Олаф, глупый король

– Я - крестьянин тупой.
– мрачно буркнул он десять секунд спустя, - И как у вас у всех так получается делать? Чтобы одно с другим переплелось, чтобы одно - и сразу все перевернуло. Планы хитрые...

– Это проще, чем кажется, ваше величество. При должном старании, разумеется.

– Да-да. Надеюсь, вы меня научите этому.

– Этому вы научитесь сами. Со временем.
– советник задумался, - Надеюсь, у нас его хватит.

***

– Все очень плохо.
– воодушевляюще начал свой доклад Асгрим, - Бунтовщики все-таки договорились, скоро будут выступать. Пока они не готовы, но потратят время с толком - будут укреплять частоколы и земляные валы, ковать оружие, собирать втихую ополчение. Мы тоже должны будем использовать это время, но слишком уж мы ограничены в ресурсах. Денег на формирование армии у нас нет, а сотня толстяков из гвардии вряд ли смогут подавить бунт. В перспективе мы останемся без северной части страны, и, что намного страшнее, без остатков авторитета. Беспомощный король - не король, а декорация.

В кабинете на совещание собрались советник, шут, министр Асгрим, капитан гвардейцев короля Сигурд, и, собственно, сам Олаф, который сейчас сидел, уставившись в одну точку, и барабанил пальцами по столу, пытаясь придумать хоть что-нибудь.

– Налоги сократились в сравнении с предыдущими месяцами, преступность выросла.
– продолжал Асгрим, - Дворяне вообще перестали платить, ссылаются на то, что трудный год, а то и вовсе посылают сборщиков подальше. Денег у нас не будет, а значит, не будет и армии. Как-то так. Что делать будем, господа?..

Господа молчали и думали какие-то мрачные думы.

– А неча нам делать, господин Асгрим...
– подал, наконец, голос Олаф, - Гвардию на убой посылать придется, да стражу пограничную снимать с границ, на север отправлять. Правы вы, милсдарь, король без авторитета - не король, а так... Пугало...

Сигурд сердито зашевелил усами.

Оживился советник:

– Гвардия и стража полягут - и кому нашествие отражать? Мы только облегчим работу Кралбранду. Простые решения, ваше величество, не всегда самые правильные, рубить с плеча никогда не нужно.

– Ежели другие идеи есть - говорите, мы послушаем... Ни убить, ни купить мы не сможем. Разве что только пойдем сами к тем старейшинам - уговаривать и умолять.

– Или Хельги пошлем.
– улыбнулся шут, - Он у нас большой мастер по части болтовни и уговариваний.

Присутствующие грустно усмехнулись.

– Хм. Господа...
– задумчиво сказал враз посерьезневший шут, - Вы будете смеяться, но фраза о Хельги навлекла меня на одну идею...
– На шута разом уставились все присутствующие, и подались вперед, ловя каждое его слово, - Не смотрите на меня так, мне страшно.

– Говори уже.
– Вегард нетерпеливо взмахнул рукой, - Не тяни, времени нет.

– Ну хорошо. Я просто подумал, что народ тамошний живет, считай, в лесу. Они все религиозны и суеверны до невозможности. Что если мы уговорим нашего Хельги покопаться как следует в Писании и отыскать там что-нибудь о каре для тех, кто пойдет против королевской власти? А даже если там такого прямо и нет, я уверен, что этот старый пьяница сумеет перевернуть все с ног на голову и представить в нужном свете.

Советник фыркнул:

– Да уж. Они услышат слова из Писания, и сразу же побросают мечи. Прекрасная идея.

– Может, и не побросают, но боевой дух у них будет слабее, и это поможет толстякам Сигурда хоть как-то. Хотя, я думаю, занятия с мечом помогли бы лучше.

– Можно я вызову его на дуэль, ваше величество?
– нахмурился Сигурд, и смерил шута взглядом - Его голова в колпаке с бубенчиками будет хорошо смотреться в гостиной.

– Отвечу за короля, господин капитан. При всем уважении, не можете. Закон не позволит. Так что вам придется все-все проглотить. Постарайтесь не подавиться.
– шут мило улыбался, глядя прямо в глаза капитану.

– Тише там!
– Олаф напустил на себя грозный вид, которому его научил советник, - Пошлите за Хельги. Говорить с ним будем.

Спустя полчаса привели лохматого Преподобного в мятой рясе. Святой отец мучился жутким похмельем.

– Страдаете за наши грехи, а, Хельги?
– подмигнул ему шут.

– В ад за словеса такие пойдешь, окаянный. Грешно над горем смеяться.
– пробубнил старец.

– Только после вас, Преподобный.

– Тише, барон!
– прервал шута советник, - Преподобный, нам нужна ваша помощь.

Услышав слово "помощь" Хельги как будто впал в транс и заговорил:

– Помощь моя не есть помощь в сравнении с помощью божией, придите к нему, зайдите в дом его на земле, в грехах покайтесь, да о помощи попросите, и да не оставит он в беду попавших...

Шут откинулся на спинку кресла и напустил на себя чрезвычайно утомленный вид:

– Остановите его кто-нибудь, прошу вас. Он может нести такую пургу часами, а времени в обрез. Ваше величество!
– барон страдальчески посмотрел на Олафа, - Молю вас, не заставляйте меня это слушать, лучше казните.

– Довольно!
– рявкнул Олаф, и Хельги очнулся, - Продолжайте, советник.

– Спасибо. Нам нужен человек, знающий писание, как никто другой.

– В писании божием сила великая сокрыта и истина...

Шут закатил глаза.

– ...И нам нужно истолковать писание, или найти там пророчество...
– продолжил советник, в очередной раз возвращая Хельги в материальный мир, - В-общем, мы хотим найти слова, обещающие кары небесные тому, кто предаст короля или пойдет против его воли.

– Слова...
– Хельги задумался, - А нет таких слов, ваша светлость. Создал нас Всесоздавший свободными изначально и чистыми. Каждый путь свой сам избирает, и никто не указ ему, кроме Всесоздавшего, Сына его и Дыханья святого, аминь.
– Хельги осенил себя висельным знамением.

– ...Может быть, в Писании есть какие-то слова, которые можно истолковать нужным нам образом.

– Нельзя, ваша светлость! Никак нельзя!
– Хельги выпрямился и прижал руки к груди. Глаза его загорелись, он выглядел так, будто сам Дьявол искушал его и испытывал его веру:

– Писание непреложно есть, и значит лишь одно - свободны пред Всесоздавшим все - и человек и былинка малая... Вера моя сильна, и не изменят ее ни приказ королевский, ни мученья. Жгите меня огнем, на костер пойду, а не дам Писание божие на поруганье.

– Ааай, Хельги, прекратите!
– раздраженно скривился шут, - И вы, советник тоже. Как дети малые, честное слово... Хельги! Хватит строить их себя оскорбленную девственность. Сколько?...

Хельги умолк, но в глазах его читалась напряженная работа мысли.