Окровавленные руки

Там, где моя мама видела все, что происходило, мой отец видел каждую мысль в моей голове.

Можно с уверенностью сказать, что в подростковом возрасте мне ничего не сходило с рук. Ну, за исключением одного раза, когда Маттео был в моей постели в старшей школе. После этого опыта я несколько лет шла прямо и узко, пока не закончила учебу. После этого, ну, это была другая история.

Отец прочистил горло. — Хорошо, Алиса, ты уже достаточно избаловала ее. Впусти девушку в дом.

— Я? Ты задушил ее! — Мама запротестовала, но ее руки смягчились и наконец отпустили меня. Со стоном я ушла в дом, оставив их в их собственном подъезде, чтобы препираться, как обычно. У них была особая любовь, любовь, которую люди мечтали найти. Это не означало, что они не были настолько саркастичны друг с другом, насколько это возможно, прежде чем они стали целоваться и грубить.

Мне не нужно было быть рядом для этой части.

Жареный цыпленок мамы стоял на гранитной стойке, ожидая, пока она перенесет его на огромный дубовый стол в столовой. Я схватила его и передвинула, и звуки их споров отошли на задний план, когда юмористические подколки друг друга начали превращаться в привязанность. К тому времени, как они прошли на кухню, я уже вытаскивала листовую капусту из кастрюли и клала в одну из маминых сервировочных тарелок.

— О, дорогая, тебе не нужно было этого делать. Я бы использовала белую миску, — сказала она, подходя и вынимая макароны с сыром из духовки.

— Конечно, — фыркнула я. — Если бы я использовала белую миску, ты бы предпочла оранжевую. Все, что противоречит тому, что я выбираю, противоположная женщина.

Она фыркнула на меня и начала возражать. — Я не..

— Женщина, ты самый противоречивый человек на планете, — объявил папа, отодвигая свое место во главе стола. — Кого, черт возьми, волнует, в какой миске еда? Ты тоже начнешь ее фотографировать?

— Честно говоря, Мартим. Эти вещи имеют значение, — Я заняла место справа от папы, обслуживая себя и слушая, как он сплетничает о том, какая стюардесса переспала с его вторым пилотом. Судя по всему, это был настоящий скандал — ведь женщине было 26 лет, а пилоту — за 50. Обычно я делала вид, что слушаю, как он говорит, как девочка-подросток, но в тот день, учитывая все, что произошло, моя голова просто не интересовалась его пустыми сплетнями. Я ковырялась в еде, почти не ела и обдумывала, что буду делать с Маттео на следующий день, несмотря на свое решение на время забыть о нем.

— Хорошо, что волнует тебя? — спросил папа.

— Что ты имеешь в виду? — пробормотала я, выходя из транса и запихивая в рот кусочек жареного цыпленка.

— Кажется, ты была в порядке насчет ограбления, мой маленький воин, — поддразнил он, протянув руку и ущипнув меня за щеки. Я показал ему язык. — Так почему ты сейчас такая в своей голове?

Я вздохнула, бросила курицу на тарелку и закусила уголок рта, обдумывая, какую историю рассказать родителям о Маттео. Я бы ни за что не призналась, что ходила туда, особенно потому, что его знал преступник.

— Я разговаривал с Маттео, — неопределенно ответила я.

Моя мать замерла, и я взглянула на отца, чтобы увидеть, как он нахмурил брови. У меня не было иллюзий, что он не знал, что я имела в виду, Маттео, поэтому я знала, что его следующий вопрос был его попыткой дать мне время переосмыслить ход нашего разговора. — Маттео, кто?

— Знаешь, Маттео Белланди. Из старшей школы.

Я пожала плечами, как будто обсуждение мальчика, который заставлял меня плакать перед сном в течение нескольких недель, могло быть случайным событием.

