Оккультисты Лубянки
Шрифт:
Один раз он посвятил нас в розенкрейцеры без всякой таинственности и мистики». [237]
В доме нередко звучала музыка (до того как Кондиайны продали пианино) — Чайковский, Бетховен, Вагнер, Григ — в исполнении Ю.В. Струтинской и А.А. Кондиайна. Барченко также с удовольствием слушал импровизации Тамиила.
Э.М. Кондиайн упоминает и о застольных беседах Барченко.
Темы их были самые разные — гипноз, телепатия, спиритизм, хиромантия, теософия, политика, астрономия, медицина. «Делали мы и опыты по передаче коллективной мысли. Один раз мы произвели спиритический сеанс, устроили цепь вокруг легкого деревянного столика. Он (стол) сначала стукнул ножкой, потом поднялся, т[ак] ч[то] мы все вынуждены были встать и поднять руки до уровня голов. А.В. разомкнул цепь, и стол упал на пол на свои ножки». Сеанс этот — «при дневном свете», по всей видимости, был устроен Барченко, чтобы показать, что в спиритизме нет никакой мистики.
237
Архив семьи Кондиайн. Э.М. Кондиайн. Тетрадь 2.
238
Там же..
Что же касается ответов на вопросы, якобы получаемых из потустороннего мира, то их, по убеждению А.В. Барченко, дают не духи умерших людей, а подсознание самих участвующих в спиритическом сеансе. Концентрируя свое внимание на каком-то одном предмете, люди усыпляют сознание и тем самым пробуждают подсознание.
Постоянными гостями квартиры-коммуны, как уже говорилось, были «чекушники» — Владимиров, Рикс и Отто. В спиритических сеансах и прочих «опытах» они участия не принимали, предпочитая наблюдать за происходящим со стороны. В 1923 г. к этой троице присоединился еще один бывший сотрудник Петрочека — Карл Федорович Шварц («Карлуша»), у которого в дальнейшем установятся теплые дружеские отношения с обоими учеными.
О.А. Кондиайн (сын А.А. Кондиайна) вспоминает: «Широкоплечий, довольно высокого роста, с копной седеющих волос и неизменным пенсне на носу, Барченко был прирожденным лидером, и все беспрекословно подчинялись ему… Он часто уезжал от нас, а когда возвращался, сразу же начинал наводить порядок. Распределял обязанности — устанавливал часы для работы, для отдыха, для бесед — все это было жестко регламентировано. Он требовал от всех неукоснительного соблюдения распорядка дня». В этой строгости, однако, можно усмотреть некий общий принцип — стремление гармонизировать жизненные ритмы человека как средство индивидуального самосовершенствования — то, чему А.В. Барченко придавал такое большое значение.
В то же время Барченко был не лишен чувства юмора, умел увидеть смешное в жизни. По словам Э.М. Кондиайн, он подмечал забавные вывески и объявления, которых было особенно много в годы НЭПа. В своих записках она приводит несколько примеров:
«Портной Михельсон, он же и мадам».
«Пилюли Ара действуют мягко и энергично». (Это выражение — «мягко и энергично» — вошло у нас в обиход.)
«Вяжу детские вещи из шерсти родителей».
«Гражданам с узким горлышком керосин не отпускается».
«Студентам, сдавшим языки, хвосты сдавать не обязательно» (Университет).
«Вытяжка из семенных желез доктора Колесниченко». [239]
239
Архив семьи Кондиайн. Э.М. Кондиайн. Тетрадь 1.
Назвав свое братство трудовым, Барченко с самого начала стремился вовлечь его членов в полезную трудовую деятельность, поскольку считал труд мощным средством нравственного совершенствования, наиболее эффективным способом достижения человеком «внутренней собранности и гармоничности». В этом он, очевидно, следовал примеру «трудового содружества» Гурджиева. Э.М. Кондиайн вспоминала об этом периоде:
«Время было трудное во всех отношениях. И А.В. решил нас, женщин, научить ткацкому ремеслу Мы несколько раз ходили к одной частной ткачихе. У нее дома был ткацкий станок. Она нас познакомила с этим искусством. Но купить станок нам не удалось. Дело заглохло».
Пробовали женщины, опять же по подсказке Барченко, заниматься и швейным делом, для чего поступили на курсы кройки и шитья. Правда, и здесь дело как-то не заладилось, и в конце концов на курсах осталась лишь одна Наталья. Барченко учил своих учеников и учениц плотницкому делу — работать топором и рубанком, поскольку сам был отличным плотником. По его совету Кондиайны впоследствии купили своему сыну маленький верстак. (Любопытная параллель: в это же время интернациональная воспитательно-трудовая коммуна Гурджиева самоотверженно трудилась на землях Авонского замка в окрестностях Фонтенбло, закладывая основы нового общества.) [240]
240
См.: Повель Л. Месье Гурджиев.
