Океан безмолвия
Шрифт:
Думаю, я так и буду состоять из осколков. Я могу их передвигать, переставлять в том или ином порядке — в зависимости от того, какой выдался день, какой мне нужно быть. Я могу стремительно меняться, превращаясь в десятки разных девчонок, и ни одна из них не отражает мое истинное «я».
Мы сидим за столом, едим блины, приготовленные из блинной муки. Даже Ашер теперь молчит. После завтрака я иду в свою комнату, ищу новые интересные имена, чтобы пополнить ими свою настенную коллекцию. Из окна вижу, как к дому подъезжает Аддисон, но вниз не спускаюсь. Я никогда не познакомлюсь с ней, но Ашер прав: она очень красивая.
Во второй половине воскресного дня, в начале шестого, я сажусь в свою машину. Меня все провожают. Мама напоминает мне прислать эсэмэску, когда доеду, сообщить, что
Возвращение домой сродни культурному шоку. Другой дом, другое лицо, другая одежда, другое имя. То же одеяло. Порой мне кажется, что я была бы не прочь уложить Ашера в коробку и увезти его с собой к Марго. Хотя тогда бы он увидел, какая я там. Понял бы, что мое душевное состояние не улучшилось, а скорее ухудшилось. И мне снова придется столкнуться с разочарованиями и утраченными надеждами, от которых, собственно, я и сбежала к Марго. К тому же с первого взгляда он меня не узнает, а когда узнает, пожалуй, будет набрасываться с кулаками на всякого парня, который станет пялиться на меня как на Белоснежку из голливудского мультика.
К тому времени, когда я доберусь до Марго, будет уже восьмой час. Я специально так рассчитала, чтобы не пришлось решать, идти на ужин к Дрю или нет. Мне немного совестно, что ни я, ни Джош не решились сказать ему, что мы много времени проводим вместе. В общем-то, я не против, чтобы Дрю это знал. Думаю, он наконец-то усвоил, что, сколько бы спиртного я ни выпила, сексом с ним заниматься не стану, поэтому дело не в этом. Проблема в том, что Дрю неизбежно задастся вопросом, как мы проводим время, если я не разговариваю. Пусть его подозрения будут беспочвенны, это все равно подозрения, а мне они ни к чему. К тому же, если честно, школа, Марго, все прочее — это одно, а те часы, что я провожу с Джошем в его гараже, принадлежат только мне. И пока я не хочу делиться ими. Джош, судя по всему, тоже ничего не сказал Дрю.
Глава 19
— Настя на ужин не успеет. Она попросила, чтобы по дороге на работу я завезла вот это. — Блондинка, появившаяся на пороге моего дома, протягивает мне высокий искусно глазированный торт. По краю блюда синий узор из «огурцов». Последний раз такую тарелку, с печеньем, я видел на своем крыльце.
— Попросила? — скептически спрашиваю я. Значит, она разговаривает не только со мной? Выходит, она солгала мне? Не знаю почему, но меня это задевает. Сильно.
— Она написала этот адрес, а под ним: «Завези. Воскресенье. 5.45». Внизу приписала «пожалуйста». Такой «разговорчивой» она со мной уж сто лет не была. — Голос раздраженный. Видимо, ей досадно, что приходится что-то мне объяснять.
— Ладно. Спасибо. — Я беру торт у нее из рук.
Блондинка смотрит на меня, будто ждет чего-то. Спрашивает:
— Ты кто?
— Джош Беннетт. — А ты кто?
— Можно войти?
Я несколько ошарашен ее просьбой, но показаться грубым не хочу. Снова смотрю на нее. Тощая, загорелая, белокурая, явно не серийный убийца в моем представлении. Впрочем, на Настю тоже не похожа. Очевидно, это и есть та самая тетя, о которой говорил Дрю. Я шире открываю дверь, пропуская ее в дом. Она переступает порог. Не знаю, что ей от меня надо, разве что Настя затеяла со мной какую-то игру, о которой я понятия не имею, и этой женщине известно нечто такое, что неведомо мне.
