри. Исторические, политические и… прочие. Вы в общих чертах расскажете, что у вас здесь происходит, а мы потом уточним, непонятные моменты и в свою очередь ответим на ваши вопросы. Идёт?

— Идёт, — Жагрин отставил стакан с чаем в сторону.

Бригадира Зотагин слушал вполуха. Тот рассказывал об американцах с турками и о том как они поделили между собой мир на зоны влияния, после того, как этот мир едва не скатился к большой войне. Она зримо замаячила, когда после затяжных региональных конфликтов, страны обменялись ядерными зарядами. Россия в ответ на удар по Москве подорвала в Ла-Манше какую-то чудовищную торпеду. Взрыв был такой силы, что не только от прибрежной мелочи, вроде всяких там Люксембургов с Нидерландами следа не осталось, – гигантская волна тогда почти всю Францию снесла и до Германии достала, а новый корвет британских ВМС прямо на крышу Букингемского дворца нахлобучила. Такого России не простили и вынесли приговор. Нанесли тот самый завершающий удар.

Зотагин обо всём этом знал ещё со школы. И об ударе, и о том, как потом победители делили Россию. Ивин на своих уроках рассказывал. И что? Какая ему разница, кто миром правит, если он этих правителей никогда не видел и никогда не увидит. Политикой Зотагин не интересовался. Некогда было. Да и опасно, как потом оказалось. За решётку угодить можно. Осокин, вон, побывал из-за неё в концлагере и теперь политический на всю оставшуюся жизнь. От такого клейма не отмоешься. Поэтому ну её, эту политику, куда подальше. Его и так всё в жизни устраивало. Пока та дура туда не влезла. Зотагин прекрасно понимал капитана с мичманом. У них тоже отняли привычную жизнь и бросили в чужой непонятный мир. И ни у него, ни у них возврата к прежнему нет и не предвидится. А от будущего ни ему, ни им тоже ничего хорошего ждать не приходится. Хоть волком вой!

В рассказе об экспедиции, капитана особо заинтересовали провалы во времени. Жагрин подтвердил, что они могут быть напрямую связаны с появлением здесь их корабля, но причину возникновения этих провалов не знал. Ни о чём подобном ни от кого раньше слышать не приходилось.

Дзьонь с Жиртуевым здесь приняли самое непосредственное участие, многое добавляя от себя. Зотагину тоже пришлось рассказать, как возле речушки их на несколько минут занесло в какое-то море. То, что они оба раза возвращались обратно, обнадёживало, что и моряки могут к себе вернуться, но особой уверенности не придавало. Американцы-то ведь так и остались в прошлом. Хотя, как знать, может всё-таки вернулись и кукуют сейчас где-то посреди тайги.

По мере рассказа командир корабля всё больше мрачнел, то и дело играя желваками. Услышанное выходило за рамки его понимания. А полное отсутствие у сибиряков не только боевого, но даже флота вообще, о чём, как о само собой разумеющемся, сообщил Жагрин, капитана просто взбесило. Однако взрыва не произошло: помешал вызов с мостика.

— На траверзе в четырёх кабельтовых экраноплан. Принадлежность установить не удалось, — доложил вахтенный.

— Пусть выведут картинку сюда, — пересилив эмоции, спокойным голосом приказал капитан.

Экран монитора на стене посветлел и через секунду отразил водную гладь с красноватой дорожкой от заходящего солнца. Сбоку виднелась скала с неутихающим птичьим базаром, а вдалеке среди волн едва различимо просматривался распластанный серый силуэт. Тот самый экраноплан. Через мгновение камера показала его крупным планом. Короткими рудиментарными крыльями и узким корпусом экраноплан походил на самолёт.Сверху высокого киля у основания стабилизаторов крепились гондолы двух реактивных двигателей. В центре фюзеляжа виднелся непонятный обтекаемый нарост.

— Никогда такого флага не видел, — вгляделся в его изображение на киле экраноплана мичман. — В наших справочниках, товарищ капитан, ничего похожего точно нет.

Слева треть флага занимало синее поле с рядами белых звёзд. По остальной его части шли горизонтальные красно-белые полосы. Нижняя была окрашена в цвета радуги.

— «Гарпия» это, — определил тип экраноплана Жагрин. — Американцы. С военно-морской базы на Качирах, что в Иртышском заливе. Они у османов её арендуют.

— Звёзд на флаге многовато, — заметил мичман.

— Сто пятьдесят пять. По количеству штатов на обеих Америках.

— Даже так? — скрипнул зубами Сыч.

Тем временем экраноплан, кроваво сверкнув отражением заката на узких стёклах кабины пилотов, стал носом к острову. Из-за его правой плоскости вылетел катер и направился в их сторону.

— Американцы, значит… — прищурился Сыч. — А ведь здесь начальства над нами нет. Следовательно действуем самостоятельно, но в полном соответствии с Корабельным уставом Военно-Морского Флота. Напомните, Виталий Борисович, что там говорится по этому поводу? — кивком указал он на экран монитора, где катер с экраноплана преодолел уже половину пути.