ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета

Это собрание законов, как уже упоминалось, подвергалось тщательным научным исследованиям, особенно в свете множества положений, в которых оно сходно с прочими собраниями законов великих древних ближневосточных цивилизаций. Существует всеобщее согласие, что Книга завета — старейшее собрание законов в Ветхом Завете. [243]

Книга Левит

Книга Левит практически полностью состоит из законов и предписаний, за исключением кратких повествовательных частей. [244] Эти обрывки повествований включают вступительное обращение к Моисею и заключительные утверждения (Лев. 1, 1; 26, 46; 27, 34), описание посвящения Аарона и служения священников (Лев. 8—9), а также трагическую смерть Надава и Авиуда (Лев. 10). Тем не менее, важен даже этот краткий повествовательный контекст закона. Ведь, как мы увидим, он напоминает нам, что даже эта обширная группа законов должна рассматриваться в особенном контексте Синайского завета и всего, что ему предшествовало.

243

Полезный обзор исследований Книги завета см. в Т. D. Alexander, 'Book of the Covenant'.

244

Эта книга называется так потому, что ее существенные разделы относятся к служению священников, принадлежавших к племени Левия. В еврейском каноне названием книги просто служит начальное слово wayyiqra«и [Яхве] воззвал».

Первые семь глав содержат предписания о различных жертвоприношениях, тогда как главы 11—15 перечисляют чистую и нечистую пищу и дают подробные правила гигиены и чистоты, как персональной, так и бытовой. Обязанности священника в Израиле, судя по всему, объединяли навыки мясника, врача, учителя и инспектора здравоохранения. В центре книги находится шестнадцатая глава с предписаниями о Дне искупления.

Раздел Лев. 17—26 уже на протяжении более ста лет считается учеными отдельным собранием законов, которое названо Кодексом святости(кратко обозначается латинской Н) из–за постоянного упоминания и требования святости. Был ли он когда–либо отдельным документом или нет, доказать невозможно, но его сосредоточенность на святости абсолютно очевидна. Однако, как мы видели в первой главе, святость для Израиля не была всего лишь обрядовой или религиозной. В этих главах множество очень практичных законов для упорядочения сексуальной семейной жизни (Лев. 18 и Лев. 20) и общественной жизни в целом (особенно Лев. 19), а также дополнительные правила служения священников и постановления о различных праздниках (Лев. 21—24). Двадцать пятая глава содержит важные законы о субботнем и юбилейном годе, процедурах выкупа и общем экономическом сострадании, в то время как двадцать шестая глава завершает собрание характерными обетованиями благословений и угрозами суда за непослушание, которые также были вполне предсказуемыми. Двадцать седьмая глава с предписаниями о выкупе обетов кажется приложением. Таким образом, святость на самом деле является всеобъемлющим концептом. Она является не только религиозным стремлением или просто нравственным кодексом. Скорее, святость — это способ быть:способ быть сБогом в заветных отношениях, способ быть подобнымиБогу в чистой и нравственной жизни, способ быть Божьим народом среди нечестивого и нечистого мира. Сохранение этой святой чистоты среди народа Божьего — обрядово, нравственно, физически, социально, символически — это главная цель законов в Книге Левит.

Свод Второзакония

Контекст Книги Второзакония, описанный в ее начальных стихах, изображает Израиль на равнинах Моава через приблизительно сорок лет после великих событий исхода и Синая, когда народ наконец–то должен был войти в Ханаан. Поэтому ее можно назвать «книгой на границе»: исторически и географически. И, конечно, она помещает Израиль на рубежи выбора, который им теперь необходимо сделать: будут ли они продвигаться вперед в вере и послушании Богу или нет? Останутся ли они верными Господу, уникальному Богу, с которым никто не сравнится (Втор. 4, 35.39), когда им противостанет окружающее и притягательное идолопоклонничество Ханаана или нет?

