Окно в Европу

А когда помрешь ты,Милый мой дедочек,А когда помрешь ты,Сизый голубочек?

Казаки бодро грянули припевку:

Во середу, бабка,Во середу, любка,Во середу, ты мояСизая голубка!

Но только Чурила завел новый куплет, как вынырнули из трав всадники в островерхих колпаках, и грянул выстрел, приказ остановиться. Натянув поводья, Хайло сказал:

– Ждем здесь. Как подъедут ближе, машите руками, а ты, Ромка, кричи, что с миром едем и просим допустить в Саркел.

Хазары, однако, приближаться не стали, остановившись вдалеке, на дистанции выстрела. Было их четверо, и, надо думать, они опасались, что многолюдный отряд стопчет их или пленит. Вскоре Хайло разглядел, как от группы стражей отделился всадник и поскакал к югу – не иначе как с донесением.

– Пуганые, видно, – пробормотал он, вспоминая Азовский поход и атаку своего ударного полка, первую и единственную. Ох и молодецкая случилась сеча! Сквозь завалы прорвались, траншеи одолели, схлестнулись с хазарской конницей и положили супротивников без счета! Кто ж знал, что заманят их под пулеметный огонь, а пулеметы те ассирской выделки, особо скорострельные… Тут бы сам Хенеб-ка ничего не сделал! Правда, чезу, в отличие от воеводы Аники – чтоб накрылся он задницей Осируса! – не послал бы конный полк против укреплений. Чезу, он…

Сотник вздохнул, скрипнул зубами и оставил грустные воспоминания. Потом сказал:

– Коль девка к постели не идет, мы пойдем к девке. Но осторожно! Их трое, и, чтоб не пугать, посылаю троих. Ромка старший, а с ним Прошка и Пяток. Тихим ходом поезжайте, без лихачества.

– Как скажешь, Хайло Дихмантич.

Ромка тряхнул поводом и затрусил к хазарам, Прошка и Пяток ехали вслед. Хазары не попятились, стояли на месте, ждали.

– Чего тут поблизости есть? – спросил Хайло. – Деревни какие аль городки? Кто знает? Ты, Сидор?

– Там, – десятник вытянул длинную руку на юго-восток, – там, старшой, застава порубежная и чучмекский аул Кара Казанлар. Баранов добрых разводят, мясо вкусное, шкурки кучерявые! И дальше другие аулы, аж до самого синего моря. – Рука Сидора двинулась к западу. – Богато живут, стервецы! Ну, мы их щипем… Бог велел делиться.

– Это какой же бог? – полюбопытствовал Хайло.

– Наш, казацкий, Тащи-Хватай прозывается, на майдане стоит.

– А град здесь где? Первый, что на пути в Саркел?

Сидор заскреб подбородок, призадумался. Казачки в разговор не встревали, глядели с интересом, как трое посыльных сближаются с хазарами. Ладонь Хмыря ласкала сабельную рукоять, Пивень щелкал затвором, а братцы Петро и Иванко, неотличимые, как две горошины, прям-таки подпрыгивали в седлах.

– Щас Романыч их обложит, – сказал то ли Иванко, то ли Петро.

– Обложит! Ругаться по-хазарски он горазд! – поддержал другой брательник.

Солнце прошло полдень, но висело высоко. Ветер гнал прозрачные облака с востока на запад, с приветом от Каспия Черному морю. Было жарко. В вышине быстрыми зигзагами чертили небеса стрижи.

– Так что там с градом? – повторил Хайло, тоже глядя на трех казаков. Между ними и хазарами было теперь шагов пятьдесят.

Ответил сотнику не Сидор, а возникший рядом Алексашка.

– Есть тут город, мин херц, есть, и не маленький! На закат, ближе к морю, в сотне, думаю, верст. Я там бывал, за маком да изюмом ездил, у них того добра что грязи… Помнится, смешное название у городишки-то! Соч, Сыч или Суч…

– Сучка, – подсказал кто-то из казаков.

