Око времени

Но невзирая на все свои трудности, отверженные обитатели Джамруда узнавали теперь намного больше о своем новом мире: экипаж «Союза», продолжавший одиноко кружить над планетой, присылал на импровизированную принимающую аппаратуру Кейси фотоснимки поверхности Земли и другие данные. Для хранения, обработки и показа данных Кейси использовал всю электронику, какая только осталась в рабочем состоянии на борту «Пташки».

Получаемые с «Союза» искаженные грозами снимки изменившейся планеты обескураживали, но все же притягивали к себе всех, кто их рассматривал — пусть и по-разному. Бисеза полагала, что эти снимки, будучи сами по себе пугающими, все равно напоминали Кейси и Абдыкадыру о родине, о доме, где они привыкли к возможности получать такие изображения когда угодно. Но скоро «Союз» должен был упасть на землю, и с ним должен был закрыться этот единственный «глаз» в небе.

Что же до людей из тысяча восемьсот восемьдесят пятого года, то Редди, Джош, капитан Гроув и все остальные сначала только ахали и охали, глядя на компьютерные софтскрины и другие хитрые устройства: Кейси и Абдыкадыра успокаивала привычность, а Редди и всех прочих потрясала новизна. Затем, когда британцы более или менее привыкли к технике, их поразило чудо возможности смотреть на планету из космоса. И хотя «Союз» находился в нескольких сотнях километров от поверхности, вид скругленного горизонта, плотных масс облаков, плывущих на разной высоте, или знакомые очертания суши вроде треугольника Индии или изрезанных берегов Британии — все это повергало их в полный восторг.

— Я никогда даже представить себе не мог, что возможна такая божественная перспектива, — признался Редди. — О да, да, все знают, как велик наш мир — в большущих, круглых, жирных цифрах. — Он похлопал себя по животу. — Но я никогда этого не ощущал — вот здесь. Как ничтожны и рассеяны по свету творения человека, как жалки его притязания и страсти — и как мы схожи с муравьями!

И все же люди из девятнадцатого века вскоре освоились со всем этим и научились понимать увиденное. Даже такие закоренелые вояки, как Гроув, удивляли Бисезу гибкостью мышления. Через пару дней после первого приема изображений с «Союза» потрясенная и шумная толпа, собиравшаяся около Кейси, начала становиться все более сдержанной и серьезной. Какими бы чудесными ни казались эти картинки и та техника, с помощью которой они создавались, мир на этих картинках был способен отрезвить кого угодно.

Бисеза копировала снимки в единственное переносное электронное устройство — свой мобильный телефон. Она понимала, что эти данные драгоценны. Еще долгое время только эти изображения и подскажут им, что происходит по другую сторону от линии горизонта. Кроме того, она была согласна с космонавтом Николаем, что непременно следует записать все, что выпало на их долю. Иначе люди в конце концов забудут обо всем и не поверят, что все всегда было именно так.

Но у телефона имелась собственная программа.

— Покажи мне звезды, — заявил он негромким шепотом.

И вот, каждый вечер Бисеза ставила телефон на какой-нибудь подходящий камень, и он становился похожим на терпеливое, неподвижное металлическое насекомое, и его камера смотрела в небо. Чтобы сберечь телефон, Бисеза сделала маленький навес из кусочков водоотталкивающего брезента. Эти сеансы наблюдения могли продолжаться часами, пока телефон ждал, когда рассеются облака и станет виден определенный участок неба.

Как-то поздним вечером, когда Бисеза сидела рядом с телефоном, из форта вышли Абдыкадыр, Джош и Редди и подошли к ней. Абдыкадыр принес поднос с напитками — свежим лимонадом и сахарной водой.

Редди быстро уловил суть проекта с телефоном. Фотографируя небо и сравнивая положение звезд с астрономическими картами, хранящимися в базе данных, телефон мог определить дату.

— Совсем как придворные астрономы в Вавилоне, — заключил Редди.

Джош уселся рядом. Быстро темнело, его глаза стали огромными. Его нельзя было назвать красавцем. Маленькое лицо, торчащие уши, пухлые щеки, слабый, маленький подбородок, но при этом — полные и до странности чувственные губы.

«Он очень мил», — мысленно признавалась себе Бисеза, и хотя чувствовала себя немного виновато, будто каким-то образом предавала Майру, но совершенно очевидное влечение Джоша к ней начало для нее что-то означать.

Джош спросил:

— Вы, что же, думаете, что какие-то звезды с неба исчезли?

— Не знаю, Джош, — ответила Бисеза. — Может быть, над нами мое небо, а может быть, ваше, но может быть — ничье. Я хочу это выяснить.

Редди сказал:

— Уж конечно, в двадцать первом веке вы гораздо лучше понимаете природу космоса, времени и пространства, чем мы, бедняги.

— Да! — взволнованно подхватил Джош. — Мы не знаем, почему это случилось с нами, но безусловно, Бисеза, вы, вооруженные передовой наукой, можете поразмышлять о том, как наш мир перевернулся вверх тормашками и…

Абдыкадыр прервал его.

— Возможно. Но будет немного трудновато рассказывать вам о пространстве-времени, поскольку вы еще пару десятков лет не услышите о специальной теории относительности.

Редди оторопел.

— О специальной… как вы сказали?

Телефон сухо прошептал:

— Начните со слежения за лучом света. Если Эйнштейну этого хватило…

— Хорошо, — кивнула Бисеза. — Джош, постарайтесь подумать об этом. Когда я смотрю на вас, я вижу вас не таким, каков вы сейчас. Я вижу вас таким, каким вы были чуточку раньше, несколько долей секунды назад — именно такое время нужно свету звезд, чтобы отразиться от вашего лица и попасть в мой глаз.

Джош кивнул.

— Пока понятно.

Бисеза продолжала:

— Предположим, я стала бы удаляться от вас со скоростью, близкой к скорости света. Что бы я тогда увидела?

Джош нахмурил брови.

— Это было бы похоже на два скоростных поезда, и один из них догонял бы другой — они бы оба ехали быстро, но с точки зрения первого второй ехал бы медленно. — Он улыбнулся. — И когда бы я улыбался, чтобы вас поприветствовать, вы бы видели мои щеки и губы расползающимися, как тающий ледник.

— Верно, — сказала Бисеза. — Отлично, главную мысль вы уловили. Так вот, Эйнштейн… да, жил в начале двадцатого века и был физиком, выдающимся ученым — Эйнштейн установил, что это — не просто оптическое явление. Дело не в том, что я вижу, как черты твоего лица движутся более медленно, Джош. Свет — это самый фундаментальный способ измерения времени. То есть чем быстрее я перемещаюсь, тем медленнее для меня течет ваше время.

Редди потянул себя за кончики усов.

— Это почему же? — Абдыкадыр рассмеялся.

— Со времен Эйнштейна пять поколений школьных учителей не смогли найти вразумительного ответа на этот вопрос, Редди. Но именно так устроена Вселенная.

Джош широко улыбнулся.

— Как это чудесно! Свет всегда юн, он никогда не старится — так может быть, это правда, что ангелы сотворены из света?!

Редди покачал головой.

— Насчет ангелов не знаю, но все это чертовски заумно. И какое это имеет отношение к нашему нынешнему положению?