Вся книга имеет форму документа обновления завета (см. Втор. 29, 1). Завет был утвержден непосредственно на Синае (Исх. 24). Теперь Второзаконие изображает Моисея, который обновляет завет со следующим поколением до того, как они смогут войти в землю обетованную. Как принято в подобных документах, сначала идет исторический пролог, в котором вспоминаются наиболее яркие события Израиля, чтобы пробудить их стыд и укрепить веру и послушание (Втор. 1—3). За ним следует потрясающий раздел, призывающий к благодарности, верности, всецелому послушанию и полному отрицанию идолопоклонства, который расширяется заявлением о благословениях и проклятиях (Втор. 4–11). Затем следует центральная часть, в которой находится большинство подробных законов (Втор. 12—26). После этого приводится обычное перечисление благословений и проклятий (Втор. 27—28; как в Лев. 26). Далее следуют обновленные призывы соблюдать завет, вместе с предостережениями о том, каким будет будущее, если Израиль не устоит (Втор. 29–31). Наконец, кульминацией и завершением книги служит Песнь Моисея (Втор. 32), благословение им колен (Втор. 33), и описание его смерти (Втор. 34). Поэтому, когда мы говорим о своде законов Второзакония, речь идет, главным образом, о Втор. 12—26.

Слово «Второзаконие» — это греческая конструкция, означающая «второй закон». Хоть это и не очень точно передает стих Втор. 17, 18, содержащий на иврите слова «копия этого закона» (в Синодальном переводе «список закона сего». — Прим. ред.), название книги неплохо сочетается с правовым разделом книги (Втор. 12–26). Здесь речь идет не о новомзаконе, а о том, что он повторяет и развивает ранние законы. Таким образом, мы видим, что многие законы из Книги завета в Исх. 21–23 встречаются вновь во Второзаконии. Однако мы будем замечать небольшие изменения, дополнения, пояснения или добавленную мотивацию. Практически в любом случае, когда закон общий для Исхода и Второзакония, вариант Второзакония обширнее. О Второзаконии говорят как о «проповеданном законе», и, конечно, Втор. 1, 5 говорит, что именно это делал Моисей: «начал Моисей изъяснятьзакон сей и сказал». Поэтому, в характерном для проповеди стиле, Книга Второзакония использует множество повторов, схематических структур, призывов, прошений, упрашиваний, побуждений и предупреждений. Совершенно ясно, что в страстной риторике Второзакония закон был намного больше, чем просто затвердевший сухарь законничества: он был самим хлебом жизни. «Ибо это законы Господа не пустое для вас, но это жизнь ваша» (Втор. 32, 47).

Различные виды права

Когда пытаются определить применимость ветхозаветного закона в целом, то традиционная надежда выявить особую категорию «морального закона» в противовес «гражданскому» или «культовому» не очень полезна. В своем экзегетическом и нравственном анализе Лев. 19 Элмер Мартене (Elmer Martens) отмечает:

Следует заключить, что отличия культовых, нравственных и гражданских предписаний если и не искусственны, то, несомненно, чужды еврейскому мышлению. В этой единой речи постановления о воздержании от изготовления образов (культовое), необходимости говорить правду (нравственное), и предписании сострадательного отношения к пришельцам (гражданское) соединены в хаотичной смеси. В качестве схемы, которая поможет определить отношение христиан к Ветхому Завету, подобная классификация «культовый, нравственный, гражданский» бесполезна [245] .

245

Martens, Old Testament Law' p. 201. См. также J. Daniel Hays, 'Old Testament Law Today'.

Напротив, нам необходимо изучать и классифицировать законы Ветхого Завета на фоне их социального окружения в древнем Израиле, и затем обсуждать, какие важные нравственные особенности или принципы возникают в каждомиз видов закона. Таким образом, предложенная ниже классификация израильских законов не дает ответа на вопрос: «Какие законы все еще обязательны (или хотя бы важны в этическом смысле) для нас, а какие нет?» Скорее, такая классификация поможет распознать этическую важность всего закона Израиля, поняв его функцию и цель в его собственном контексте. Это на самом деле не более чем применение фундаментального принципа библейской герменевтики, то есть: первый шаг к пониманию любого библейского текста — спросить, что он означал в своем историческом контексте, настолько, насколько мы можем определить его.

