Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле

— Держи крепче эту сучку, Демьян! — проговорил стоящий на табурете гридень. — Я никак не могу зацепить веревку за крюк!

— Чего ты там возишься, цепляй живее эту змеюку, покуда она не выскользнула из моих рук! — сердито прошипел Демьян, шатаясь из стороны в сторону. Ему и впрямь стоило немалых усилий держать пленницу вверх ногами, преодолевая ее сопротивление. — Пошевеливайся, Фотий! Иль ты безрукий совсем, что ли?..

В следующий миг дверь скрипнула, поскольку Евфимия неловко задела ее плечом.

Повернув голову к двери, Фотий увидел Евфимию. От неожиданности он потерял равновесие и был вынужден соскочить с табурета на пол. Демьян разразился было ругательствами, но тут же умолк, увидев вошедшую в комнату Евфимию.

— Что здесь происходит? — требовательным голосом спросила Евфимия. — Кто эта девушка? Почему она раздета донага и связана?

Демьян осторожно опустил связанную пленницу на пол и бросил растерянный взгляд на Фотия. Тот тоже пребывал в растерянности, напоминая мальчишку-проказника, которого застали на месте преступления.

Воспользовавшись этой долгой паузой, Евфимия поставила светильник, который был у нее в руках, на табурет и склонилась над связанной девушкой. В помещении было довольно светло, поскольку кроме принесенного Евфимией светильника здесь горел бронзовый поставец с двумя свечами, установленный в углу на полке. Евфимия сразу узнала в связанной пленнице пятнадцатилетнюю Ольгу, дочь покойного Владимира Ярославича. В прошлом Евфимии доводилось не раз встречаться с Ольгой, которая не единожды приезжала в Рязань то с матерью, то с отцом.

После гибели в неволе Владимира Ярославича мать Ольги тоже вскоре умерла от болезни. Сыновья Владимира Ярославича бежали в Москву, не желая присягать на верность Олегу Ивановичу. Ольгу взял под свое покровительство Даниил Ярославич, доводившийся ей родным дядей.

— Так вот почему Ольга не присутствовала на моей свадьбе, — промолвила Евфимия, окинув неприязненным взглядом обоих гридней. — Неплохое покровительство оказывает Даниил Ярославич своей родной племяннице, видит бог. — Евфимия криво усмехнулась. — Немедленно освободите Ольгу от пут! Ну, чего вы застыли, как неживые!

Стражники молча переглянулись, по-прежнему пребывая в растерянности.

Евфимия шагнула к Фотию и выдернула кинжал из ножен, прицепленных к его поясу. Вновь склонившись над связанной Ольгой, Евфимия принялась разрезать веревки, опутавшие ее нагое тело.

— Не делай этого, княжна, — запротестовал Фотий. — Ольга тяжко провинилась перед Даниилом Ярославичем, она пыталась отравить его. Потому-то Ольга и подверглась такому наказанию.

— Госпожа, мы выполняем повеление Даниила Ярославича, — вставил гридень Демьян. — Прошу тебя, не навлекай на себя и на нас гнев Даниила Ярославича. Не стоит Ольга твоей жалости и заступы, ибо душа у нее черная.

Евфимия, не слушая гридней, продолжала резать веревки. Наконец, Ольга была освобождена от пут. Евфимия протянула ей руку, дабы помочь подняться с полу. Однако Ольга с необычайной проворностью сама вскочила на ноги и, выхватив кинжал из рук Евфимии, бросилась на Фотия, как разъяренная пантера. Фотий шарахнулся в сторону, но Ольга все же успела полоснуть его кинжалом по запястью левой руки. Не растерявшийся Демьян сбил Ольгу с ног и отнял у нее кинжал, заломив ей руку назад.

— Видишь, княжна, что вытворяет эта бешеная тварь! — воскликнул Фотий, зажимая ладонью кровоточащий порез на своей руке. — Ольга и тебя может пырнуть ножом, не моргнув глазом.

Демьян связал Ольге руки за спиной и крепко держал ее за растрепанные волосы. Отнятый у Ольги кинжал он передал Фотию.

— Ступай отсель, княжна! — раздраженно промолвил Демьян. — Ступай ради Христа! Мы люди маленькие, что нам велит князь, то мы и исполняем. Коль ты хочешь добиться помилования для Ольги, то разговаривай об этом с Даниилом Ярославичем.

— Что ж, я так и сделаю, когда наступит утро, — сказала Евфимия.

Она направилась было к выходу из светлицы, подхватив с табурета свой горящий светильник. Неожиданно на пороге возник сам Даниил Ярославич, облаченный в багряное длинное одеяние греческого покроя, слегка помятое и забрызганное вином. Голову князя с двумя большими залысинами венчала золотая диадема.

— Зачем же откладывать сие дело до утра, коль можно разрешить его прямо сейчас, — ухмыляясь, проговорил Даниил Ярославич. По его раскрасневшемуся лицу и мутным глазам было видно, что он изрядно навеселе. — Моя невестка желает проявить милосердие, как истинная христианка. Это весьма похвально. Вот, токмо одной твоей просьбы о помиловании Ольги будет маловато, душа моя. — Даниил Ярославич надвигался на Евфимию медленными шагами, пошатываясь из стороны в сторону.

Евфимия попятилась, не спуская глаз с пьяного свекра.

— Коль ты явишь мне свою наготу, горлица моя, тогда и Ольга получит мое прощение, — слегка заплетающимся языком продолжил Даниил Ярославич, усевшись на табурет. — Ну, что ты на это скажешь, невестушка?

У Евфимии вспыхнули щеки. Она никак не ожидала от своего свекра столь бесстыдного предложения.

— Это же гнусно и не по-христиански предлагать мне такое! — возмутилась Евфимия. — Постыдился бы ты, князь. Ведь мы с тобой теперь родня.

— Вот и давай разрешим все по-родственному, в узком кругу, без суда и шумихи, — улыбаясь, промолвил Даниил Ярославич, по-плутовски подмигнув Евфимии. — Ежели ты, милая, шибко стыдишься, то мои гридни могут и отвернуться.

— Не ведала я, князь, что ты такой… — Евфимия невольно запнулась, не находя подходящего слова. Ее переполняло сильнейшее негодование.

— Ну, какой я? Какой? — захихикал Даниил Ярославич, покачиваясь на табурете. Было видно, что его забавляет возмущение, рвущееся наружу из Евфимии. — Неужто я плохой и гнусный, а? Неужто я шибко разочаровал тебя, милая?

Евфимии захотелось крикнуть в лицо пьяному свекру, что и он сам, и сын его Владимир глубоко ей противны. Однако Евфимия взяла себя в руки и молча удалилась с горделиво поднятой головой.

Вернувшись обратно в опочивальню, Евфимия обнаружила там своего мужа, который развалился на кровати прямо в одежде и в сапогах. Владимир лежал, раскидав руки в стороны, и громко храпел, от него сильно несло хмельным запахом.

«Вот чего стоит честное слово безвольного человека! — горько усмехнулась Евфимия, бросив на спящего Владимира неприязненный взгляд. — Воистину, яблоко от яблони недалеко падает».

Не желая дышать винным перегаром, исходящим от пьяного мужа, Евфимия легла спать на широкой скамье отдельно от него. Евфимия долго не могла заснуть, обеспокоенная судьбой княжны Ольги и размышлявшая о том, как она сможет помочь ей.