Океан. Выпуск двенадцатый

Отсюда и пошло выражение: «Судно идет со скоростью столько-то узлов». Таким образом, узел на море не линейная путевая мера, а мера скорости.

Это нужно твердо усвоить, потому что, говоря о скорости, мы так привыкли прибавлять «в час», что, бывает, и читаем в самых авторитетных изданиях «узлов в час». Это, конечно, неправильно, ибо узел — это и есть миля/час.

Сейчас ручным лагом уже никто не пользуется. Еще М. В. Ломоносов в своей работе «О большей точности морского пути» предложил механический лаг. Описанный М. В. Ломоносовым лаг состоял из вертушки, похожей на большую сигару, вдоль которой были расположены под углом к оси крылья-лопасти, как на роторе современной гидротурбины. Вертушку, привязанную к лаглиню, сделанному из троса, который почти не скручивался, М. В. Ломоносов предлагал опускать за корму идущего судна. Она, естественно, вращалась тем быстрее, чем быстрее был ход этого судна. Передний конец лаглиня М. В. Ломоносов предложил привязывать к валу механического счетчика, который должен был крепиться на корме судна и отсчитывать пройденные мили.

М. В. Ломоносов предложил, описал, но не успел построить и испытать свой механический лаг. Уже после него появилось несколько изобретателей механического лага: Уокер, Мессон, Клинток и другие. Их лаги несколько отличаются друг от друга, но принцип их работы тот же, который был предложен М. В. Ломоносовым.

На многих кораблях и судах такие лаги работают и по сей день. Едва судно или корабль выйдет в море, на корму выходит штурман с матросом, несущим вертушку лага, лаглинь и счетчик, который обычно называется машинкой. Бросив лаг за борт, они укрепляют машинку, и штурман списывает в блокнот показания, которые значатся на циферблате машинки. В любой момент, взглянув на циферблат такого лага, можно довольно точно узнать о пути, проделанном кораблем. Есть лаги, которые одновременно показывают и скорость в узлах.

В наше время на многих кораблях установлены более совершенные и точные лаги. Их действие основано на свойстве воды и всякой другой жидкости оказывать давление на движущийся в ней предмет, увеличивающееся по мере увеличения скорости движения этого предмета. Не очень сложное электронное устройство величину этого давления (динамического напора воды) передает в прибор, установленный на мостике или на командных постах корабля, предварительно, конечно, преобразовав эту величину в мили и узлы.

Это так называемые гидравлические лаги. Есть и более совершенные лаги для определения скорости судна относительно морского дна, то есть абсолютной скорости. Такой лаг работает по принципу гидроакустической станции и называется гидроакустическим.

Р. Белоусов КУРС НА «ОСТРОВ СОКРОВИЩ»

СПАСИБО НЕПОГОДЕ

В конце лета 1881 года Роберт Луис Стивенсон, в то время уже известный, но не очень удачливый писатель, поселился вместе с семьей на отдых высоко в горах. Как назло, его застигла здесь отвратительная погода: дни напролет моросил дождь, за окном завывал ветер. В такие дни самое милое дело было сидеть у камина и предаваться мечтаниям. Например, глядя в окно, воображать, что стоишь на палубе трехмачтового парусника, отважно противостоящего океанским валам и буйному ветру.

Пережидая непогоду, старались чем-нибудь занять себя и остальные домашние. Фэнни, его жена, как обычно, была озабочена сразу несколькими делами: хлопотала по хозяйству, писала письма, давала указания прислуге; мать, сидя в кресле, вязала; отец — сэр Томас — предавался чтению историй о разбойниках и пиратах, а юный пасынок Ллойд с помощью пера, чернил и коробки акварельных красок превратил одну из комнат в картинную галерею.

Порой от нечего делать рядом с юным художником принимался малевать картинки и Стивенсон.

Однажды он начертил карту острова, окруженного маленькими островками. Карта была старательно и, как Стивенсону представлялось, красиво раскрашена. Изгибы берега придуманного им острова моментально увлекли воображение, перенесли его на клочок земли, затерянной в океане. Оказавшись во власти вымысла, Стивенсон нанес на карту названия: холм Подзорной трубы, Северная бухта, возвышенность Бизань-мачты, Белая скала. Одному из островков для колорита он дал имя Остров Скелета.

Стоявший рядом Ллойд, замирая, следил за рождением этого поистине великолепного шедевра картографии.

— А как будет называться весь остров? — нетерпеливо поинтересовался он.

