Око Соломона

– Ты не сдержал слово, Хусейн, – вздохнул Вальтер. – Не думаю, что император Генрих спустит тебе этот обман, пусть и невольный.

– Подходящую женщину можно найти и в Европе, – заверил рыцаря Кахини. – А вот без ока Соломона мистерия теряет всякий смысл. К сожалению, мы не знаем, под чьим именем прячется ведун. Зато мы знаем в лицо охотника, который идет по его следу. Рано или поздно пути охотника и жертвы сойдутся и вот тогда…

– И тогда ты получишь камень, который тебе, конечно, нужнее, чем императору Генриху, – закончил за даиса Вальтер.

– Мне действительно нужен этот камень, – не стал спорить Кахини, – но я вовсе не собираюсь ссориться с твоим сюзереном, Вальтер. Смею тебя уверить, в магии я искушен ничуть не меньше, чем твой ведун.

– Мне почему-то кажется, Хусейн, что ты склоняешь меня к предательству, – оскалился фон Зальц.

– Ты всего лишь рыцарь, Вальтер, – вздохнул Кахини, – а я хочу, чтобы ты стал бароном или графом, и не здесь, в Палестине, а там, в Европе.

– Твоя доброта, Хусейн, не знает пределов, – заржал жеребцом фон Зальц, впрочем, глаза его при этом смотрели на искусителя серьезно и зло.

– При чем здесь доброта?! – искренне удивился Кахини. – Ты разумный человек, Вальтер, с тобой можно договориться. Твое возвышение пойдет мне на пользу. Я хлопочу не столько за тебя, сколько за себя.

– А вот в это я верю, Хусейн, – оборвал смех рыцарь. – Но я не нуждаюсь в твоей заботе.

– Неужели ты глупее Лузарша, фон Зальц? – криво усмехнулся Кахини. – Не ожидал.

– При чем тут Лузарш?

– Лузарш возвысился только потому, что за его спиной стоит сила, невидимая глазу, но оттого не менее могущественная.

– Хочешь сказать, что благородный Глеб заключил сделку с дьяволом? – не поверил фон Зальц.

– Не с дьяволом, а с жрецами Арконы, – возразил ему Кахини. – Как видишь, барон де Руси не побоялся пойти на сговор с язычниками, которые помогли ему прибрать к рукам земли и замки на зависть многим благочестивым паломникам.

– Ты считаешь, что Венцелин фон Рюстов действует не один?

– Я рад, Вальтер, что ты наконец-то понял, с чем тебе пришлось столкнуться, – кивнул Хусейн. – Без моей помощи эти люди, я имею в виду жрецов Арконы, устранят и ведуна-предателя, каким бы хитрым и изворотливым он ни был, а заодно и тебя, поскольку им хорошо известно, зачем ты рвешься в Иерусалим и чьи интересы представляешь на Востоке.

– Зачем же ты приказал нам с Гундомаром убить Венцелина в Эдессе, если собирался выйти с его помощью на ведуна?

– Испугался, – ответил с подкупающей искренностью Кахини. – Я ведь живой человек, Вальтер. А с Гастами у меня давние счеты. Была, правда, еще одна причина, в которой мне неловко признаваться. Мне показалось, что я раскрыл ведуна.

– Уж не меня ли ты заподозрил? – нахмурился фон Зальц.

– Не тебя – Гундомара, – вздохнул Хусейн.

– Но ведь он глупец!

– Глупость – идеальная маска для человека, скрывающего свою истинную суть. Ты лучше объясни мне, Вальтер, зачем ты притащил этого человека на Восток? И что я должен был подумать, глядя на этого посланца Генриха? Он ходит за тобой словно тень. Но если спросить у людей, видели они благородного Гундомара, никто даже не вспомнит, что он здесь только что был. Зато все очень хорошо помнят, о чем они спорили с рыцарем фон Зальцем.

– Гундомар мой старый друг. Мы были пажами у Генриха. Потом оруженосцами. Нас посвятили в рыцари в один день. Я просто привык к нему, Хусейн. И очень огорчусь, если его вдруг не станет.

– Даже самый изощренный ум порой не может постичь тайну человеческих привязанностей, и мы часто ищем глубокий расчет там, где ничего нет кроме обычного человеческого чувства.

– А когда ты понял, что ошибся?

– Ведун не мог потерять обоз с золотом, – вздохнул Кахини. – Для этого у него хватило бы ума. Кроме того, охотник не выпустил бы из рук свою жертву.

