Окончательный приговор
Шрифт:
Жалко, что нельзя было сразу подключить навигатор с машины Атабиева. Но, в принципе, и особой необходимости в этом не было, поскольку я заранее изучил дорогу по другому навигатору, и даже с традиционной картой сверился. Картам я всегда больше доверяю, чем технике. И знал, что следует проехать чуть меньше пятидесяти километров и за районным центром Островское повернуть направо. Там, преодолев связующее расстояние в сорок километров, мы выедем уже в Ивановскую область, в городок Заволжск, дальше через мост минуем Волгу, въедем в Кинешму, а оттуда уже направимся в Иваново, и дальше во Владимир, и в Москву. Прокатиться лишнюю сотню километров несложно. Главное, что этот путь безопаснее, и есть гарантия, что при въезде в Москву по шоссе Энтузиастов нас никто не будет встречать. А в ночной темноте ехать можно и не слишком обращая внимание на дорожные знаки. В сельских районах патрульные машины дежурят чаще всего только в дневное время. Это я знал из опыта поездок в разные от Москвы стороны.
В Москве мы начали с того, что поставили мою машину в гараж, а на «Волге» отправились
В пионерском лагере стояла привычная тишина. Сторожу-алкоголику, естественно, самому требовалась охрана, потому что охранять он никого и ничего не мог. Даже не вышел на звук двигателя «Волги», который отнюдь не походил на слабое урчание двигателя иномарок. Мы прошли в Вальтеру. Он встретил нас лежа в том же положении, в котором мы его оставили.
– Рассказывай, – приказал я.
– Я думал, вы расскажете…
– Сначала ты. Как самочувствие?
– Иду на поправку. Завтра могу вступить в рукопашку. А завтра уже пришло. Желаешь попробовать, товарищ капитан?
– Не желаю, – сказал я. – И без того руку себе отбил.
Вальтер, в самом деле, выглядел уже лучше. Умеет мобилизовать свой организм и настроить его на выздоровление. Впрочем, мы все этому обучены. Меня его настроение обрадовало.
– Все благополучно?
– Почти, если не считать некоторых нюансов. Хорошо, что напомнил. – Я посмотрел на часы, вытащил мобильник и вышел для разговора из помещения. Я не скрывал ничего от товарищей, просто не любил разговаривать прилюдно.
Полковник Переславцев еще, должно быть, спал. Голос, по крайней мере, был не слишком бодрым. Или же, наоборот, совсем не спал. От чего голос бывает таким же.
– Слушаю тебя, Паша. Вернулся?
– Так точно, товарищ полковник.
– Со щитом или на щите?
– Это неизвестно. Но автоколонну катафалков вызывать следует.
– А что неизвестно?
– С документами неясность. Сами они уничтожены. Подозреваю, что это сделал Атабиев перед тем, как уничтожили его. Но он был человек хитрый и осторожный. Мы обнаружили, что недавно он производил какие-то манипуляции с автомобильным навигатором. А навигатор у него с жестким диском. Мы привезли всю эту технику. Желательно, чтобы специалист посмотрел. Возможно, Атабиев закачал данные туда. Для прочтения требуется взломать пароль. Мы с Корчагиным не специалисты. Пытались открыть – не открывается. Как передать?
– Ты где сейчас?
– На базе.
– Я пришлю автомобиль. Машина гражданская, потому аккуратнее, не стреляй без разбору. Но с водителем будет человек в форме.
– Понял, жду.
– Как Вальтер?
– Говорит, что поправляется.
– Я докладывал командующему. Он предлагает послать врача.
– У меня такие мысли тоже были. Только я думаю, что без врача Вальтер быстрее на ноги встанет. Он парень с характером.
– И хорошо. Даже военный врач, он все равно только врач. Лишние глаза нам ни к чему. Жди машину. Пока дороги свободные, доедет быстро.
– Жду. Если что-то интересное найдется, держите меня в курсе дела.