— Марго Трэверс. Настя живет у меня. — Она протягивает руку. Я в ответ приподнимаю торт. — Послушай, я не собираюсь ходить вокруг да около, мне скоро нужно быть на работе, да и, честно говоря, не люблю я этого. — Так. — Даже если бы мне не пришлось завозить торт, в эти выходные я все равно бы сюда пришла: хочу выяснить, что происходит. — Трудно сказать, что во мне сильнее: нервозность или любопытство, но она завладела моим вниманием. — В телефоне Насти установлена программа слежения. — Марго на секунду умолкает. Очевидно, дает мне возможность отреагировать. Я не реагирую. — Периодически я справляюсь о ее местонахождении, и несколько недель назад высветился этот адрес. Я стала проверять
чаще, и знаешь, что обнаружила? — Разумеется, знаю, и ты знаешь, что я знаю. Спрашиваешь лишь эффекта ради, потом все равно сама скажешь. — Этот адрес появлялся снова и снова — в девять часов, в десять, в одиннадцать. Иногда в полночь. — Так и есть. Я не подтверждаю, не отрицаю. Пусть говорит, пока не задаст прямой вопрос. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спрашивает она и выжидающе смотрит на меня.— Вас интересует что-то конкретно? — Такое чувство, будто я в седьмом классе и мы играем в игру «кто кого переглядит».
— Что происходит?
— Почему вы у нее не спросите?
Марго смотрит на меня, словно говоря: «Ну да, конечно».
— Она со мной не разговаривает.
Каждый раз, когда Марго умолкает, ее взгляд скользит по комнате, будто она высматривает коллекцию порнофильмов или вход в тайную лабораторию по производству метамфетамина. Во мне закипает возмущение: эта женщина чуть ли не силком выталкивает Настю из дома с Дрю — нашла кому доверять! — а мне тут устраивает допрос с пристрастием. Может, дело в том, что Дрю открыто приходит к ним домой, стучит в дверь, приглашает Настю на воскресный ужин под надзором его родителей, а я разрешаю ей тайком, поздно вечером, отсиживаться в моем гараже, где взрослыми и не пахнет.
— Тогда с какой стати я должен вам что-то рассказывать? — отвечаю я, понимая, что веду себя, как ребенок. И тут же до меня доходит, о чем на самом деле спрашивает Марго, что именно ей хочется знать. И вовсе не то, что я подозревал поначалу. Эта женщина не пытается выяснить, приходит ли ее племянница сюда тайком, чтобы заниматься сексом. Ее интересует, говорит ли она со мной. Я делаю глубокий вдох, потому что теперь мне хочется поскорее положить конец нашему разговору, и, если я дам гостье какой-нибудь ответ, возможно, он ее устроит и она от меня отвяжется. К тому же не исключено, что в противном случае она начнет устанавливать правила или запугивать меня, а я не терплю ни того, ни другого. Пусть сам я пока еще не решил для себя, хочу ли, чтоб Настя торчала у меня все время, но не допущу, чтобы кто-то другой решал это за меня. Я отвечу, но ради собственной выгоды, а не в угоду Марго. — Она в моем классе по труду. Сильно отстает. Вот и приходит сюда вечерами, когда совершает пробежку, — чтобы посмотреть, как я работаю.
Гостья долго смотрит на меня. Интересно, что она ответит?
— И все? — В ее голосе слышится разочарование. Она снова прищуривается. — И твои родители не возражают, что Настя торчит здесь в такое время?
— Ничуть. — В принципе, это не ложь. В принципе.
— Где Настя? — приветствует меня мистер Лейтон, как только я прихожу к ним на ужин. Миссис Лейтон, услышав его вопрос, секундой позже появляется из-за угла. Музыка уже играет, и я сразу понимаю, что это выбор Сары. Я предпочел бы слушать визг циркулярной пилы, но здесь не принято критиковать музыкальный вкус того, кто отвечает за музыку для застолья на той или иной неделе.
— Настя не придет? — спрашивает миссис Лейтон, забирая у меня торт. Судя по ее тону, она искренне разочарована. — А это откуда?
— Тетя ее завезла сегодня после обеда. Сказала, что Настя просила передать вам.
— Какая милая девочка! — восклицает миссис Лейтон, унося торт на кухню. Не знаю, найдется ли на свете еще один человек, который назвал бы Настю милой девочкой. Может, мама Дрю видит в ней то, что скрыто от всех остальных?
Сегодня за столом нас всего пять человек, как это не раз бывало в прошлом, когда я ужинал здесь по воскресеньям. О Насте мы не говорим, пока не наступает время десерта и на стол не приносят торт.
— Чокнутая она, — говорит Сара, довольная тем, что наконец-то у нее появилась возможность позлословить о Насте в ее отсутствие. И смотрит на меня, когда произносит это. Я отвожу взгляд, потому что Сара меня бесит.
— Сара, не всем живется так легко, как тебе. У некоторых есть проблемы, и ты должна научиться сопереживать, а не осуждать. — Миссис Лейтон пронзает дочь суровым взглядом, которым она постоянно приструнивает нас троих, — четверых, если учесть мистера Лейтона.
— Поэтому вы ее приглашаете? — Проклятье. Интересно, голос у меня такой раздраженный, как мне кажется?