Океан. Выпуск двенадцатый

Судовые колокола и сегодня есть на каждом военном корабле и на судах торгового флота. Отливают судовые колокола из специальной «колокольной меди» — сплава меди, олова и цинка. От пропорции этих металлов зависит «голос» колокола. В былые годы особо благозвучные колокола получались, когда в колокольный сплав подбавляли серебро. В наше практическое время обходятся без драгоценных металлов.

На нижней кромке колокола по окружности написано имя корабля, на котором колоколу предстоит «нести службу». Когда-то корабли строили редко. Для каждого из них отливали отдельные колокола, и название корабля отливали вместе с колоколом. В наше время имя корабля или судна просто гравируют на гладкой поверхности колокола. Но так или иначе, судовой колокол — это как бы визитная карточка корабля.

На кораблях с давних пор с особым почтением относились к судовому колоколу. Как и сегодня, сотни лет назад матросы до блеска начищали судовые колокола и другие медные части, или «медяшку», как говорили моряки. И сегодня приятно видеть, как во время приборки матрос усердно «надраивает до тысячи солнц» колокол своего корабля. Так что судовой колокол — это не только «визитная карточка», но еще и «экспресс-аттестация» его экипажа. Если судовой колокол содержится в порядке, обычно и служба на корабле несется исправно.

И как прежде, каждые полчаса вахтенный матрос берется за толстую, потолще большого пальца, короткую, сплетенную с кнопом на конце снасточку, прикрепленную к языку колокола, она называется «рында булинь», и отбивает склянки — серию ударов. Услышав звон колокола, все члены экипажа безошибочно узнают, сколько сейчас времени и не пора ли им собираться на вахту.

И, как прежде, в часы досуга старослужащие матросы разыгрывают новичков:

— Какая самая короткая снасть на корабле? — спрашивают они и сами же отвечают: — Рында булинь.

— А какая самая длинная?

И пока новичок пытается вспомнить, какая же снасть длиннее других, подсказывают с улыбкой:

— Язык нашего боцмана.

…Стоят на рейде боевые корабли и торговые суда. Натянуты их якорные цепи. В темной воде отражаются огни. Тишина. И вдруг почти одновременно со всех сторон раздается мелодичный перезвон колоколов. Их звуки плывут в прозрачном ночном воздухе, радуя сердце настоящего моряка. Это вахтенные отбивают время.

Как и прежде, в уставе есть команда: «Склянки бить!» Это традиция. Моряки так привыкли к этому равномерно повторяющемуся перезвону, что и в пружинных судовых часах, циферблат которых разбит на 24 сектора-часа, часто сделано устройство, которое негромко, но внятно отбивает склянки.

В наше время на кораблях есть тифоны, гудки, ревуны, спикеры и мегафоны, во много раз усиливающие человеческий голос, есть радио и другие средства оповещения находящихся в опасной близости судов, но судовой колокол и сегодня не потерял своего первоначального значения.

И когда где-нибудь в Английском канале, например, непроглядный туман внезапно упадет на море, на мостик выходит вахтенный офицер, какой-нибудь мистер Джон, и, не вынимая изо рта трубки, командует: «Ring the bell!»

Отсюда, между прочим, пошло и название, которым корабельные языкотворцы «окрестили» судовой колокол. Создавая регулярный флот, Петр I заимствовал термины и команды на иноязычных флотах. «Занял» он и эту команду: «Ring the bell!», означающую «бить в колокол». Офицеры подавали эту английскую команду, а матросы послушно ее выполняли, не задумываясь о значении слов. Но очень скоро палубные острословы на свой лад переделали эту команду. «Рынду бей» — получилось у них по созвучию.

Эта команда и привилась на флоте. А так как бить можно кого-то или что-то, скоро и сам судовой колокол стали называть рындой. Строго говоря, это неверно. Рындой во времена парусного флота называли особый бой судового колокола. Ежедневно, когда солнце достигало зенита, трижды отбивали тройные удары на корабле, оповещая экипаж о том, что наступил истинный полдень. Этот троекратный колокольный звон и назывался рындой. Обычай бить рынду отжил свой век, а название обычая перешло к колоколу. Сейчас его часто называют рындой.

