Океан сказаний (сборник)

Так наказала она Канакаманджари, и та, нарядившись подвижницей, уложив пирамидой волосы на голове, с четками в руке, поспешила в стан к царевичу и, смешавшись с его приближенными, разглядела его, подобного Божеству, покровительствующему оружию Бога Камы, способного очарованием победить весь мир. И тотчас же сердце ее было похищено его красотой, и она подумала, словно углубившись в самадхи: «Если не сойдусь я с ним, значит, напрасно я родилась! Будь что будет, а я этого добьюсь!»

Приблизилась она затем к нему, благословила и дала камень драгоценный. Он принял его с благодарностью, а она сказала: «Не раз видела я действие этого лучшего из камней. Пока ты его держишь, любое оружие врага будет остановлено, а отдаю я его тебе восхищенная твоими достоинствами — не мне он нужен, а тебе, царевич». И, сказав так, удалилась она, отговорившись тем, что дала обет жить только подаянием, хотя и оставлял ее царевич погостить.

Сбросив одежду подвижницы и сделав печальное выражение лица, явилась она к Хансавали и, когда стала та расспрашивать ее, рассказала такую небылицу: «Хоть и не должно говорить об этом, но из преданности открою я тебе великую тайну. Когда, одевшись подвижницей, явилась я в стан царевича, подошел ко мне вдруг какой-то человек и спросил: «Не знаешь ли ты, почтенная, как бесов изгонять?» Услышала я это и ему, который, как показалось мне, был пратихарой, ответила: «Хорошо я это дело знаю. Подумаешь, невидаль какая! Это для меня пустяки!» И тотчас же отвел он меня к царевичу Камалакаре, и увидела я его корчившегося, мучимого бесом, увенчанного рогами, а около него стояли успокаивающие снадобья, а на нем самом был надет исцеляющий талисман. Сделала я тогда несколько движений, будто заклинала его, и сразу же вышла оттуда, сказав при этом, что приду на следующее утро, чтобы избавить его от недуга, а затем, крайне удрученная неожиданно увиденным, поспешила сюда, чтобы все тебе рассказать».

Выслушала Хансавали из ее уст всю эту ложь, и поразила она ее, как удар грома. Тогда сказала она, простодушная, Канакаманджари: «Хоть и хорошо рукоделье судьбы, она сама себе завистница — все портит. Вот ведь даже на светлый лик луны посадила пятно! Выбрала я себе мужа, а теперь и думать о нем не могу! Уж лучше умереть мне или скитаться в лесу! Скажи же, что мне делать?» — спрашивала простодушная Хансавали обманщицу Канакаманджари. А та ей: «Когда придет время свадьбы, вели кому-нибудь из служанок надеть твой свадебный наряд, и, пока все будут суетиться около нее, ты куда-нибудь убежишь!»

Выслушав такой совет, попросила царевна предательницу: «Так ты и нарядись в мое платье для венчания с этим царевичем. Кто же еще так верен мне и так похож на меня?!» И ответила ей на это злодейка Канакаманджари: «Найду я какой-нибудь способ так устроить, а ты, коли веришь мне, поступай так, как я скажу!»

Так подбодрив царевну, пошла она к своей подруге Ашокакари, от которой у нее не было секретов, и открыла ей все, что задумала совершить, и вместе с ней стала прислуживать совсем отчаявшейся Хансавали, послушно делавшей все, о чем говорила ей Канакаманджари.

Пришел день свадьбы, и, когда наступил вечер и все были заняты встречей царевича Камалакары, прибывшего в сопровождении пеших воинов, всадников и слонов, отвлекши чем-то других служанок, Канакаманджари увела царевну Хансавали, словно желая нарядить ее, в потаенные покои, а там сама оделась в ее одежду, а ей отдала платье Ашокакари, а свое отдала той. Когда же сгустился ночной мрак, сказала она Хансавали: «Если выйдешь ты из города через западные ворота, то всего в одном кроше от них стоит старое высокое дерево шалмали. Ступай к нему и спрячься в нем, да жди, пока я не появлюсь. Когда закончится обряд, обязательно я приду к тебе».

Согласилась Хансавали на то, что предложила ей коварная подруга, — одетая в одежду Ашокакари, она вышла из антахпура в ночную тьму, незаметно прошла через ворота, заполненные народом, и добралась до того дерева шалмали. Как увидела она мрак, таившийся в расщелине его ствола, испугалась и не вошла в нее, а забралась на росшее рядом дерево вата, уселась там, скрытая листьями, и стала высматривать, не идет ли ее подруга-предательница. Ведь не знала простодушная царевна о подлой натуре Канакаманджари.