– Обязательно.
– И еще просьба… В память о Атабиеве. Навигатор с его машины… Желательно бы мне вернуть. На свою поставлю, когда смогу за руль своей сесть.
Полковник усмехнулся.
– Боевой трофей принадлежит его захватившему. Закон войны… Соскучился по своей машине?
– Я на ней и поездить не успел. Только купил перед командировкой. Всего четыре тысячи «км» накатал. А успел бы за это время полста.
– Ладно. Надеюсь, еще успеешь. Много человек положили?
– Восьмерых – мы. Атабиева – они…
– Серьезно поработали. Я попрошу наших хакеров поинтересоваться данными на сервере МВД. Надеюсь, не наследили?
– Я тоже на это надеюсь. Единственный след с нашей стороны – среди бандитов был один из адвокатов по нашему делу. Это неприятно, но связать ситуацию с нами тоже трудно.
– Я уже дал распоряжение нашей группе в Чечне. Она разрабатывает введение дезинформации о вашем пребывании там. В плену у чеченцев. Информация пойдет по независимым от нас источникам. Так что, я думаю, в Судиславле все пройдет гладко. Но хотя бы сутки не всплывайте «со дна». Мало ли что.
– Противно здесь. Запить хочется… Мы лучше по домам отправимся. Корчагин заберет Вальтера к себе, как только тот сможет встать. Думаю, он это сможет прямо сейчас.
– Ладно. Но на прогулки не ходите. Отлежитесь. Тем более, Корчагина легко узнать.
– Понятно, товарищ полковник.
Меня еще в самом начале моей следственной практики учили, что самое главное в нашем нелегком деле, когда поиск вызывает значительные затруднения, разработка методологии самого поиска и тщательное соблюдение всех выработанных правил и условий. Малейший факт, если он не проходит мимо, может стать ключевым и решающим. Под методологией одинаково подразумеваются два созвучных слова: и методы ведения следствия, и методичность всех мероприятий. Если быть методичным, то, в конце концов, каждый преступник получит то, что он заслужил. Но быть всегда методичным никто не любит. Это я по себе знаю. Можно копаться и собирать факты, а в какой-то момент
позволить себе расслабиться, поддаться лени, апатии, что-то пропустить и в итоге упустить свой единственный шанс. Впрочем, шансы не бывают, как правило, единственными. Это в спортивном поединке они, случается, бывают такие. В следствии же это редкость. В следствии шансов, которые мы называем фактами, много, и следует уметь их вылавливать, потом классифицировать и вычислять связи между теми материалами, что удалось набрать. Чаще случается, что больше половины фактов приходится отбрасывать как не имеющие к делу никакого конкретного отношения, хотя на первый взгляд они казались стопроцентно связанными с другими. Но, чтобы выяснить их причастность или непричастность, приходится проделывать большую работу. А в результате получать «минус». И с этим следует мириться, потому что два «минуса» в сумме дают «плюс». То есть отрицательный результат тоже есть результат. Но с абсолютными «минусами» сталкиваться тоже приходится редко. И вообще в процессе следствия арифметика выглядит несколько не такой, как в школьной программе. То есть, сумма и там увеличивается по мере возрастания составляющих, однако эта сумма даже при полном наборе «плюсов» может обладать отрицательным значением, как получилось в моем текущем деле во время заседаний двух судов. Там победили эмоции, а не факты. И потому следует тщательно анализировать все факты, что попадаются под руку, чтобы не было ни одного случайного, который может вызвать сомнение. Логика присяжных заседателей была проста. Если есть сомнения по единичному факту, эти сомнения будут распространяться и на все остальные факты доказательной базы.Пока я занимался тщательным анализом доказательной базы, разбирая все, что следовало разобрать, по крупицам, дожидался других данных – данных по поиску. В моем случае, поиск сам по себе меня касался, как ни странно, мало. Конечно, я разработал план следственных мероприятий, который был утвержден, и на этом моя задача заканчивалась. Следователь не может просто бегать по улицам в поисках сбежавших подследственных. Но данных ждать обязан. И не просто ждать, а искать их.