Так или иначе, судовой колокол, прослуживший на флоте не одно столетие, и сейчас несет свою славную службу на кораблях.

МИЛИ

Спросите моряка, лучше, если это будет штурман:

— Далеко ли от Москвы до Ленинграда?

Скорее всего, он ответит вам что-нибудь вроде:

— Километров 600 или около того.

А спросите его же:

— Далеко ли от Лондона до Нью-Йорка?

На этот раз он наверняка скажет:

— Примерно 3300 миль.

Обратите внимание: в первом случае он сказал «километров», а во втором — «миль». И так всегда: если моряк говорит о расстоянии на суше, он, как все другие, измеряет его километрами. Но стоит ему заговорить о морских дорогах или расстояниях, он переходит на мили.

И это в наше-то время! Еще в 1918 году одним из первых декретов Совнаркома была введена у нас в стране обязательная метрическая система. Пора бы, кажется, и морякам привыкнуть к этой удобной универсальной системе, где метр, грамм, секунда и число 10 уверенно властвуют над всеми другими единицами измерений. А моряки упрямо держатся за свою милю и, судя по всему, пока не собираются от нее отказываться. Такова традиция, но тут не только традиция.

Что же это за миля такая, на которую никакой управы нет?

Слово «миля» не русское. Поэтому сперва заглянем в Словарь иностранных слов. Вот, допустим, словарь под редакцией Лехина и Петрова. Тут написано, что слово это английское. Потом сообщается, что мили бывают разные: географическая миля, равная 7420 м; сухопутные, разные по величине в разных государствах; морская миля, равная 1852,3 м.

Тут все верно, кроме того, что слово это не английского происхождения, а латинского. В древних славянских книгах оно встречалось довольно часто и означало тысячу двойных шагов. Оттуда, из Рима, а не из Англии впервые пришло к нам это слово. Так что в словаре ошибка. Но эту ошибку можно понять и простить: составитель словарной статьи имел в виду международную морскую или, как англичане ее называют, адмиралтейскую милю. В петровские времена она пришла к нам именно из Англии. У нас ее так и называли: английская миля. Иногда и сегодня называют ее так же.

«Знатная иностранка» легко прижилась на русском флоте: офицеры быстро оценили ее достоинства, а матросы, в те времена не больно грамотные, но смекалистые, быстро приспособили ее к уровню своих представлений. И надо сказать, довольно удачно приспособили: «Верста, да полверсты, да четверть версты, как раз и будет миля», — говорили они.

Словари помогли нам разобраться с размером мили, с ее названием, а вот почему морякам полюбилась адмиралтейская миля, не всем понятно.

Чтобы понять это, придется заглянуть в XV век, в те далекие времена, когда люди только-только научились наносить сушу и море на карты и плавать, пользуясь этими картами. Были, конечно, карты и раньше. Но то были карты, больше похожие на неумелые рисунки, сделанные на глазок, по памяти. А тут появились карты, основанные на научных представлениях того времени, довольно точно изображавшие известные берега и моря. Конечно, и в этих картах было много ошибок, и строились они не так, как строятся карты в наше время, но все же эти карты были могучим подспорьем для моряков, пускавшихся в плавание по незнакомым морям.

Это было время, полное противоречий: с одной стороны, «бывалые люди» клятвенно уверяли, что встречали в море ужасных чудовищ, огромных морских змей, прекрасных сирен и прочие чудеса, а с другой стороны, одно за одним совершались великие географические и другие открытия. С одной стороны, святая инквизиция душила всякую живую мысль, а с другой стороны, многие просвещенные люди уже знали о шарообразной форме Земли, спорили о том, каков размер земного шара, имели представление о широте и долготе. Больше того: известно, что в том самом 1492 году, когда Христофор Колумб открыл Америку, немецкий географ и путешественник Мартин Бехайм уже построил глобус. Конечно, этот глобус был не таким, как современные глобусы. На глобусе Бехайма и более поздних, более совершенных моделях Земли «белых пятен» было больше, чем точно показанных континентов, многие земли и берега были изображены по рассказам «бывалых людей», которым было опасно доверять на слово. Некоторых материков вообще не было на первых глобусах. Но главное уже было: по большому кругу, перпендикулярному оси вращения, опоясывал модель Земли экватор, что по-латыни значит «уравнитель».