Одна из самых известных классификаций ветхозаветного закона среди ученых критической школы — это двойное деление, предложенное Альбрехтом Альтом (Albrecht Alt). [246] Альт отличает «аподиктический закон» (законы, которые обычно начинаются фразой «не делай» и образуют абсолютное повеление или запрет, как правило, не указывая конкретного наказания) и «казуистический закон» (законы, описывающие прецеденты, которые начинаются с «если…» или «когда…», после чего следуют инструкции, что должно быть сделано, какие наказания, если такие есть, применяются, и прочее). Хотя эта классификация полезна и широко используется, она, по всей видимости, слишком проста, чтобы охватить все разнообразие законов, которые мы встречаем в Пятикнижии. Более подробную классификацию предложил Энтони Филипс (Anthony Phillips). [247] Хотя классификация Филипсом уголовного права имеет свои слабости, [248] в целом предложенное им функциональное деление законов представляется убедительным, и я развил его далее в представленном ниже обсуждении.

246

Albecht Alt, 'Origins of Israelite Law'. Хороший обзор многих подходов к закону Пятикнижия и новейшую библиографию см. М. J. Selman, 'Law'.

247

Anthony J. Phillips, Ancient Israel's Criminal Law.

248

Некоторые особенные положения, в которых я критиковал аргументы Филипса, особенно в его отношении к прелюбодеянию, краже и желанию можно найти в С. J. H. Wright, God's Land,pp. 89–92, 131–141, 200–221.

Уголовное право

Преступлением является любой проступок, который определенное государство считает противоречащим интересам всего общества. Конкретное правовое определение специфических преступлений будет, следовательно, отличаться в разных государствах согласно историческим, социальным и культурным тенденциям и ракурсам. Соответственно, преступник наказывается ради всего общества во имя высшей власти в государстве. Поэтому уголовное право отличается от гражданского права. Гражданское право касается частных споров граждан, в которых можно апеллировать к публичной власти о вынесении решения, или же она даже может вмешиваться в судебном порядке. Однако в гражданских делах государство или национальное сообщество само не является потерпевшей стороной. Поэтому может быть множество гражданских дел, в которых не совершено преступление.

В ветхозаветное время Израиль был государством. [249] Израильтяне верили, что обязаны своим национальным существованием исторической искупительной деятельности Яхве, Господа. Именно Господь вызвал их к существованию посредством призвания Авраама, Господь освободил их из Египта, Господь сделал их собственным народом благодаря завету у Синая, Господь дал конституцию и законы, согласно которым им следовало жить, Господь даровал им землю Ханаанскую. По этой причине, а также в согласии с требованиями завета между Господом, Великим Царем, и израильтянами, вассальным народом, верховная власть в государстве принадлежала Господу.

249

Здесь я использую понятие в общем значении названного национального сообщества, связанного узнаваемыми связями этнической принадлежности, религии, языка и территории, с некоторой степенью социально–политической структурированности и власти. В этом общем значении даже племена Израиля представляли подобное национальное сообщество (по крайней мере, в идеале) еще до основания более централизованного монархического государства, зародившегося при Давиде и Соломоне. Я не использую слово в более развитом значении современного национального государства, появившееся в Европе после эпохи Возрождения как одно из проявлений модерна.

Это значение теократии в ее ветхозаветной форме завета. Все ключевые функции социальной власти передавались в руки Господа: Господь был верховным законодателем, верховным судьей, главным землевладельцем, верховным главнокомандующим армий. Господь, иначе говоря, был царем в Израиле. [250]

Также Израиль верил, что его отношения с Господом были их raison d'etre;то есть они существовали как народ только благодаря этим отношениям, так что выживание и безопасность были связаны с сохранением их. По этой причине любое действие, которое было фундаментальным нарушением этих отношений, являлось угрозой безопасности всей нации. Проступок против Бога был проступком против государства, зависящего от Бога. Проступок против Бога и заветных отношений грозил навлечь гнев Господа на все сообщество (и несколько повествований описывают примечательные случаи подобных бедствий). Подобные проступки считались поэтому преступлениями, и к ним относились очень серьезно. Поскольку Израиль счотал Господа царем и хотел, чтобы царствование было воплощено во всех аспектах национальной жизни, социальная и богословская сфера придерживались единого мнения в вопросе понимания сущности того, чем было преступление в Израиле.

250

Эта поразительная степень, до которой все формы общественной, политической, экономической и религиозной власти были сфокусированы на Яхве, и то, какое влияние это имело в умалении всего человеческого осуществления власти в тех же сферах, очень подробно анализируется в Norman К. Gottwald, Tribes of Yahweh.