– А с чего ты взял, что нас ограбил Венцелин?

– Мне сказал об этом Ролан. Он сопровождал обоз в замок Ульбаш.

– И что еще сказал тебе твой верный федави? – ехидно спросил фон Зальц.

– Венцелин поклялся меня убить, а такие люди не бросают слов на ветер.

– Ты собираешься бежать?

– Да, – кивнул Кахини. – Но не раньше, чем выясню имя ведуна. Он где-то поблизости, Вальтер, я это чувствую. Среди моих и твоих знакомых. Это человек знает, что за ним ведется охота. Он просто жаждет попасть в Иерусалим. Его бесит любая задержка, ибо она грозит ему разоблачением. Пока ведун не ошибся ни разу, но это вовсе не означает, что он не ошибется никогда.

– И каким образом ты собираешься его разоблачить?

– Я расскажу тебе, Вальтер. Мне потребуется твоя помощь.

Благородный Раймунд не торопился. Во-первых, он ждал, когда к его провансальцам подтянутся лотарингцы Готфрида Бульонского и нормандцы Роберта Короткие Штаны. Во-вторых, он надеялся, что сельджуки, утомленные бесцельным сидением за стенами, сами заговорят о сдаче. И в-третьих, он очень рассчитывал, что мирные обыватели Маарт ан Нуата, а здесь в основном проживали арабы, рано или поздно вступят с ним в переговоры либо с согласия турок, либо втайне от них. Сен-Жилль уже достаточно времени провел на Востоке, чтобы постичь если не все, то многие противоречия, раздирающие эти благословенные земли. Арабы не любили сельджуков, и это еще мягко сказано, но не мирили они и меж собой. Суннитский Багдад противостоял шиитскому Каиру. И далеко не всегда ненависть к франкам пересиливала эту вековую вражду. Кроме того, власть халифов была скорее духовной, чем светской, что очень напоминало ситуацию, сложившуюся в Европе. Где положение папы Урбана было весьма сходным с положением багдадского халифа, а император Генрих выступал почти как родной брат султана. Что же касается местных эмиров, как сельджукских, так и арабских, то вели они себя ничуть не лучше, чем европейские бароны. Возможно, Раймунд и дальше продолжил проводить вполне уместные параллели между жизнью на Западе и на Востоке, но Монбар и Сент-Омер поняли своего сюзерена и так.

– Нормандцы и лотарингцы уже подошли к стенам города, – доложил графу Аршамбо. – Благородный Боэмунд пока что прислал только своего вассала, барона де Руси во главе трехтысячного отряда, но обещал скоро быть сам.

Сен-Жилль поморщился:

– Обойдемся без Боэмунда.

– Армянин Самвел утверждает, что ему удалось установить связь с жителями города. Вроде бы они готовы сдать Маарат, но очень опасаются за свои жизни и имущество, – поведал графу шевалье де Сент-Омер.

Сен-Жилль кивнул, подтверждая тем самым, что опасения богатых арабов далеко не беспочвенны. Если город будет взят штурмом, то обывателям рассчитывать на милосердие победителей не придется.

– А если они откроют нам ворота? – спросил Сент-Омер.

– Боюсь, что и в этом случае им не поздоровится, – опередил задумавшегося графа Монбар.

Сен-Жилль в ответ на вопросительный взгляд Готфрида только руками развел. Аршамбо был прав. Даже если Раймунду удастся удержать от грабежей своих провансальцев, то что он скажет французам, фламандцам, нормандцам, лотарингцам, которые жаждут добычи, как охотничьи собаки мяса. Попробуй не бросить им кость – сожрут с потрохами. Граф Тулузский слишком много времени провел среди благочестивых освободителей Гроба Господня, чтобы питать иллюзии на их счет.

– Есть один выход, – негромко произнес Монбар. – Недалеко от Северных ворот расположен дворец местного вельможи. Довольно крепкий, хотя и невзрачный на вид. Во всяком случае, арабы вполне способны отбиться от случайных наскоков до нашего подхода. Половину имущества они готовы отдать тебе, благородный Раймунд, в обмен на покровительство. Самвел утверждает, что это очень большие деньги.

– Рассчитывает на свою долю, – криво усмехнулся Раймунд.

– Конечно, – не стал спорить Монбар. – Но, понимая свое положение, он готов удовлетвориться десятой частью добычи.