Око Гора

Он пропустил мой вопрос мимо ушей.

– Судя по тому, как ты вцепился в эту коробочку, сомневаюсь, что ты и ее намереваешься вернуть. Зная, из чего Асет выбирала, эта пушинка говорит красноречивее любых слов. Твоя маленькая богиня действительно очень хорошо тебя знает. – Мена оценил меня взглядом. – То есть тебе достаточно растить чужого ребенка?

– Если не я, то кто проведет ее через пороги, способные затуманить свет, которым сияют ее глаза? А взамен я греюсь у ее огня… – Я пожал плечами. – Так же как и в отношениях Асет и Небет, каждый из нас дает другому то, чего мало у него и в чем он нуждается.

Мена кивнул, но на этом разговор не закончился:

– Теперь, когда ты разбогател, ты хотя бы можешь позволить себе приобрести новую одежду, может быть, что-нибудь более дерзкое. Красный пояс к переднику, или плащ с бахромой, чтобы выглядеть получше и позначительнее.

Из-за того, что мой друг продолжал подшучивать надо мной, невзирая на мой новоприобретенный статус, мне хотелось смеяться от радости. Мне было стыдно за то, что я засомневался в нем.

– Когда ты увидишь меня в таком плаще, – ответил я сквозь зубы, – знай, что злые духи вселились в меня и захватили мой рассудок.

День 19-й, второй месяц половодья

Фараон повел нас к югу от дворцовых казарм, вдоль ряда пальм, обозначающих границу между открытым пастбищем, где его скот пощипывал оставшуюся редкую траву, и голой пустыней за ним. Хикнефер не отставал от Тутанхамона ни на шаг, а мы с Меной ехали на некотором расстоянии слева, чтобы не попасть в облако пыли, поднимаемое их грохочущими колесницами. Сзади ехал Эйе и полдюжины других должностных лиц, а за ними несколько дворцовых стражей и ловчие с нашими птицами.

Праздник Опет [43] только через неделю, но плодородные воды уже начали сходить, и хребты дамб, задерживающих ил, торчат, словно ребра изголодавшейся собаки. Когда мы проезжали мимо громадного каменного льва, охраняющего западную границу города, в долине эхом раздавался лязг молотков: то работники некрополя вытесывали из камня гробницу Фараона. Вопреки подобному напоминанию о том, что он смертен, Фараон был в необычайно хорошем настроении, и когда перед нами расстелилась песчаная равнина, он отпустил поводья. Через мгновение Хикнефер ударил хлыстом своих вороных и поскакал за ним – оба они вопили, как мальчишки.

43

Опет – древнеегипетский праздник весны, отмечавшийся карнавальным шествием.

Мена крикнул:

– Держись, – и ударил хлыстом по спинам своих лошадей, а я подбадривал его. Его пара тоже выращена во дворце, кони сильны и быстры, так что мы без проблем нагнали Фараона. Тот развернулся и увидел, что мы догоняем, и жестом приказал своему старинному другу разъезжаться – этим фокусом он хотел заставить нас дать крюк, чтобы их обойти, а это будет стоить нам и расстояния, и времени. Но вместо этого Мена туже намотал поводья на кулаки и стал выжидать, а потом рванул напрямую сквозь узкую щель меж двумя царскими повозками. Когда они осознали, что же произошло, мы уже вырвались вперед, заставив их отведать нашу пыль. Но почти тут же Мена замедлил ход, чтобы дать Тутанхамону снова выйти вперед, – он сделал вид, что загнал лошадей.

Позже, когда мы двинулись шагом, чтобы миновать узкий проход между дюнами, Эйе поднял кулак, дабы отдать должное мастерству Мены. Уже не обязательно было кричать, чтобы слышать друг друга, и я высказался по поводу нубийцев – Сенмута и друга детства фараона:

– Хикнефер играет роль дворцового любимца, а его брат предпочитает стоять в стороне – наблюдатель со страстью к целительству. Так что у них не только матери разные.

