Око силы. Четвертая трилогия

Бывший ротный невольно вздрогнул:

— Так точно, товарищ Сталин…

Желтые глаза взглянули с насмешкой:

— Письмо в грязи и в крови запеклось,

И человек разорвал его вкось.

Прочел — о френч руки обтер,

Скомкал и бросил за ковер:

— Оно опоздало на полчаса,

Не нужно — я все уже знаю сам.

— Описание скантра у меня уже есть, товарищ Тулак. Не такое подробное и яркое, но очень точное. Мне известны даже размер и вес этого изделия. А вот чего мне не доложили, так это назначение установки в Теплом Стане. Вы знаете ответ?

Семен тяжело вздохнул. Выходит, зря старался? И характер показывал — тоже зря? Разведка у «Культа Личности» организована отменно, спору нет. Но все знать не может даже Сталин.

— О назначении установки сотрудникам не говорят, но руководитель группы Лев Тернем несколько раз употреблял слово «Канал». Из его слов можно также понять, что «Канал» уже действовал, но был уничтожен в 1919 году.

— Значит, «Канал», — Сталин невозмутимо кивнул. — Садитесь, товарищ Тулак. Будем считать вопрос закрытым и поговорим о другом. Вы напомнили, что являетесь моим помощником. Хочу услышать от вас, как от помощника Председателя Реввоенсовета, ваше мнение по поводу болтовни о близком перевороте. Вальпургиева ночь, по православному — суббота Светлой седьмицы. Что это? Вульгарная провокация? Желание потрепать нам нервы перед пролетарским праздником — или чего-то очень умный ход? А если так, то чей именно?

5

— Надо было взять авто. — Гондла зябко повела плечами. — Холодно, дождь, да еще ветер. Зря вы возражали!

Пантёлкин согласно кивнул. И дождь, и ветер, и холод чуть ли не зимний. Зато улицы почти пусты, значит, лишних глаз поменьше.

— Авто увидит дворник, а они — народ бдительный, с хорошей памятью. Вы, Лариса Михайловна, ко мне прижмитесь, а я вас обниму, вот и теплее будет.

И под локоток подхватил. Женщина резко отстранилась, взглянула злобно:

— Прекратите ваши намеки! И не смейте на меня так смотреть, я вам не шлюха с «малины». Без глаз останетесь!

Бывший бандит Фартовый с трудом сдержал усмешку. Нащупал-таки слабину у дамочки! Умна, конечно, товарищ Гондла, но ум все равно бабский.

Спорить, однако, не стал. Руку отпустил, пошел рядом. Пеший поход был затеян не только ради конспирации. Хотелось подумать без помех, а в тесной квартирке рядом с вечной шипящей женщиной мысли были все больше о черной лестнице, которую очень просто перекрыть. Чердак надежно заперт, входная дверь тонкая, сапогом вышибить можно. На «малине» поспокойней будет.

Ночевал с револьвером под рукой. Не в комнате прислуги, а на полу рядом с диваном, на котором похрапывала Гондла. Спиной повернулся — и даже не поинтересовался дамочкиным «настроением». Не оттого ли гнев?

— Касимов, — негромко бросила женщина. — Кто он был? Почему вы про него спрашивали?

«Касимов я, Василий Сергеевич, член РКП(б) с октября 1919-го. Из рабочих, умеренно грамотный, да еще, как видишь, инвалид по причине колчаковской гранаты…» О смерти работника Общего отдела ЦК Василия Касимова Леонид узнал за час до того, как они покинули квартиру. Лариса Михайловна перезвонила сестре, та обратилась к верному знакомому…

«Кукушка лесовая нам годы говорит, а пуля роковая нам годы коротит!..» Вот и еще одному прокуковала.

— Служили вместе, — Пантёлкин невольно поморщился. — То, что убит, очень плохо. У Касимова было надежное убежище в городе, он помочь обещал.

Гонда взглянула удивленно:

— И вы ему верили? Вокруг нас — волки и шакалы, такие станут помогать, только если горло зубами сжать. Хорошо еще вашего Касимова живым не взяли. Знаете, как Егор Егорович умеет допрашивать?

Вместе ответа бывший чекист молча дернул щекой. Он-то знал, собственными глазами видел, а заодно и слышал. Стены крик не удерживали… В эту минуту Леонид впервые порадовался тому, что друг Жора мертв — и мертв навсегда.

— Подъезд, — кивнул он, останавливаясь. — Действуем, как условились. Говорю я, вы — только если спросят. И не стреляйте, что бы ни случилось. Задушить человека сможете?

Лариса Михайлова привстала на цыпочки, к уху потянулась:

— А ты, Леонид, меня еще разок оскорби — и узнаешь!

* * *

Трехглазый идол, увенчанный ожерельем из человеческих черепов, смотрел хмуро. Невысокая сухощавая женщина в железных очках вполне могла сойти за его родную сестру.

— Не пущу! — резко бросила она, загораживая узкий коридор. — Мандат предъявите!

Леонид, походя отметив подзабытое слово «мандат», широко улыбнулся.

— Давайте обойдемся без формальностей, гражданка. Представьте, что я уже достал револьвер.

Синеватые стеклышки холодно блеснули:

— Молодой человек! Я на Акатуе котелком звенела, когда ваша мама еще соску сосать не выучилась. Вы что, каторжанку напугать вздумали? Чем? Своим «шпалером»?

Рядом шумно вздохнула Гондла. Пантёлкин, и сам не слишком довольный таким началом, предостерегающе поднял ладонь.

— Гражданка! Давайте не усугублять. Нам нужен гражданин Летешинский Пантелеймон Николаевич…

— Кто пришел, Хельги?

Дверь в полутемной глубине коридора растворилась. Прямо под огромным птичьим чучелом нарисовался высокий черный силуэт.

— Налет, Пантелей, — невозмутимо констатировала женщина, по-прежнему не сдвигаясь с места. — Жиганок и с «марухой» пожаловали.

Леонид мысленно восхитился «жиганком» («А молодой жульман, а жиган-жиганок гниет в каталажке…»), «маруха» же, не стерпев, махнула рукой:

— Пантелеймон Николаевич! Это я, Лариса, дочь Михаила Андреевича…

Черный силуэт неторопливо двинулся вперед.

— Забавно…

Старый большевик Пантелеймон Николаевич Летешинский принимал гостей в старом турецком халате, зато при галстуке. Очки в золотой оправе, маленькая бородка аккуратно подстрижена, на указательном пальце — серебряный перстень с тяжелым черным камнем.

Острый внимательный взгляд…

— Итак, маленькая девочка Лариса, которая успела как-то незаметно вырасти, и…