Олег Меньшиков
Шрифт:
Как ни странно, не исключено, что это сыграло свою роль в одной из центральных тем судьбы Головина: одиночество в толпе, мотив, в общем, не случайный в контексте сделанного актером. В истории Алексея Головина возникает новый оттенок. Предыдущие персонажи Меньшикова в принципе сами выбирали одиночество как способ существования, для них естественный. Головина на одиночество обрекает его собственная непоправимая ошибка: он-то хотел другой жизни.
В начале 90-х меня удивило то, что Меньшиков неожиданно захотел сыграть в предполагавшемся тогда проекте "Вуаль Анжелины" не гениального поэта Тучкова, хотя роль писалась в прямом расчете на него, а совершенно другого человека, вполне обыкновенного, среднего, однако безумствующего в своей любви к женщине, которая ему взаимностью не отвечает... Тогда я сказала ему (и по сей
Алексей Головин как будто ничем таким не выделяется. Предположим, что, останься он во Франции, так, наверное, и прожил бы свой век в мирной супружеской любви, тишине, без бурных катастроф. Поэтому роль Головина в чем-то не только переход артиста к ролям возрастным, к людям, как будто уже миновавшим эмоциональные пики и взрывы, обычно присущие началу нашего пути. Это еще и рассказ, в общем, о рядовом человеке, который до поры до времена сам не подозревает, на что он способен. Все, к чему приходит Головин, возникает в прямом соприкосновении с враждебной человеку системой, ее бесконечной ложью, фальшью, диктатом и насилием.
Чтобы спасти жену и сына, ему надо внешне смириться, как бы принимая правила игры. Терпеть на работе покровительство одной из тех кухарок, которые, как мудро повелел товарищ Ленин, стали руководить государством. Возиться с бессмысленными бумагами. Лечить давно и окончательно отравленных фабричным воздухом работниц, понимая, что лечить их бессмысленно. Ходить на собрания и, самое отвратительное, периодически благодарить страну, убивающую его, его жену своими железными объятиями. Головин не живет существует в этой чудовищной зажатости, замерев, закусив губы, презирая себя и продолжая все изо дня в день. От царящей в его душе мрачной тишины обостряется пронзительность минут, когда он все же ищет поддержки у Мари, все дальше от него уходящей, почти исчезающей из его жизни. А он еще должен постоянно удерживать ее от активного протеста, не понимающую, что она может быть арестована в любой момент. Возможно, расстреляна. На звенящие ненавистью вопросы-реплики жены он должен каждый раз находить ответ, чтобы удержать и сдержать ее, при этом оставаясь в маске добропорядочного советского партийца. Еще немного,- кажется, он с ума сойдет от всего!..
Актер укрупняет фигуру Головина - это ему ближе. Не боится быть грубым, злым во время постылых ссор с Мари. Не боится бытовой, грязноватой шелухи в отношениях с Ольгой. Пытается поначалу закрыть глаза на роман, который совершенно очевидно начинается у Мари с юным Сашей Васильевым, которого они приютили у себя после смерти его бабушки, как ни оскорбительна для мужчины вся эта история. В таких ситуациях драматурги и режиссеры часто ищут для героя каких-то мгновений, когда он может позволить себе стать самим собой, стереть густой грим... И мы его от души пожалеем. Может быть, полюбим... Ничего такого Головину не дано. Напротив - маска неизменна. Того требуют все более жестоко складывающиеся обстоятельства. Остается тоска. Непреходящая. Безнадежная. Но и этого никто не должен видеть...
Поэтому свободнее всего Головину с Ольгой. С ней он позволяет себе быть хамом, откровенно презирающим свою сожительницу. Ольга - словно кривое зеркало, в котором он видит себя. Вернее, каким видит его Мари - гнусное отражение предателя, труса. Связь с сексоткой - своего рода мазохизм, месть самому себе за былую доверчивость, неосмотрительность. Главное, за то, что вынужден отказываться от самого себя в глазах жены.
Но от бытовых невзгод - к бытованию души, к траектории, по которой движется артист: Головин собирает силы, стараясь быть во всеоружии, когда сможет отыграться...