— Остров Сокровищ, — изрек автор карты и тут же написал эти два слова в ее правом нижнем углу.

— А где они зарыты? — сгорая от любопытства, таинственным шепотом допытывался мальчик, полностью уже включившийся в увлекательную игру.

— Здесь, — Стивенсон поставил большой красный крест в центре карты.

Любуясь ею, он вспомнил, как в далеком детстве жил в призрачном мире придуманной им страны Энциклопедии. Ее контуры, запечатленные на листе бумаги, напоминали большую чурку для игры в чижика. С тех пор он не мог себе представить, что бывают люди, для которых ничего не значат карты — эти «сумасбродные, но, в общем, интересные выдумки». Так говорил о них писатель-мореход Джозеф Конрад, сам с любовью их чертивший. Каждый, кто имеет глаза и хоть на грош воображения, взглянув на карту, захочет дать волю своей фантазии.

В давние времена сделать это было совсем легко. Особенно тогда, когда Мартин Бехайм, путешественник и ученый из Нюрнберга, изобрел «земное яблоко» — прообраз глобуса в виде деревянного шара, оклеенного пергаментом. Последовавшие за этим отважные плавания и географические открытия подтвердили великую идею о том, что земля круглая. И картами «зачитывались» так, как теперь мы зачитываемся фантастическими романами.

Об этом однажды написал Оскар Уайльд, призывавший воскресить искусство художественной лжи и в связи с этим вспомнивший о прелестных древних картах, на которых вокруг высоких галер плавали всевозможные морские чудища. Разрисованные пылким воображением их творцов, древних космографов, карты выглядели чрезвычайно красочно: на них пестрели аллегорические рисунки стран света и главных ветров, изображения причудливых деревьев и неведомых животных. На этих же старинных картах были очерчены границы мифических стран Пигмеев и Гогов и Магогов, Счастливых островов, островов Птиц, Бразил и Антилия, отмечены места, где обитают сказочные единороги и василиски, сирены и чудесные рыбы, крылатые псы и хищные грифоны. Здесь же были указаны области, будто бы населенные людьми с глазом посредине груди, однорукие и одноногие, собакоголовые и вовсе без головы.

Создатели этих карт руководствовались не столько наблюдениями путешественников, таких, как Плано Карпини, Рубрука, Марко Поло, и других создателей ранних глав великого познания земли, сколько черпали сведения у античных авторов Птолемея и Плиния, следуя за их «географическими руководствами» в описании мира.

Но вот средневековые вымышленные чудеса мало-помалу сменились на картах загадочными белыми пятнами. И тогда разглядывание карт, как писал Джозеф Конрад, пробудило страстный интерес к истине географических фактов и стремление к точным знаниям. География и ее родная сестра картография превратились в точную и честную науку.

ПИРАТСКАЯ КАРТА

Соблазн дать волю воображению при взгляде на карту нарисованного им острова испытал и Стивенсон. Бросив задумчивый взгляд на его очертания, напоминавшие по контурам вставшего на дыбы дракона, он вдруг увидел, как средь придуманных им лесов зашевелились герои его будущей книги. У них были загорелые лица, их вооружение сверкало на солнце, они появлялись внезапно, сражались и искали сокровища на нескольких квадратных дюймах плотной бумаги.

Не успел он опомниться, как перед ним очутился чистый лист, и он составил перечень глав. Таким образом, карта породила фабулу будущего повествования, она уходит в нее корнями и выросла на ее почве. Впрочем, поначалу Стивенсон и не помышлял о создании книги, рассчитанной, как говорят сейчас, на массового читателя. Рукопись предназначалась исключительно для пасынка и рождалась как бы в процессе литературной игры.

Однако уже на следующий день, когда автор после второго завтрака в кругу семьи прочитал начальную главу, в игру включился третий участник — старый Стивенсон. Романтик в душе, он тотчас загорелся идеей отправиться к берегам далекого острова. С этого момента, свидетельствовал Стивенсон, отец, учуяв в его замысле нечто родственное его духу, стал рьяным помощником автора. И когда, например, потребовалось определить, что находилось в матросском сундуке Билли Бонса, отец едва ли не целый день просидел, составляя опись его содержимого. В сундуке оказались: квадрант, жестяная кружка, несколько плиток табаку, две пары пистолетов, старинные часы, два компаса и старый лодочный чехол. Весь этот перечень предметов Стивенсон целиком включил в рукопись.