– Друг Тутанхамона возмужал во дворце, будучи заложником верности его отца старому Фараону, – напомнил мне Мена, – а Сенмут приехал в Уасет парнишкой лет пятнадцати. И приехал с единственной целью.

– Дом Жизни? – предположил я.

Он кивнул:

– У народа, к которому принадлежала его мать, есть обычай отрезать девочкам клиторы и внутренние губы. После этого внешние половые губы растирают до крови и пронзают шипами, чтобы они срослись вместе. Из-за этого в женщину не только сложно войти, но еще и большинство младенцев задыхаются прежде, чем успевают выбраться на свет, зачастую унося с собой и жизнь матери.

– Его мать погибла при родах?

– Нет, погибла его младшая сестра – после того, как ее обрезали. А он любил ее больше всех на свете. И ничего не мог сделать, чтобы этому помешать. Или остановить кровь.

– Неудивительно, – вздохнул я, вспоминая горечь, с которой он говорил о Бекенхонсе.

Мы направлялись к краю широкой пустоши, покрытой выцветшим песком, где перелетные птицы опускаются низко, чтобы отдохнуть на деревьях и в садах за ними. Среди каменистых холмиков и островков поросли от солнца прячутся еще и небольшие грызуны со змеями. И хотя соколы предпочитают уток и белых куропаток – вообще ловить жертву на лету – они ловят еще и мелких животных, чтобы съесть сердце, которое вырывают, пока оно еще бьется. Наделенные острым слухом и зрением, они видят лучше и дальше, чем любое другое живое существо, поэтому сокол может свалить ударом и животное величиной с шакала. Особенно самка, которая в полтора раза больше и сильнее самца.

Тутанхамон остановил свою колесницу, выпрыгнул и встал, постукивая ручкой хлыста по бедру, нетерпеливо ожидая, когда подъедут остальные. На нем был короткий передник и полосатый атев [44] с расположенным вверху коршуном, вырезанным из тонкого листа золота: клюв его смотрел на лицо Фараона, а крылья простирались от уха до уха. Других церемониальных знаков на нем не было, кроме браслета с железным оком Гора и кинжала в ножнах, пристегнутого на бедрах. Тутанхамон отдал поводья охраннику и пошел туда, где как раз останавливались птицы и ловчие.

44

Древнейший вид головных уборов фараона – двойная корона «а те в», украшенная коршуном и змеей (уреем), символом власти, и «клафт», большой плат из полосатой (синей с золотом) ткани, сложенной треугольником, до бровей закрывающий лоб, отводящийся за уши с концами, спускающимися на плечи.

Лошади Мены приучены стоять, когда поводья привязывают к поручням колесницы, так что мы оставили их и пошли выпускать своих ястребов из клеток. Мой вырос в неволе: его достали из гнезда птенцом, – но лучших охотников ловят после того, как они научились летать и охотиться на свободе: ловят на голубя, стоящего не больше пары сандалий из папирусного тростника. В результате они более сильны духом, хотя и больше времени уходит на преодоление естественного страха птицы перед человеком. Но в конце концов птица начинает доверять тому, кто ее дрессирует, так что на волю они возвращаются редко. Мена натянул на руку толстый рукав из лошадиной шкуры и взял у сокольничего закрытую капюшоном птицу и заговорил с ней, чтобы успокоить.

– Видишь, как она топорщит перья в предвкушении убийства? Она чувствует приближение того возбуждающего момента, когда взлетит в поисках добычи. Ради этого она живет, даже если приходится проводить все остальное время под темным капюшоном, ожидая и голодая, так как кормят ее лишь тогда, когда она прилетит с тяжелым грузом.

– Значит, правду говорят, – спросил я, раз уж друг предоставил мне такую возможность, – что мужчинам нравится подчинять себе самку сокола, потому что они видят в ней дикую покинутую женщину?