Так, дело о расследовании случая, когда капитан Беклемишев пришел домой за тапочками, и чуть не с разбегу убил капитана милиции, занимающегося его розыском по месту жительства, вообще могло бы не попасть ко мне в руки. Но я самостоятельно просматривал все сводки. И не только по Москве, но и по России, хотя это была огромная работа. Конечно, без помощи компьютера справиться с ней было бы невозможно. Функция «поиска» меня существенно выручала. А поиск я проводил по ключевым фразам и понятиям. Естественно, постоянно включал самое маловероятное для получения результата – фамилии обвиняемых. Потом, правда, «поиск» расширил, включив в него и других фигурантов дела. Это и позволило натолкнуться на сообщение об исчезновении одного из адвокатов пострадавшей стороны. Причем исчез он в тот же день, когда пропали и, как я подозреваю, бежали от суда обвиняемые. Между этими фактами, как я понимал, существовала связь, хотя пока она не просматривалась, и на моей черновой схеме, которую я черчу при расследовании каждого дела, над линией, соединяющей два кружочка, появился жирный вопросительный знак. Возможно, это еще одна статья будущего обвинения, возможно, что-то другое. В сути еще предстоит разобраться. Но, не имей я возможности отслеживать всероссийские сводки, до меня факт исчезновения адвоката просто не дошел бы. Никто, кроме меня, эти два дела в одно пока не связывал.
Другие, более широкие категории поиска давали мне много дополнительной работы, но такая работа была необходима. Эти категории поиска предоставляли мне все криминальные факты, в которых фигурировали чеченцы и спецназовцы ГРУ, причем даже по отдельности – те или другие. А в настоящее время фактов, в которых так или иначе замешаны чеченцы, в день приходится отслеживать по нескольку. И по многим приходится отправлять запросы для прояснения ситуации.
Но были и очень конкретные варианты запроса, которые могли бы дать мне нить для поиска. В ходе расследования обстоятельств текущего дела, и при ознакомлении с характеристиками и послужным списком всех обвиняемых, я дважды сталкивался с упоминанием отработанного удара, которым обладает капитан Беклемишев. Удар наносится в лоб, и при этом настолько резко и мощно, что у получившего этот удар ломается шейный позвонок. Именно таким образом капитан спецназа ГРУ убил капитана милиции, когда ночью заявился к себе домой за тапочками. И потому я вводил в запрос все случаи смерти от перелома шейного позвонка, независимо от того, где и при каких обстоятельствах это происходило, даже в автомобильной катастрофе, потому что тело можно было просто положить в машину, а потом машину разбить. Убийцу проще всего искать по почерку, если почерк характерный. А перелом шейного позвонка вообще-то явление в следственной практике редкое. Так, дважды получив такие сведения, и именно с места дорожно-транспортных происшествий, я требовал дополнительной судебно-медицинской экспертизы. Дело в том, что сам удар в лоб, если его нанести мягкими тканями основания ладони, как это делает капитан Беклемишев, на лбу даже синяка не оставит. Но вследствие этого удара происходит прострел в затылочные области мозга, вызывающий растечение мозговой жидкости. То есть, даже если шейный позвонок выдержит и человек останется жив, после такого удара он гарантированно дураком на всю жизнь останется. Но оба случая, с которыми я столкнулся, обошлись без характерного признака. Мозговая жидкость не растекалась, то есть удар был недостаточно резким и, скорее, давящим, характерным для дорожно-транспортных происшествий. Пока мне не везло с фактами, но я был уверен, что эти отчаянные головы еще появятся на моем горизонте. И предстанут явно не добропорядочными гражданами. Такие люди, как мне кажется, уже едва ли смогут когда-нибудь стать добропорядочными и законопослушными…