Око воды
Шрифт:
Она похожа на весну. А когда весеннее солнца касается старого льда, даже такого из которого состоит его сердце, он начинает таять…
Он не готов к этому… Ему это не нужно! Не сейчас!
Но Дитамар смотрел на её тонкую талию, перехваченную корсажным поясом тёмно-синей юбки, на белую блузку, с неизменным рядом маленьких пуговиц, на толстую косу, из которой выбилось несколько прядок и не мог оторвать взгляда. Скользил им от запрокинутой головы вниз по шее, к кружевному воротничку… И мысли смешались в голове. И хотелось просто шагнуть к ней, поймать в кольцо своих рук и поцеловать.
Проклятье!
Жгучее желание, неконтролируемое и сильное, скрутило всё внутри.
Он идиот! Пора бы признаться себе, что его чувства к этой женщине сильнее него.
Но… он не может вот так просто наброситься на неё с поцелуями, хоть и желает этого почти до боли. Он не может её напугать. И он не должен давать ей надежду на какие-то отношения… Он не должен позволять ей влюбляться в себя… Хотя уже ведь позволил! И теперь наслаждается этим. Тем, как она смотрит на него, как сияет вокруг неё облако радости, когда она его видит…
Но он не должен…
Не должен…
Это пора прекратить…
Дитамар и сам не понял своего порыва. Оглянулся, словно вор, и убедившись, что вокруг никого нет, просто шагнул следом за ней на лужайку. С улыбкой поймав её руку, поднял вверх и повёл Лею по траве в этом странном танце, прямо по ковру из алых листьев. Она тут же приняла игру, закрыла глаза и закружилась, удерживая руку в его пальцах.
— Не уроните меня, милорд Брегат! — рассмеялась она.
— Ни за что, миледи Каталея!
И виолы сразу откликнулись, убыстряя ритм, а вслед им взметнулся фонтан, тоже ускоряя свой пульс. Закатные лучи плавились о витражное окно в башне библиотеки и алые листья шлейфом взлетали от проносящейся по ним юбки Леи.
Этот момент был так прекрасен, что Дитамару захотелось его продлить. Оказаться вдруг где-то далеко-далеко, в Лааре, за стеной горных хребтов, там, где никто не смог бы и им помешать и украсть у него это прекрасное мгновенье. Он кружил её всё быстрее и быстрее…
— Что вы делаете! У меня голова кружится! Я сейчас упаду! — Лея рассмеялась, остановилась, пошатнувшись, и хотела освободиться от руки Дитамара, но он не отпустил.
Поймал её за талию и удержал, притягивая к себе одной рукой.
— Я не дам тебе упасть, — произнёс негромко и, перехватив другую руку Леи, положил себе на плечо. — Танец?
— Здесь?! — она взметнула испуганный взгляд из-под ресниц и задышала часто, но в глазах уже плясали сумасшедшие искры согласия.
— А почему нет? — шепнул Дитамар, склонившись к её уху. — Девушке, которая не боится сразиться со Зверем, не стоит бояться простого танца…
«…с ним…»
Так некстати вспомнились слова Фингара о том, что Лея не знает кто он на самом деле. Он, кажется, совсем запутался в этой двуличности, а с ней он хочет быть собой. Собой настоящим.
И это было слишком.
Ему не нужно этого делать! Не нужно сближаться так сильно… Нельзя, чтобы она узнала правду!
Но остановиться сейчас он был не в силах. И вот уже её другая рука попала в плен его пальцев. Такая тонкая и горячая. Под кожей стучит лихорадочный пульс, и эта лихорадка так заразительна.
— А я и не боюсь, —
ответила она просто.Виолы зазвучали громче, и к ним прибавились другие инструменты. Немного айяаррской магии… и они слились в чарующий вальс, который вряд ли вообще способен сыграть королевский оркестр. Лея даже не догадывается, что сейчас эта музыка звучит уже не из окон здания… Она звучит у неё в голове. Она обволакивает её, лишает воли…
Дитамар сжал её руку, нежно погладив пальцы. И это прикосновение, это ощущение… Он прикасался к ней вот так, по-настоящему, впервые, если не считать спасения на Суре. Но там было совсем другое. А сейчас он слышал сквозь кожу толчки её сердца, и знал, что это он причина того, что оно бьётся так тревожно и радостно. И это понимание пьянило сильнее вина.
Он не хотел лишать её воли. Она сама поддалась, открылась перед ним сразу и вся, доверилась, вложив руку в его ладонь, и совсем не пытаясь сопротивляться.
И если сначала их танец ещё был похож на танец, то с каждым шагом он становился всё медленнее и медленнее. Как будто вокруг постепенно поднималась вода, мешая ногам двигаться в такт музыке. Но между ними всё ещё оставалось слишком много пространства, и Дитамар положив руку Леи себе на грудь, скользнул пальцами по предплечью вверх, привлекая её ближе к себе.
— Ты похожа на горный ручей, — прошептал он, касаясь пальцами её волос, — и с тобой я становлюсь другим. Больше похожим на истинного себя. Или на того, кем хотел бы быть.
Его щека коснулась её виска, и он удержал это прикосновение, а она не стала отстраняться, лишь прошептала в ответ:
— Ты ведь не Дей Брегат, да?
— Нет…
Она уже полностью в его объятьях, замерла, как испуганная птичка, но не отстраняется…
— Кто ты? Я искала твоё имя в генеалогическом справочнике Скандры и не нашла, — спросила Лея совсем тихо.
— Я знаю…
— Знаешь? Откуда?
— Твои глаза говорят больше, чем ты хотела бы.
— Это… плохо? — её голос дрогнул.
Он склонился к самому уху и шепнул, касаясь губами её щеки:
— Это… сводит с ума, Лея. Всё это. Твои глаза, твои губы, твоя улыбка, то, как ты смотришь на меня… Ты сводишь меня с ума…
Он почти ощутил волну, взметнувшуюся откуда-то из глубины. Совсем как тогда ночью в Хранилище, только в этот раз она его не ударила, лишив возможности дышать. Она закрутила в водоворот искрящейся пены, обволакивая, просачиваясь под кожу, и с шипением растворилась в его крови, воспламеняя её, и бросая Дитамара в жар, заставляя пальцами скользнуть вверх по плечам, чтобы прикоснуться к Лее. Не к этому белому кружеву блузки, а к ней настоящей, к обнажённой коже на шее, к волосам…
Одежда почти причиняла боль. Мешала, ощущать, чувствовать её, слиться ней… Сделать то, что так страстно желало тело. Губы коснулись щеки. Ещё, ещё и ещё ближе к губам… Он умирает от жажды и эта жажда почти невыносима. Ему нужно почувствовать её вкус. Прямо сейчас…
Сейчас…
Их взгляды встретились. Бездонный колодец её глаз и сердце стучит так оглушительно, что он слышит его даже сквозь кожу. Пальцы вцепились в полы его куртки, губы полуоткрыты, и он видит, что её мучает та же жажда.