— А где ты его видела? — спросила мама, она положила в рот немного зелени, пережевывая ее так, как будто она нашла их неприятными, но в том, что Маттео ей был противен, сомнений не было.

— Я не видела, — я солгала. — Я имею в виду, повидайся с ним. Он увидел меня в новостях и связался, чтобы узнать, все ли со мной в порядке и может ли он чем-нибудь помочь. Вот и все. — Я взглянула на маминые шторы на большом панорамном окне позади нее, увидев, что прутья нужно протереть пылью. — Если тебе нужно, чтобы я пришла и помогла по дому, я могу это сделать. Я знаю, что тебе трудно добраться до некоторых высоких мест.

Я ловко сменила тему, зная, что мама рассердится на намеки, что она не может сама убрать свой чертов дом.

Она хотела было это сделать, но убийственно серьезный голос папы прервал ее.

— Я так не думаю, юная леди. Ты не меняешь тему разговора, как будто неважно, что этот кусок дерьма каким-то образом получил твой номер телефона. Ты получишь новый. Конец истории.

Он пронзил кусок макарон с сыром и сердито запихнул его в рот.

— Что хорошего в этом? С активами, к которым Белланди имеет доступ, он мог бы просто найти этот номер, если бы захотел, — указала я. Был ли у Маттео мой номер, не имело значения. Двенадцать лет я знала, что он может найти меня, если захочет.

Он просто не хотел.

— Айвори..

— Кроме того, ты понимаешь, насколько хлопотно было бы изменить мой номер? Я веду через него свои дела.

Я пожала плечами, не обращая внимания на его пристальный взгляд.

Я послала маме умоляющий взгляд, который она со вздохом приняла и направила внимание отца в другую сторону, обещая дальнейшие сплетни о работе. Я лучше настроилась, чувствуя на себе его слишком внимательный, на мой вкус, взгляд несколько раз за ужин.

Но мы выжили, так и не упомянув Маттео снова, и когда я вернулась домой после ужина в тот вечер, я была еще более полон решимости убедиться, что мне никогда больше не придется рассказывать им что-либо о нем.

Так было лучше для всех.

Особенно меня.

???

Мое белое платье с крупными тропическими коралловыми цветами развевалось вокруг меня на ветру, и я благодарила тяжелый кардиган, который был на мне, за то, что он удержал его. Как правило, летящие юбки были опасны в ветреном городе, но меня это никогда не останавливало.

Сэди сказала, что у меня отвращение к штанам. Я не могла возразить против этого. Я надевала их только тогда, когда нужно было отбиваться от холода, поэтому и носила платье, несмотря на прохладу весеннего воздуха.

Я поспешила в ресторан, даже не удивившись, когда обнаружила, что Дюк и его семья уже сидят и ждут меня. Я переоделась в последнюю минуту после того, как пролила на себя миску с водой моего любимого леопардового геккона Смауга, как полный идиот, и то, что я опаздываю из-за какой-то случайной катастрофы, было не так редко, как должно было быть.

Дюк повернулся лицом к двери, его опущенные голубые глаза встретились с моими, он покачал головой, и на его губах заиграла улыбка. Я пожала плечами с собственной ухмылкой, поспешила и заняла свободное место рядом с ним. Наклонившись, я поцеловала его в щеку и улыбнулась его маме и брату.

Его мать улыбнулась в ответ, ее глаза потеплели, когда она посмотрела на нас двоих. Она не делала секрета из надежды, что однажды мы будем вместе, и я знал, что она анализирует каждое наше движение рядом друг с другом, чтобы заметить малейшую разницу. Если бы мы когда-нибудь пересекли эту черту, она бы знала, прежде чем мы сказали ей. Это было очевидно, поскольку женщина ничего не упускала из виду, когда речь шла о ее сыновьях.

— Привет, Джендри, — пробормотала я.

— Что? Никакого поцелуя для меня? — Старший брат Герцога усмехнулся, и я с прищуром посмотрела на него.