Документы, свидетельства, тексты и комментарии. М., 1998.Говоря о ЕТБ, следует помнить, что братство Барченко объединяло главным образом его единомышленников, как и он, веривших в существование высокоразвитой «доисторической культуры», обладавшей высшей эзотерической мудростью («Древней наукой»). Сведения об этой канувшей в Лету культуре Барченко почерпнул в основном у французских оккультистов, прежде всего у Сент-Ива д’Альвейдра. В этой главе мы расскажем о жизни и религиозно-философской системе, созданной этим мыслителем, после чего изложим учение самого Барченко, его теории о «Древней науке» и о циклическом развитии цивилизаций.
Александр Сент-Ив д’Альвейдр (Alexandre de Saint-Yves dAlveydre) (1842–1909) родился и вырос в католической семье. Его отец, Гийом Сент-Ив, врач-психиатр по профессии, был человеком суровым и деспотичным, требовавшим от сына беспрекословного подчинения. Частые конфликты с отцом омрачили детство и ранние юношеские годы будущего создателя учения о социальной гармонии. Когда Александру исполнилось 13 лет, отец поместил его в исправительно-трудовое заведение — сельскохозяйственную колонию Фредерика де Метца в Меттре, неподалеку от Тура. (Официально колония называлась «Патернальное общество для нравственного, сельскохозяйственного и профессионального воспитания юных правонарушителей моложе 16-летнего возраста».) Де Метц снискал известность во Франции как создатель новой пенитенциарно-воспитательной системы, основанной на двух принципах — патернализма и клерикализма. На практике это означало — труд от зари до зари, суровая полувоенная дисциплина и молитва. Тем не менее Сент-Ив чувствовал себя счастливым в Меттре, ибо здесь, в лице управляющего колонии, он обрел «духовного отца». Впоследствии он скажет о своем учителе: де Метц «дал направление моим занятиям и жизни»… «религиозный язычник посреди XIX века! — это отвечало моему бунту против любого гнета и насилия, моему безрассудному любопытству, моей жажде свободы и испытаний». [241]
241
Saunier J. Saint-Yves d’Alveyedre ou une synarchie sans enigme. Paris, 1981. C. 70–71.
В Мегтре Сент-Ив провел около двух лет. Затем он учился в лицее в Париже, где получил ученую степень бакалавра словесности и наук (ок. 1861 г.), и в военно-медицинской школе в Бресте. После чего покинул Францию и поселился на острове Джерси — одном из Англо-Нормандских островов в Ла-Манше. Пятилетняя «добровольная ссылка» на Джерси окончательно сформировала философско-политические взгляды Сент-Ива. Этому во многом способствовало его общение с «диссидентами» Второй империи — основателем христианского социализма, сенсимонистом Пьером Леру и его учениками Этьеном Люком Десажем и Огюстом Демуленом, поэтом Адольфом Пельпортом, а также с Виржинией Фор, матерью Филиппа Фора и подругой знаменитого оккультиста Фабра д’Оливе (Fabre d’Olivet). Именно благодаря ей Сент-Ив познакомился с трудами последнего, в том числе с монументальным сочинением «Восстановленный еврейский язык» (La langue hebraique restituee), раскрывающим сакральные основы иврита. Биографы Сент-Ива сообщают, что он также встречался с Виктором Пого, жившим в то время на острове Гернеси, и даже участвовал вместе с ним в спиритических сеансах в салоне мадам Фор.
В 1870 г., узнав о начале Франко-прусской войны, Сент-Ив вернулся во Францию, чтобы принять участие в военных действиях под флагом морской пехоты. Сражался он храбро и в одном из боев был ранен в руку. В дни Парижской коммуны Сент-Ив находился на стороне правительственных войск в Версале, однако мы не знаем, участвовал ли он в подавлении коммунаров А. Тьери. Известно лишь с его собственных слов, что в Версале он впервые выступил с изложением своей социальной теории перед группой товарищей по оружию.
После падения Коммуны в 1871 г. Сент-Ив поселился в Париже, где поступил на службу в министерство внутренних дел.
Издал несколько поэтических сборников, которые, впрочем, не принесли ему славы. В 1877 г. в Лондоне Сент-Ив вступил в брак с 50-летней русской графиней Марией-Виктуар Келлер (ур. Ризнич). Это событие стало переломным в жизни мелкого чиновника и неудачливого поэта. Оставив службу, Сент-Ив купил в Италии титул маркиза д’Альвейдра и занялся социально-эзотерическими изысканиями и литературным творчеством. Около 1880 г. он получил от своих индийских гуру посвящение в некое тайное учение. Вскоре после этого были написаны и опубликованы пять книг его знаменитых «миссий»: «Миссия суверенов» (1882), «Миссия рабочих» (1883), «Миссия евреев» (1884), «Миссия Индии в Европе» (1886) и «Миссия французов» (1887). В этих книгах Сент-Ив д’Альвейдр раскрывает смысл «иудеох-ристианского социального закона» — закона синархии — и излагает неизвестную доселе эзотерическую историю человеческой цивилизации, от времен легендарного Рама до конца XIX столетия. Его конечной целью было возродить «социально-религиозную» (синархическую) форму правления в том виде, в каком она якобы изначально существовала на земле.