Окопная правда чеченской войны
Шрифт:
Из твоего письма мне показалось, что в Москве вы все оторваны от жизни и доверчиво слушаете то, что вам преподносят, и смотрите «В гостях у сказки».
Ты меня прости, но я разочарую идеалы многих — начнём с Трошева (подпольная кличка «Тролль»). По поводу его отставки у нас недовольны только тем, что его, этого ворюгу, не посадили. Это тварь, животное. Округ коррумпирован благодаря ему. Хотя говорят, что Тролля не посадили из-за того, что он мог бы потянуть многих «Москвачей». Может быть, и есть в СКВО боеспособные части, но, глядя на родную мотострелковую дивизию, — я очень в этом сомневаюсь. То, что у Тролля сеть заправок в Ростове и Ростовской области, известно всем офицерам округа. С его
Теперь о Буданове. Со слов, точнее с рассказа соседа — следователя прокуратуры — в ненавязчивой обстановке, без погон, за кружкой «чая» я узнал подробнее об этом. В общих чертах — это животное нажралось, и захотелось женского тела… Его не освобождать надо — он преступник, который должен сидеть в тюрьме.
Ну, а в Чечне наступит мир только тогда, когда удастся навести порядок в Москве. Я тебе могу процитировать слова одного чечена, с которым у меня состоялся разговор во время одной из «командировок», и который спросил: «Зачем вы здесь?» Я: «Бороться с террористами и бандитами. Их пособниками». Он: «А вы у себя, в России, всех бандитов и пособников победили?» Я: «Честно — нет». Он: «Если бы вы несли сюда что-то нормальное, то я бы сам взял оружие и вместе с вами пошёл бы воевать, но не вместе с этим Кадыровым. А так — что те за деньги, что эти за деньги и идти-то не за кем».
Только после снятия Трошева я узнал, что, оказывается, мы — «боевые друзья», на которых он «всегда надеялся». Самые лучшие друзья — «попрошайки» из управления и отделов кадров. Имея таких друзей, и врагов не надо. Враг такого урона и развала нанести не сможет. Кстати, к развалу СКВО («Санаторно-курортного военного округа») приложил руку и Квашнин.
Их только тогда можно было бы назвать офицерами, если бы они взялись по-настоящему за боевую подготовку, а не водили подчинённых на экскурсию к «Нашим учителям» — чеченским боевикам.
Кому оно надо
«Лимонка» № 195 май 2002 г.
Кому война — а кому мать родная!
Привет, «Лимонка», пишет тебе солдат-срочник, находящийся в это время в Чечне. Хочу рассказать о бардаке, который творится здесь.
Ну, во-первых, солдат-мальчишек, которые каждый день ходят рядом со смертью и выполняют свою боевую задачу, их ни во что не ставят. Гуманитарка, которую собирают по всем школам Пскова, до солдат не доходит, всё «исчезает» в Ханкале. «Тыловые крысы», совсем обнаглевшие, шлют сотнями ящиков на продажу в Дагестан тушёнку, которая по документам должна быть в солдатском котле.
«Секретуткам» закрывают по 20 боевых дней в месяц — максимум сколько можно закрыть. А солдатам в горах по одному-два. Хули говорить, если все нормальные офицеры поувольнялись, остались одни алкаши да «шакалы». Маховик разложения и деградации армии с каждым днём набирает обороты.
Где та армия, которую боялись во всём мире?
Где ты, уважение к офицеру?
Сейчас на них смотрят в лучшем случае сочувственно, а то и презрительно.
Но я верю в возрождение Русской Армии, Русского Народа, Русской
Нации!Караул, в ружьё!
«Лимонка» № 267 февраль 2005 г.
Обычно о заступлении в караул нам сообщалось за сутки. На следующий день (пропуская зарядку и развод) мы шли в казарму. Готовиться, значит. С 9.30 до 11.00 учили статьи УГиКС (Устав, короче). Я помню его наизусть, поэтому писал письма или слушал радио без палева. Иногда молодые придурки-лейтенанты пытались наехать на меня за письма, но, обнаруживая мои познания устава, сразу переходили на дружественный тон. Потом лейтенанты уходили пить пиво. К сожалению, по ходу службы мне, в основном, попадались тупые командиры, но к ним на смену приходили ребята вообще улётные. Я ржал над ними, как Дубовицкая над шизофрениками из «Аншлага».
Наша рота заступала сразу в два караула, и в санчасть ходили по очереди. Приходим в санчасть. Двадцать три человека — все здоровые, ни одной царапины. Всем ставят в карточках «здоров» и идём обратно. В караул заступали «и косые, и хромые», но на проверку в санчасть, само собой, за них шли здоровые.
По возвращении в казарму готовили внешний вид. Я укладывался в полчаса, и падал спать. Сквозь дрёму слышал крик дневального. Это значит, что пришёл психолог. В одних трусах иду в «ленинскую комнату». Вот она — волосы дошираком растут, накрашенная вся.
— Здравствуйте! Я говорю вам: здравствуйте!
Ну, меня она последним вызовет, сука. Представляю, как убиваю её или как трахаю. Подхожу, представляюсь по полной нарочно, ведь эта тварь знает всю мою биографию. Делает кислую рожу, я делаю вид, что это не мой член торчит сквозь трусы. Раскладываю нелепые карточки. Так, для формальности — кому, как ни ей знать, что с моими показателями психологических тестов, можно идти в любую организацию. Всё. Теперь иду спать со спокойной душой.
Дневальный будит на обед, просыпается часть мозга, ответственная по всей видимости за еду. Подумав, она будит память. Память говорит, что в карауле жратвы тьма. Мозг вырубается. Через какое-то время ротный замполит начинает лично будить всех сам.
Выхожу «на улицу». На этой «улице» я жил полтора года, но названия её не запомнил — оно было смешное, и чисто формальное. Ощущение, что всё вокруг сейчас воспламенится от солнца. Полковая помойка воняет так, что воздух над ней можно потрогать руками. Пошли на обед.
Столовая, ну конечно же, закрыта. Ждём полчаса. Ребята из кинологического отряда намыливаются пройти первыми, но мы — караул и заходим перед ними. РМО третьи сутки в наряде по столовой, и, конечно же, это не может не сказываться на качестве еды — ужасней быть может… Хотя, если разобраться, ничего не может быть ужасней трёх суток в наряде по столовой. Жрём семь минут («жрём», потому что за семь минут невозможно скушать первое, второе, ну да, и компот).
На всех парах прём обратно в казарму. Жара. Она мне нравится, прям, как на родине. Но внутри кипящий обед, ещё эта спешка, короче потом обливаемся конкретно.
Беру из тумбочки жгут, пару бинтов и еще кое-что. Залетаю в оружейку. Ищу свободный АКС — свободных нет. Приходится позамарачиваться, ведь у меня «калаш» нескладной, а в караул все идём со складными.
Опять строимся. Выходят начальники караулов. Всё. Идём на дивизионный плац. Про себя думаю: «Когда же побежим?», и тут же звучит команда «Бегом марш!». Ну правильно — все дивизионные наряды построились и ждут только нас. Мы лёгким галопом паркуемся на своё место — первое на правом фланге.