Фильм выстроен очень неровно. Композиция его грешит логическими пробелами, в частности, потому, что авторам не удалось органично соединить судьбу Головиных и Саши Васильева. Некая насильственность ситуации все время ощутима. Варнье, со своей стороны, не сумел это компенсировать в режиссуре. Он то подробен в отношениях Алексея и Мари, то забывает о Головине, чтобы долго рассказывать о Мари и Васильеве. Чтобы потом снова вернуться к деталям разлуки
и воссоединения Алексея и его жены.Одна из самых трепетных сцен фильма, между прочим, тоже новая для Меньшикова, прежде он так не играл,- приход Головина в комнату, их бывшую с Мари комнату... Чтобы уйти от Ольги, ему надо только открыть дверь напротив. Но чего стоит такой переход... Мари лежа на кровати читает "Манон Леско". Алексей молча садится рядом, начинает читать вслух - будто нежные и светлые воспоминания кавалера Де Грие впрямую относятся к прошлому его и Мари. Прекрасный город Амьен полон солнца. Солнце над головами Манон и Де Грие, они молоды, безумно счастливы, они любят друг друга...
Слова аббата Прево звучат как признание Алексея, как просьба о прощении, о возвращении к нему. Как вера, что все еще может вернуться к ним.
Это поступок мужчины. Понимающего, что он сильнее, что он должен взять на себя весь груз прошлого и ответственность за будущее. Меньшиков, раньше упоенно игравший одиночек, которым и в голову не пришло бы забыть о собственной боли, о своих терзаниях, в чем-то питающих их страсти, о гибельной силе, ведущей их к смерти,- в этот раз оказывается героем, для кого чужая мука острее и сильнее личной. И настолько, что он превозмогает обиды, ревность, унижения, предательство в любви. Все это отступает на второй план... Умудренный опытом сыгранного прежде, Меньшиков будто разрабатывает свой комментарий к тому, что ему предложили сценаристы и режиссер.
"У Олега своя кухня",- замечает Варнье о работе Олега Меньшикова на съемочной площадке. Вероятно, это относится и к его принципиальной самостоятельности в решении идеи, движущей героем, и к его актерскому почерку. У Головина такой идеей становится искупление, что не исключает его сильного и нежного чувства к Мари.
Тайная жизнь Алексея, которая и есть его подлинная жизнь, на экране вроде бы внешне никак не проявлена, не конкретизирована, кроме мельчайших деталей. Лишь незадолго до финала сын Сергей рассказывает матери, как все эти годы отец делал все возможное и невозможное, чтобы она смогла вернуться на родину. По внешним параметрам Головин принимает советскую жизнь как норму, как данность. Но актер оставляет некий зазор между тем, что его герой говорит, делает, и тем, что есть истинный смысл его поступков. Как он этого добивается? Прибегну к высказыванию знаменитого артиста старого Художественного театра Ивана Михайловича Москвина: "Знаете, что самое дорогое и высшее? Вот когда удается определиться... остаться вдруг самим собой перед публикой... Вдруг все бросить - задачи, краски,- остановиться, перестать играть: так я полон внутренне...
И ведь что замечательно: ничего мне в эти минуты не надо делать, а оказывается, что на сцене не Я. Москвин, а образ, значит, я не бездействую..."
Позволю себе отнести мысль Москвина о "бездействии" к тому, как играет Меньшиков Головина в лучших эпизодах картины, несколько его молчаливых пауз, особенно, когда никто за Алексеем не наблюдает, он один, он становится самим собою. Разумеется, для этого актер должен обладать не просто прочным профессиональным потенциалом, опытом,- одного этого было бы мало. Нужна душа...
Эти паузы для Меньшикова - точки опоры, личностно, энергетически насыщенные. В них прорыв из "не-жизни" в жизнь, которая, быть может, когда-нибудь состоится для Мари и сына. Пусть не для него, Алексея Головина... Но без осознанного самозаклания он уже не мыслит своих дней. Снова приходится сожалеть, что авторам не удалось сконцентрироваться на истории Головина - Мари, иногда возвращение к этой линии требует напряжения: все предыдущее время нам предлагали соучаствовать в приключениях отважного Саши Васильева.
После побега Саши, которому помогла осуществить это Мари, она арестована. Головин вызван из Киева в Одессу, где все произошло. Собственно, он предполагал, что Мари еще связана с Васильевым. Во время беседы с сотрудником органов все окончательно подтверждается. Оскорбительно уже то, что их мучительная личная жизнь стала достоянием таких людей. Мучительно, что все сделанное Головиным для освобождения Мари теперь ухнуло в связи с ее арестом... И жертва, кажется, напрасна...
Когда в кабинет следователи вводят Мари, Головин старается не смотреть на нее, предпочитая упираться взглядом в омерзительно жирное лицо гебешника, как ни противен ему такой выбор. Только бы не столкнуться глазами с женой...