Окровавленные руки

У меня перехватило дыхание, когда я увидела это невероятно красивое лицо. В старших классах он всегда был о чистых краях, светловолосый всеамериканский мальчик по соседству с потрясающими голубыми глазами и мальчишескими мышцами, набитыми на его тело, как он мог. Десять лет спустя его волосы были темнее, скорее каштановыми, чем светлыми, и от этого его пронзительные лазурные глаза казались ярче. Его некогда чистоплотное лицо было покрыто чем-то средним между щетиной и очень короткой, ухоженной бородой. Он набрал вес, его худощавое телосложение осталось в прошлом, и теперь, когда он постарел, проблем с набором мышц не было, и это было видно даже под дизайнерским костюмом, который он носил. Он был всем, чем был в старшей школе, устрашающим и недосягаемым, но теперь он был просто больше. Ручка упала на бумагу перед ним со стуком, отвлекшим меня от моего взгляда, и я немного встряхнулась.

— Айвори, — снова прошептал он, встав с улыбкой и обойдя стол, чтобы подойти ко мне. Его губы встретились с моей щекой в приветствии, и я вздрогнула, когда прикосновение вызвало у меня дрожь. — Ты такая же красивая, которую я всегда знал.

Я покраснела, глядя в его пристальный взгляд. Он стоял слишком близко, слишком близко, и я демонстративно отступила на шаг.

— Спасибо, — неловко пробормотала я. Много лет назад в том, как он смотрел на меня, была очевидная привязанность, и всегда в его глазах был юмор, когда они останавливались на мне. Это исчезло, ушло, осталась только почти темная, тревожная интенсивность.

— Ты тоже хорошо выглядишь, — ответила я. Ухмылка, которую он мне подарил, говорила о том, что он был достаточно высокомерен, чтобы понять, насколько это было преуменьшением.

Ложь века.

Его ухмылка превратилась в ухмылку.

— Что ты здесь делаешь? — Его слова были резкими, но его тон был мягким, почти озадаченным и пронизанным его собственным недоверием.

Я это очень хорошо поняла. Стоять перед ним после всех этих лет боли было сюрреалистичным опытом, и у меня не было никакого желания повторять его. Я хотела покончить с этим и отправиться в путь.

— Сегодня утром я была в банке Байлайн в парке Мак-Кинли, когда трое вооруженных мужчин в лыжных масках пришли ограбить его, — сказала я в ответ, решив просто говорить об этом прямо. Я становилась все более подозрительной ко всему, что могло заставить преступников опознать меня в связи с Маттео.

Он замер, его тело застыло неестественным образом. Он даже не дернулся, если не считать движения, необходимого для того, чтобы произнести следующие слова.

— Они тебя трогали? — Его голос тщательно контролировался.

— Нет. Как только один из них увидел меня хорошенько, он стал умолять меня сказать тебе, что они не знали, что я была там. Что они не могли знать, что я буду там, и сказать тебе, что они не тронули меня.

— Айвори… — Его лицо смягчилось, тело внезапно вернулось движение. Он наклонился дальше в мое пространство, и я отступила еще на шаг. Я бы не позволила ему пересечь эту черту после всего, что он сделал. Все, что я могла сделать, это получить ответы, попрощаться и, наконец, жить дальше.

— Зачем грабителям банков знать мое имя? И с чего бы им паниковать из-за тебя?

Мои руки скрещены на груди, а зубы вонзились в то место в уголке рта, которое практически превратилось в жевательную игрушку под всем дневным стрессом.

— Ты под моей защитой. Ты под ней еще со школы. — Его голос слегка ожесточился, когда его взгляд переместился на мои скрещенные руки. Он, казалось, не оценил ни позу, ни отношение, стоящее за ней, но промолчал об этом.

— Верно, — проворчала я. — Ну, тогда позволь мне кое-что очень, очень ясно прояснить. Мне не нужна твоя защита.

Оставшийся нежный взгляд исчез в пользу жестких, жестоко красивых линий. — Убери ее, и я продолжу жить своей жизнью, как будто тебя не существует, точно так же, как я жила двенадцать гребаных лет.

— Будь очень осторожен, — проворчал он себе под нос. Его ноздри раздулись, и то, что когда-то было расслабленной позой, напряглось, когда он выпрямился.

— Я не хочу иметь ничего общего с тобой или чем там, черт возьми, ты замешан, и преступники тебя боятся. Ты позволил мне жить своей жизнью без помех, и если меня застрелят на улице, то пусть будет так, черт возьми, — прошипела я, глядя на него снизу вверх. Мышцы на его челюсти дернулись, его взгляд стал прямо-таки ледяным.

— Это будет лучше, чем быть частью чего бы то ни было, — пробормотала я, поворачиваясь на каблуках, чтобы уйти.

Двери, через которые я вошла в комнату, были закрыты, без сомнения, благодаря Донателло. Я была слишком поглощена загадкой человека позади меня, чтобы заметить.

Это не повторится. Я поклялась душой, что больше никогда не увижу Маттео.

Он того не стоил.

Едва я успела обхватить рукой рукоятку, как ладони Маттео прижались к дереву рядом с моей головой, и он наклонился ко мне, удерживая меня в клетке.

Блядь.

Я забыла, каково это, когда мужчина заставляет меня чувствовать себя низко. При росте 5 футов 7 дюймов я не была самой высокой женщиной, но и не была сутулой. Только крупный мужчина заставил меня почувствовать себя крошечной. Рост Маттео 6 футов 5 дюймов был эффектным.

— Ты поступила очень глупо, придя сюда, — пробормотал он мне на ухо. Его дыхание щекотало плоть, вызывая дрожь, пробежавшую по мне. — Я отпустил тебя двенадцать лет назад, и это была самая трудная вещь, которую я когда-либо делал. Ты действительно думала, что я сделаю это дважды?

Я проигнорировала свое замешательство в его словах. Как будто он ушел по какой-то другой причине, кроме желания потрахаться.

— Есть разница, — выдохнула я, когда его губы скользнули по моей шее в нежном шепоте. Едва заметные, настолько тонкие, что с кем-нибудь другим я бы подумала, не является ли это плодом моего воображения. Но я знала губы Маттео, знала его рот, знала его запах.

— Что это?

Юмор в его голосе даже звучал высокомерно. Он знал, как сильно на меня повлияло его прикосновение, и я успокоила свое тело и заставила его заткнуться, черт возьми.

— Я хотела тебя тогда, — прошипел я. — Я больше не знаю.

— Ах, мой Ангел, ты ожидаешь, что я поверю, что ты не упустила моего прикосновения? Что ты еще не мокрая от меня?

Почему этот его голос должен быть таким глубоким, таким чертовски сексуальным? Мне хотелось развернуться и вырвать ему голосовые связки, просто чтобы не мучить себя перспективой того, что он использует их для соблазнения других женщин, похожих на меня.

— Да пошел ты, Маттео. — проворчала я, отдергивая голову от его блуждающих губ.