А тем временем в царском дворце, когда наступил благословенный час, привел царь к алтарю Канакаманджари, одетую, как Хансавали, и Камалакара взял ее в жены. И никто в сумерках не заметил обмана, даже когда жених поднял покрывало невесты, чтобы взглянуть ей в лицо. Когда же завершился свадебный обряд, Камалакара вместе с мнимой Хансавали и Ашокакари, выдававшей себя за Канакаманджари, поспешил к себе в лагерь так быстро, словно спешил не утратить расположения благоприятных к нему созвездий. Он тоже выехал из города через западные ворота и через некоторое время доехал до дерева шалмали, вблизи которого стояло дерево вата, укрывшее обманутую Хансавали. Когда приблизился его слон к дереву, словно в страхе обхватила мнимая Хансавали Камалакару и на удивленный вопрос его в притворном испуге прошептала: «Знай, благородный, что приснилось мне, будто из этого дерева выскочила ракшаси, принявшая образ женщины, и схватила меня, чтобы сожрать. Но вдруг явился какой-то брахман и вызволил меня, успокоил и сказал так: «Это дерево, доченька, надобно сжечь, а ту женщину, которая из дерева выскочит, тотчас же нужно бросить в огонь, и будет тебе от этого благо!» И, сказав это, он исчез, а я проснулась. А вспомнила я об этом при виде этого дерева и испугалась».

И когда она все это рассказала, приказал Камалакара своим слугам: «Спалите и дерево, и ведьму!» Сожгли они то дерево, и мнимая Хансавали решила, что настоящая Хансавали тоже сгорела вместе с деревом, так как никто из огня не выскочил, и была этим довольна. Камалакара же, считавший, что обрел подлинную Хансавали, прибыл к себе в лагерь, а на следующее утро поспешно отправился в свой город Кошалу. А там отец, обрадованный быстрым завершением дела, помазал его на царство, а когда удалился на святое подвижничество в лес, стал Камалакара править землей, а обманщица Канакаманджари, выдавшая себя за Хансавали, была ему женой. А что до поэта Маноратхасиддхи, то он, опасаясь за свою жизнь, постарался уехать подальше от дворца.

А Хансавали, сидевшая в ту ночь на дереве вата, услышав и увидев все, поняла, что случилось: «Обманута я!» Когда же удалился Камалакара, подумала: «О, горе! Обманом похитила у меня супруга подруга-предательница! Хочет она ради спокойствия своей души спалить меня! Кому не причинит горя доверие к злодеям?! Так кинусь я в пламя пылающего дерева шалмали и избавлюсь ценой моего ненужного тела от долга этому дереву, сожженному из-за меня!» Так горько сетуя, спускалась она с дерева, решившая уже, что жизнь ее ничего не стоит, но, когда спустилась на землю, словно по воле судьбы, вернулась к ней рассудительность, и она подумала: «Но зачем мне губить себя напрасно? Если останусь жива, то вскоре сумею достойно отплатить нарушительнице дружбы. Ведь когда батюшке, охваченному лихорадкой, явился Вишну и сказал ему, что избавится он от болезни, если я прикоснусь к нему рукой, Бог ведь еще и предсказал: «Будет мужем Хансавали царевич Камалакара, но какое-то время придется ей немного помучиться». Так пойду я куда-нибудь да посмотрю, что будет!» И пошла она по лесу, где не было ни одной живой души, а когда далеко ушла от того места, и устала, и стала спотыкаться, ночь словно из жалости к ней удалилась, желая дать ей увидеть дорогу, а занимавшийся день словно из сострадания, рожденного ее видом, уронил слезы росы, и солнце, друг добродетельных, как будто желая стереть с ее лица слезы, утешить и обнадежить ее, протянуло к ней лучи-руки свои.

Немного приободрившись, шла она не по большой дороге, а тропинками, избегая взглядов людей. Больно резали ей ноги острые стебли травы куша, а она шла и шла и, наконец, достигла леса, полного птиц, — словно обрадовался он при ее появлении и зазывал ее к себе их криками:

«И-ди! И-ди! И-ди сю-да!» Вступила она, усталая, в тот лес, любовно овевавший ее колышущимися на ветру лианами, опутавшими деревья, и увидела, тоскующая по возлюбленному, лес в весеннем цветении, и перекликались в нем на цветущих магнолиях коялы. Удрученная, подумала она так: «Хоть и обжигает меня здесь ветер, дующий с гор Малайа и несущий красноватую цветочную пыльцу, и бьют меня, словно ливень из стрел Камы, падающие с деревьев цветы, вокруг которых гудят пчелы, но останусь я здесь и буду приносить жертвы этими цветами супругу Лакшми, пока не избавлюсь от грехов». И, решив так, осталась она там, и совершала омовения в прудах, и питалась плодами, и приносила жертвы Вишну, мечтая о встрече с Камалакарой.

Тем временем в Кошале случилось так, что Камалакара заболел — напала на него лихорадка, и забирала она его через каждые четыре дня. Перепугалась, видя это, мнимая Хансавали, Канакаманджари, и подумала тогда: «Одного только я боялась — что Ашокакари может выдать мою тайну. А тут другая беда явилась. Рассказывал мне прежде повелитель, что когда отец Хансавали мучился от лихорадки, то исцелило его одно прикосновение руки дочери. Ну, как теперь, когда самого Камалакару лихорадка терзает, вспомнит он об этом? Нет ведь у меня такой силы — обнаружится все, и погибну я! Рассказывала мне, правда, одна йогини о заклинателе лихорадки — что, если умилостивлю его, этого погубителя лихорадки, по всем правилам? А для этого убью я как-нибудь Ашокакари, потому что, только если умилостивить его, принеся в жертву человеческие внутренности, выполнит он мое желание. И лихорадка у царя пройдет, и Ашокакари не будет — от обеих бед разом избавлюсь! Иначе не могу я быть спокойна!».