– Ан нет, не так… Вспомнил! Соча-кала прозывается! – Алексашка хлопнул по колену. – Дворцы там хазарских эмиров, сады персюковые, нивы изюмные и баб что мух над дохлым ишаком! Но лучшие девки в гаремах сидят, и потому, твоя милость…

– Рот закрой, – молвил Хайло. – Потом доскажешь.

Его посланцы были уже перед порубежной стражей. Ромка Буревой что-то болботал и поводил руками в стороны, будто желая обнять хазар, Прошка Армяк помахивал пучком травы, а Пяток держал винтарь дулом вниз – должно быть, для демонстрации миролюбия. Все верно делают, решил Хайло. Справные казаки, без придури! Видать, толковых выбрал Ермолай, и это хорошо… А плохо, что коня у Ермолая увели… Ну, ничего! Алексашка, шельмец москальский, двух вернет, а не вернет, так под плети положим!

Казаки притихли, наблюдая за переговорами. За спиной Хайла слышалось лишь, как сопит Свенельд и фыркают кони, стараясь дотянуться до метелок ковыля. Его пегий переступил с ноги на ногу, покосился на жеребца Алексашки и подтолкнул его плечом – мол, не вылезай вперед.

Ромка махал руками, старался вовсю, а сотник уже прикидывал, что стражи доведут их до заставы и аула Кара Казанлар, где нужно стребовать проводника. Пожалуй, еще и хазарских конников в свиту – не дрова везем, послание от князя-батюшки! А коль Сидор не врет и в этом Казанларе барашки правда хороши, стоит прикупить пару-другую и вечером, разложив костерок, насадить их на вертела, зажарить и обглодать до косточек. Ибо барашек с пылу с жару – это…

Грянул выстрел, и мечты сотника Хайло развеялись прахом. Тут же зазвенели клинки, всхрапнули лошади, и Хмырь, выхватив шашку, завопил: «Робяты, наших бьют!» – и бросил коня в галоп. «Режь, коли, руби!» – поддержали его братцы Иванко и Петро, выставили пики и ринулись следом. «Гей, хлопцы, держись! – выкрикнул Пивень, пришпоривая жеребца. – Держись! Идем! Щас супостату кишки выпустим!»

Но хлопцам помощь была не нужна. Три лихих казака Ромка, Прошка и Пяток вертелись на конях средь высокой травы, с сабель их стекала кровь, а порубленные хазары лежали в ковылях, глядя в небо незрячими глазами. Испуганные лошади без всадников умчались в степь, в одном стремени болтался пустой сапог, привязанные к седлам сумки били скакунов по бокам.

Хайло, с первым звоном сабель доставший пистолеты, направил коня к мертвецам. Такой была воинская привычка: раз палят и зазвенела сталь, хвататься за оружие. Но ехал он неторопливо, понимая, что ничего уже не изменишь, что не гонец он теперь для хазар, не посыльный государя Владимира, а разбойник, и что грамота княжья если и дойдет по назначению, так вместе с его хладным трупом. Сеча была такой внезапной и стремительной, что он успел лишь пистолеты вытащить да подумать: кто первый начал?… мои оглоеды или хазарские паскудники?… и с чего случилась драка?…

– Мамка родная! – воскликнул Чурила за его спиной, когда они подъехали к убитым. – Как есть посекли! Насмерть!

Сотник оборотился к Ромке, Прошке и Пятку. Лицо его было страшным.

– Ну, лиходеи, сучьи дети, что сотворили? Как мне теперь дело посыльное править? Как, мать вашу Исиду?

– Виноваты, старшой, погорячились! – пробормотал Ромка, пряча взгляд.

– Мы, это, их уважили, токмо что зады не облизали, а они… они… – Пяток махнул рукой.

– Кто стрелял? Кто, спрашиваю? – Брови сотника сошлись на переносице. – И почему грызня случилась?