Око за око
Шрифт:
— Базилевс! — воскликнул Фемистокл. — Он уже не Афиней! Его зовут Клеобул!
— Клеобул — имя свободного человека. А я пока вижу перед собой раба! — выделяя каждое слово, проговорил Евн. — Или ты забыл, что Клеобулом он станет только тогда, когда делом докажет свою преданность нам? Чем он лучше моих славных воинов, которые заслужили это право кровью и ранами в боях с господами?
— Ничем! — закричали окружавшие Евна люди.
— Пусть тоже завоюет это право!
— Пускай его свяжет с нами кровавая клятва!
— Вот видишь! — кивая на них, улыбнулся Фемистоклу Евн. — Твой земляк пока для
Сирийцы одобрительно загудели.
— Базилевс! — перекрывая шум, сделал еще один шаг к царю Фемистокл. — Разве пять моих ран, полученных в сражениях под Энной, Тавромением, Сиракузами, и то, что я с первого дня восстания являюсь членом Совета, не дает мне право просить тебя и надеяться на снисхождение?! Дай свободу этим людям! Ведь это не катанские и мессанийские рабы, а беглецы из самого Рима. Уже одним этим они доказали тебе свою преданность! Ты же ведь сам только что сказал, что даешь этим несчастным свободу…
— … возможность стать свободными! — торопливо уточнил Евн и значительно поднял палец: — Только возможность! И, клянусь Астартой, она представится им сегодня же! Сейчас!! А из Рима они или из твоей Греции — мои законы едины для всех! И я недоволен, — возвысил он голос, — что член моего Совета забывается настолько, что позволяет себе называть рабов — людьми!
2. Штурм
Через полчаса, как и обещал Евн, все было готово к штурму. Разбитая на тысячи, сотни и десятки армия рабов, ощетинясь обнаженными мечами, пиками и копьями, сверкая римскими щитами, вытянулась на всем протяжении стен Мессаны.
Прот попал в декурию1 к угрюмому бородачу испанцу. Чувствуя рядом мощное плечо Фрака, он благодарил Афину за то, что она не разлучила его с этим умелым воином, и до боли в пальцах сжимал выданный ему короткий римский меч.
«Ну, что они медлят! — клял он разъезжавших на горячих лошадях тысячников, позабыв про обещанный Фемистоклом спектакль, в котором играет сам царь. — Так мы не возьмем Мессаны и до вечера!»
Неожиданно по рядам воинов пронесся гул, взгляды всех устремились в сторону холма.
Прот повернул голову и увидел, как от царского шатра отделилась высокая — в два человеческих роста — фигура, одетая в грубый хитон раба. Прыгающей походкой великан, не спеша, прошел перед строем и остановился перед центральной башней крепости, не доходя до нее на полет стрелы.
— Эй, вы, господа Мессаны! — громко крикнул он. — Хорошо ли вам слышно меня? А?! Что же вы тогда не требуете, чтобы я, раб, кланялся вам? Почему не прикажете схватить меня и отдать на пытку?!
По строю пронесся смех, усиливающийся с каждой минутой. Великан повернулся к армии, и Прот увидел, что это сам Евн, стоящий на высоких ходулях.
Царь снова обратил свое лицо к Мессане и закричал еще громче:
— Ну, что же вы? Вот он я, берите меня! Бейте, пытайте! О–о, вы большие мастера этого! Идите же ко мне! — издевался он над приготовившимися к своему последнему часу защитниками крепости. — Ведь вы, кажется, называете нас беглецами? О, нет, господа! Ошибаетесь! Это вы теперь, а не мы беглецы! Вы, а не мы убежали в свою жалкую крепость, которая через полчаса будет нашей! Вы скрылись от нашей мести, как трусливый заяц, которого изображаете
на своих монетах!Несколько стрел прочертили воздух и бессильно ткнулись в землю в нескольких шагах от Евна.
— Не нравится? — с презрением засмеялся Евн и, сделав знак людям, стоящим у царского шатра, пообещал: — Погодите, сейчас мы вам наглядно покажем, что привело вас к бесславной гибели!
Стена воинов расступилась. Вперед вывели богато одетого римлянина. Подталкиваемый в спину остриями пик, он вышел на середину склона и стал затравленно озираться вокруг.
На стенах Мессаны послышались возгласы негодования — осажденные узнали в пленнике рабов одного из самых знатных и богатых жителей Мессаны — Марка Минуция, отъехавшего неделю назад за помощью в Катану.
— Эписодий первый! — прокричал Евн, делая новый знак, и на «сцену» выбежали два совершенно голых раба. — К Дамофилу из Энны подходят рабы Зевксис и Гермий. Они умоляют своего господина, чтобы он дал им поесть и выдал хоть какую–нибудь одежду!
Рабы бросились к бледному Минуцию. Кривляясь и извиваясь телами, они принялись упрашивать его, красноречиво показывая, что голодны и замерзают без хитонов.
— Роль Дамофила по причине его смерти исполняет небезызвестный вам Марк Минуций! — под дикий хохот своего войска сообщил мессанийцам Евн. — Просим господ зрителей извинить нас за такую вольность. Но для нас, что Дамофил, что Минуций — все равно! Зато Зевксис и Гермий самые что ни на есть настоящие! — заверил он.
Услышав свои имена, рабы бросились на землю и стали биться лбами перед калигами насмерть перепуганного мессанийца.
Прот хохотал вместе со всеми, наблюдая за невиданным представлением. Стоящий рядом Фрак смеялся гулко и отрывисто, точно бил в большой бубен.
— Ничего в жизни не видел более смешного! — то и дело повторял он, утирая слезы.
На склоне тем временем произошла небольшая заминка.
Минуций опустил голову и никак не соглашался делать то, что вполголоса требовал от него Евн. Тогда царь не выдержал, дал знак воинам, которые вывели Минуция. Один из них подбежал к пленнику и так кольнул пикой, что из–под лопатки брызнула кровь.
Мессаниец вскрикнул и покорно взмахнул рукой так, словно бил кого–то плетью.
— Это он говорит Зевксису и Гермию: «Что же, разве путешественники ездят голыми по Сицилии и не дают готового снабжения тем, кто нуждается в пище и одежде?» — громко пояснил Евн. — И приказывает привязать их к столбу и подвергнуть бичеванию!
Единый стон пронесся по двухсоттысячному войску. Пока переодетые в надсмотрщиков рабы привязывали Зевксиса и Гермия к столбу, справа и слева от Прота послышались негодующие крики:
— Проклятые господа! Так все оно и было!..
— Не кормили, не одевали нас!..
— Попробуй только заикнись, что ты голоден или замерз — сразу поведут к такому столбу!
— Если не бросят в яму гнить заживо!..
— Смерть им всем, как Дамофилу!
— Смерть!
— Смерть… — прошептал Прот, думая о Луции и тоже невольно сжимая кулаки.
Привязав рабов к столбу, «надсмотрщики» взялись за длинные сыромятные бичи.
Прот ожидал, что удары будут легкие, только для виду. Но бичи засвистели по настоящему. И крик Гермия, а затем и вопль Зевксиса были самыми неподдельными.