Оказалось, это не мой выбор

Чем больше пальцы стирались о пустые страницы, тем больше мне хотелось ударить эту книгу, нет автора.

Неизвестное раздражение вызывалось, при одном виде пустых страниц. Мне казалось, на меня плюнули! Нет, начали издеваться! Неприятное ощущение, которое перешло в злость. Мои пальцы сжали книгу сильнее.

Пружина лопнула.

— Как же ты меня бесишь, — сказав это книге, я взял и со злостью кинул её куда-то в сторону. После чего, из меня словно пар пошел от нагрева. Я ощутил, как сложно было держать себя в руках. Мне хотелось ещё подобрать книгу и подпалить её, сжечь до тла!

Сам пепел сжечь.

«Пфф», словно до этого, мой разум был затуманен. Выдавив из себя такой жалкий звук, я закрыл глаза рукой. Уже и не заметил, как адаптировался к такому изображению. От него больше не воротит, оно больше не вызывает тошноту и рвоту.

Небольшой пот проступил на лбу. Его я стер рукавом, после чего обратил взор на книгу.

— Что ж ты такое?

«Сколько страниц я перелистнул, прежде чем моя злость вышла из-под контроля? Пять? Десять?»

В книге было явно больше ста страниц. Для кого она? В чем её суть?

«Крик души», на вид обычная книга, только с каждой секундой ты все больше хочешь её порвать или швырнуть, прямо как я недавно сделал.

Хорошо, что Мавка этого не видела.

Как-то отбила эта книга у меня желание осматривать другие ценности. Если книги — свет, то эта явный признак губительной силы света, либо же хуйня, которую специально подложили сюда.

Думаю, я так себе, поэтому просто перенес книгу на законное место, в мусорку, хотел сказать, но оставил её на полке, пометив себе, что: «Нахуй книги». Какие-то они слишком злые для меня.

Вместо книг, решил я сойти с дерева. По цельным деревянным ступенькам, я медленно и неторопливо сошел на землю. Вдали виднелись, затемнённые деревья, которые чем-то напоминали мне гигантов. Из-за зрения, определить что-то с большой точностью было так же легко, как на байке заехать на вертикальную стену.

Оглядываясь по сторонам, было легко уловить зелёный цвет окружения. Словно в оранжереи. Я там никогда не был, но родители были, те рассказывали, как много там разных цветов и травок. Не понимал я их восхищение природой.

Медленно, ступая как по краю обрыва, я шел по выдуманной прочерченной линии, которая в сути своей вела меня подальше от большого дерева.

«Как же сложно». Идти, шагать своими собственными ногами было невероятно сложно. Словно шел не по земле, а канату, натянутом меж двумя небоскрёбами. Какую неоцененную помощь, мне оказывали мои друзья. Эшли и Алиса.

Задорная и всегда веселая, несколько раздражающая и всецело добрая Эшли. Была ли она такой же при жизни? Встречал я её лишь только при выходе из камеры. Наше знакомство полетело нахуй с самого начала. Она вывихнула мне руку, а потом с улыбкой на лице назад её вправила. Я был бы лжецом, если бы сказал: «Она неплохая девушка». Мое первое о ней впечатление было «ненормальная баба». Потом она меня спасла. То отразилось во мне на всех аспектах.

С тех пор она показывает хорошие результаты. Я знаю её недолго, но даже так.

«Эшли хорошая девушка».

С Алисой все было наоборот. Она впервые предстала предо мной мученицей, которая стремилась найти спасение в самоубийстве. Позже, она оказалась полностью некомпетентным компаньоном. Вечно что-то недоговаривала, забывала или вовсе исчезала. Как с такой своенравной мне ощущать себя в безопасности?

Мой ответ на вопрос, а какая она, Алиса?

«Хуевая, эта ваша Алиса». Ощущается, что человек с гнильцой. Да, мне её жалко во многих смыслах, и я хочу её поддержать, чтобы та стала относиться ко мне более открыто и честно, но моих сил не хватает, на то, чтобы открыть её закоченевшее сердце. Она была моим ложным спасителем.

Выйдя на неведомую мне поляну, та напомнила мне недавние события. Огромный монстр. Высоченная махина, от которой я убегал. Сколько времени прошло с тех дней? Двадцать? Тридцать дней? Ощущение, что прошло больше нескольких лет.

— Однажды в поле, гуляла девочка, — остановившись, из-за моей спины послышался голос. Бархатный голосок, который кружился в воздухе. Нежный и красивый.

У меня чуть сердце не остановилось, когда сзади внезапно раздался звук.

— Она была невиннее белоснежных лепестков, чистее голубых небес.

Вторая девушка, из трио зеленокожих дриад. С платиновыми волосами и родинкой под глазом. Кокетливо улыбнувшись она кивнула головой, после чего села на поляне и начала собирать цветы. Меня приглашали?

— И вот, блуждая по невиданным доселе чащам, девочка заблудилась. Её счастье было так велико, что она и не заметила, как зашла слишком далеко.

Её имя, кажется, было последним… Надя была со мной в дереве, остаётся две.

— Вера!

— Люба, — я не сумел выбить страйк. Приостановив рассказ, она поманила меня рукой, указывая на место около неё.

— Да, я и тут…

— Не стесняйся, мне же надо как-то загладить вину, — мягкий и вкрадчивый голос в купе с пышной внешностью девушки заставляли мое тело громко и чётко кричать «YES!» И лишь свежайшие воспоминания в голове были стеной, на которой огроменный словами было выцарапано, моими же руками «NO!». Словно в болоте, медленно утопая в двух совершенно противоположных направлениях.

— Надя же тебе поведала о том, что это было не специально?

— А?.. — на миг я пришел в себя, покачав головой. — да, только она не объяснила, почему так?

«Почему так нахуй? А не по-другому?!»

Понимающий кивок пришел от Любы. Она приставила палец к губам в жесте, который означал быть тише.

— Естественно она тебе этого не скажет, — казалось, в этот момент, её улыбка достигла своего пика. — она стесняется.

Я отзеркалил последнюю фразу, чем вызвал кивок.

— Все дело в том, что у женщин есть такой период, при котором нам становиться очень-очень плохо.

— Это ужасно, — схватившись за голову, я был не в силах принять это. Если есть такой период, значит он повториться?! Нихуя я тут встрял!

— Не то слово, в этот период, мы наиболее уязвимы, наш эмоциональный фон нестабильный, и мы открываем миру свои самые плохие качества, — при упоминании всего этого, она помассировала себе живот.

Если это и вправду так, то злиться на них и вправду не имеет смысла, если бы не одно, но.

— Ты мне все равно не доверяешь? — наклонив голову, та, казалось пыталась своими зоркими глазами найти в моих словах брешь.

«Как тебе вообще можно верить? Если у вас есть такие качества, как садизм, о каком доверии может идти речь?»