Окна во двор (сборник)

Девочка так зачиталась, что села прямо на желтую выбитую траву.

— Ты… это, — сказала ей тетка, вытаскивая из-под себя один из ящиков. — На земле не сиди. А то простудишь все дела.

Девочка сквозь чтение кивнула и села на ящик.

Потихоньку настал вечер. Вечером пришел старичок в офицерских сапогах и купил сеть. Долго торговался, выторговал два рубля. Значит, сеть ушла за восемь рублей. А магнитофон не покупали ни в какую, и вторые брюки тоже. Тетка жевала хлеб и устало приговаривала, что вот, мол, кому новый молодежный магнитофон в полцены и брюки почти задаром. Потом она посмотрела на девочку. Повертела свой хлеб. Отломила горбушку почище. Протянула ей.

— Спасибо, — девочка взяла горбушку.

А тетка стала собираться. Она завернула магнитофон в непроданные джинсы и запихала все в авоську. Встала, пнула ящик ногой. Девочка подняла на нее глаза.

— Все, — сказала тетка. — Наторговались. Изба-читальня закрывается, — и она протянула руку за книгой.

— А можно, я вас провожу? — сказала девочка и книгу не отдала.

— Провожай. Запрещать не имею права.

Они ехали в тряском набитом автобусе. Тетка сидела, глядя перед собой, и думала, а девочка стоя читала, одной рукой держась за поручень, морща нос и щурясь, когда автобус кренился или подпрыгивал.

Тетка жила в Слободе, в доме-пристройке с отдельным входом.

— Ну, провожальщица, пришли, — сказала она, ключом тыча в дверь, отпирая три замка.

— Спасибо, — сказала девочка, отдавая ей книгу. — Спасибо большое, я почти все успела прочитать. До свиданья.

И пошла по улице назад.

— Ты… Это… — окликнула ее тетка. Девочка остановилась, приблизилась. — Ты, ладно уж, бери, дочитывай. Потом принесешь по адресу. — Помолчала и сказала: — Да ладно, бери совсем.

— Что вы, — сказала девочка. — Я не могу. Это же к тому же не ваша. А приедет ваш племянник, что тогда? Так нельзя, спасибо.

— Как же, приедет! — скривилась тетка. — Дожидайся… Прошлой осенью поехал рыбачить и утоп. Только этим летом нашли, схоронили. Без отца-матери, всю жизнь со мной, — помолчала, посмотрела на девочку. — А что вещи его продаю, так что же делать-то? Жить-то надо, простое дело. Бери, бери! — и она чуть не силой стала пихать книгу девочке в руки.

— Тогда тем более нельзя, — и девочка отошла на два шага.

— А звать тебя как? — спросила тетка.

— Аня.

— Меня тоже, — сказала тетка. — Пошли, тезка, чайку попьем.

Версии и вариации

ende gut — alles gut Золушка, третий пересмотр

Мама у Зои Ложкиной умерла, когда она была еще маленькая, и ее папа, товарищ Ложкин, начальник секретного предприятия «Ураган», женился на злой и красивой женщине, бывшей артистке. Так что у Зои была мачеха и две старшие сводные сестры. Своих родных дочек мачеха баловала: разрешала им носить брюки и кеды, коротко стричься и курить в подъезде. А Зою она заставляла ходить в нарядном платье и в чулочках, заплетать две косы и укладывать их на макушке, мыть руки, учить английский и музыку. Даже дома Зоя ходила в парчовых туфельках с хрустальными шариками. «Вот Зоюшка хорошая девочка, не то что мои халды!» — говорила мачеха соседкам, а Зоя заливалась горькими слезами.

Потому что ей очень хотелось попасть в компанию, где гуляли ее сестрички. Там главным парнем был молодой художник Паша, волосатый и небритый, в мятом свитере и бутсах на босу ногу. Он Зое почти каждую ночь снился, так что по утрам от ее подушки пахло масляными красками. Но сестры смеялись над Зоей и не брали ее с собой.

Вот она уже школу закончила, поступила в институт, сестры уже по два раза развестись успели, а дома все то же: строгий папа товарищ Ложкин, и мачеха под его дуду пляшет: «Зоюшка у нас краса семьи, вымой головку, завтра экзамен».

А завтра, кстати, у художника Паши день рождения. Сестры туда идут, но Зою не берут: «У тебя и одежды-то нормальной нет! Сиди, учи уроки, целка!»

Сидит Зоя, горько плачет. Вдруг входит фея. Взмахнула рукавом, платье превратилось в свитер, колготки в рваные джинсы, а парчовые туфельки — в разношенные кеды.

Дальше все как в сказке было: Паша только с ней одной танцевал и обнимался, а потом сестры рассказывали: «Там одна такая телка была, Пашка на нее конкретно запал, но потом она вдруг свинтила, он даже нажрался со злости».

Так она три раза ходила, и в последний раз художник Паша уже крепко ухватил ее за ногу, но она выдралась, хотя оставила левую кеду у него в руках. Паша заткнул кеду за пояс и поклялся, что хозяйку найдет и трахнет.

Все думали, что он просто так говорит. Но он на полном серьезе присматривался к проходящим мимо ножкам.

Однажды идет Зоя Ложкина из института, а Паша навстречу, в тоске ее левую кеду на шнурке вертит.

Зоя говорит:

— Молодой человек, а это случайно у вас не моя туфелька?

— Гы! — говорит Паша. — Ты-то здесь при чем, отличница?

А Зоя вытащила из портфеля правую кеду и ему протянула. Он сразу все понял, обнял ее и закружил. И повел к себе. Потом они поженились.

Тут приватизация и реформа. Предприятие «Ураган» ликвидировали, товарищ Ложкин из важной номенклатуры стал скромным пенсионером, членом КПРФ. Мачеха уехала в Израиль к своей двоюродной (а ведь скрывала, скрывала!).

Но зато художник Паша стал богатый и знаменитый.

Добрая Зоя простила своих злых сестер и выдала их замуж за преуспевающих галеристов.

спасибо, гуппи, спасибо, рыбка Другая сказка

Миша Попов сначала долго стоял на трамвайной остановке, но потом решил идти до метро пешком. Улица была длинная и темная — сплошные старые фабрики, переделанные под офисы.

Вдруг видит: на асфальте пакет с водой, а в нем рыбка типа гуппи. Наверное, ребенок нес из зоомагазина и уронил. Миша поднял пакет, а рыбка гуппи ему говорит:

— Выпусти меня, братец. Видишь, сточный люк? Мы, гуппи, живем в канализации в диких количествах. Какой-то козел парочку спустил в унитаз, мы там развелись и живем.

Миша говорит:

— Ага! Три желания!

Рыбка гуппи говорит:

— Только подумай хорошо.

Миша думает: «Миллиард? Опасно. Миллион — мало. Десять-двадцать самый раз. И жить в культурной стране. Ну и, сами понимаете». И говорит:

— Пятнадцать лимонов баксов. Дом в Лондоне. Жена модель. Окей?

— Окей, — сказала рыбка гуппи. — Выпускай. У нас без обмана.