Олег Рязанский
Шрифт:
— Не о том разговор ведёте, други, — заговорил самый старый из бояр. — Надо нам хану ответ давать.
Спорили до хрипоты. Когда Степану показалось, что князь Остей склоняется к принятию предложения ордынцев, он не выдержал:
— Не верь ордынцам, князь! Ты ещё молод, а я на меже десять лет провёл да полтора года в плену мыкался. Нехристям христианина обмануть — самое любезное дело, за доблесть считается! Неужели ты не понимаешь, князь, что уловка эта от бессилия — понял хан: не возьмёт он детинец!
— Вот видите! — вдруг закричал младший из бояр. — Детинец! А мы говорим кремль! Проговорился ты, монах! Ты из Рязани. Засланный!
— Дурак ты, боярин, хоть и до седин дожил. Где ты был, когда я с князем Боброк-Волынским к нашествию Мамая готовил войско? Где ты был, когда меня но повелению великого князя в монахи подстригли? — Степан опять обратился к князю Остею: — Глупость хуже воровства, князь. Негоже от победы ради пустых обещаний отказываться. Но решайте как знаете, я действительно рязанец, моё слово в московских делах последнее...
Он махнул рукой и вышел из палаты. Во дворе его перехватила Лукерья. Степан не поверил своим глазам — принаряженная, нарумяненная, сочные губы алеют, чёрные брови вразлёт прорезают высокий чистый лоб — и когда только умудрилась привести себя в порядок?
— Не послушали тебя недоумки?
— Я же сказал — убирайся!
— Нужно тебе за Москву, за предавшего тебя Дмитрия голову класть? Он-то сбежал...
— Молчи!
Но не так-то просто было заставить Лукерью замолчать.
— Бежим! — зашептала она. — Я знаю тайный ход. У Водовзводной башни. Мне Нечай показал, перед тем как ушёл из кремля...
— Что же ты с ним не ушла? — не думая, что этим вопросом вступает в разговор с предательницей, спросил Степан.
— Тебя, нелепого, нескладного, но любимого, узрела в тот день на стене — нешто не понятно?
— Уйди!
— Бежим!
— Я ненавижу тебя!
— Вот и ладно — ненависть лучше безразличия. — Лукерья улыбнулась и потянулась к Степану всем телом. — Ну, ударь, побей — но бежим!
Степан властно отстранил Лукерью, поднял руку — теперь это был старец Софоний, начертил в воздухе святой крест, сказал:
— Бог тебя простит, женщина! — и твёрдыми шагами пошёл к узкой каменной лестнице, ведущей на стену...
На следующий день под неумолчный звон кремлёвских колоколов отворились главные ворота. Князь Остей в сопровождении пяти бояр, двух иереев и толпы именитых горожан вышел навстречу ордынским вельможам с дарами.
На заборалах башни, в подвале которой он совсем недавно сидел, ожидая суда великого князя, а затем писал свою бессмертную песнь, стоял Степан, одетый в чёрную монашескую рясу, и глядел с высоты на разворачивающееся перед ним действо отстранённо и скорбно.
Он смотрел, как из-за толпы ордынских вельмож и военачальников выдвинулись отборные нукеры с обнажёнными саблями в руках, ещё дальше появились конные воины. Что-то происходило не так, не похоже было на торжественную, мирную сдачу непобеждённой крепости.
Догадка сверкнула молнией.
Обман! Предательство!
Степан глянул вниз. Князь Остей уже вышел из ворот и медленно, степенно шествовал навстречу ордынским вельможам.
Что делать?
Ещё есть время! Ещё можно побежать по стенам к наречной стороне, к знакомой Водовзводной башне, к тайному ходу, выбраться из крепости, переплыть реку, скрыться в проулках сожжённой Ордынки, сбросить рясу и отправиться по Руси искать Алёну, Юшку, Пригоду, вернуться в мир!
А князь Остей, с коим сроднился за дни боев?
А тысячи защитников кремля? А женщины и дети, нашедшие здесь убежище? Предать их, уподобившись Дмитрию Ивановичу?Степан крикнул, надсаживаясь:
— Князь, предательство! Назад!
Остей всё так же неторопливо и торжественно продолжал идти навстречу ордынцам.
Степан, забыв об осторожности, сунулся между зубцов и закричал как можно громче:
— Князь, там засада! Там...
Свистнула стрела, впилась в горло. Степан пошатнулся, рухнул вниз, прямо перед толпой именитых горожан.
Глухой стук упавшего тела привлёк внимание князя. Он оглянулся, и в тот же миг несколько арканов взвились в воздух, пали на шею и плечи князя, и его, спелёнатого, потащили, а в ворота, сметая людей, ринулись нукеры ханской стражи.
А над стенами и башнями кремля взвился отчаянный, тоскливый, как звериный вой, крик женщины:
— Степан!!!
Глава сорок пятая
Несколько дней бесчинствовали ордынцы в кремле — убивали всех, кто попадался им на пути, будь то священник, монах или старик, высаживали двери, взламывали погреба, отыскивая золото, серебро, драгоценности. По слухам, люди свезли в казавшийся неприступным город из окрестных селений и городков несметные сокровища.
Полыхали перед княжеским теремом и монастырским подворьем горы книг, горели бесценные сокровища человеческой мысли, собранные многими поколениями рачительных хозяев, книжниками, монахами и князьями — от великого Александра Невского, младший сын которого Даниил привёз в крохотный город Москов часть отцовской библиотеки, до смиренного Ивана Ивановича.
Разгромив кремль, ордынцы рассыпались по всему Московскому княжеству. Заполыхали пожары в Можайске, Юрьеве, Звенигороде, Дмитрове, Переславле Московском. Пал гордый Владимир. И только когда стоявший под Волоком Дамским со своею дружиной и ополчением князь Владимир Андреевич Серпуховской уничтожил в свирепом бою отряд ордынцев, Тохтамыш решил больше не рисковать и повелел возвращаться в Орду.
Ордынцы двинулись на Коломну, разграбили её и вошли в пределы Рязанской земли. Здесь они, по обычаю степи, позабыв о клятвах, вновь жгли и грабили, затем ушли на юг, в родные края.
Нашествие завершилось...
В сентябре 1382 года Дмитрий Иванович решил наказать неверного союзника и всеми полками, убережёнными ценой разгрома Москвы, навалился на Рязанскую землю.
Москвичи словно стремились выместить на своих соседях, недавних союзниках, бессильную злобу. Они вели себя ещё отвратительнее, чем извечные враги, нехристи-ордынцы. Единственное, чем отличались от степняков, — не жгли с такой тупой яростью жилища. Не уничтожили и переяславский детинец, пустой и гулкий, брошенный князем.
Олег Иванович скрылся в лесах, из осторожности не обращаясь за помощью к Ляксандру Уковичу.
...Весть о том, что идёт Москва, ещё только расползалась от деревни к деревне, когда княжич Фёдор в сопровождении десятка гридей прискакал к дому Марьи.
Дворовая девка, завидя княжича, вместо того чтобы отворить ворота, побежала в дом с криком:
— Марья Васильевна, приехали!
Марья вышла. Фёдор не был у неё больше месяца — отец отрядил его скрытно сопровождать войско Тохтамыша и доносить с гонцами обо всех передвижениях.