Олигарх 4

И оказывается царя-батюшку очень волнуют восточные дела. Похоже на него произвели большое впечатления мои слова насчет золота.

Я похоже немного отвлекся на свои мысли и генерал замолчал, вопросительно глядя на меня.

— Да, вы правы и история с Урупом очень симптоматична, — но поверить что это причина спешки, нет в это я не верю.

— Очень хорошо, что вы вспомнили историю с Урупом. Оказывается круги от этой истории еще не улеглись и если в Англии и Голландии очень довольны таким исходом дела, то во Франции рвут и мечут и требуют нашего наказания и Государь просит вас скорее покинуть Петербург, — наконец-то мы заговорили прямо и откровенно.

— А с каких пор наш Государь так обрашает внимание на мнение какого-то Парижа? — я решил расставить все точки в этой истории.

— Не знаю, — задумчиво покачал головой Бенкендорф. — Вы можете верить мне, а можете не верить. Но иногда я не понимаю логику Государя. Последний раз это было накануне Польского восстания, когда он чуть ли не до последнего шел на поводу у брата. Вот и сейчас такая же история. Поэтому, князь, лучше побыстрее уезжайте на свой край света.

Бенкендорф достал подготовленные документы по Российской Американской компании.

— Скажите, князь, когда вы будите готовы к окончательному решению нашего вопроса? — а вот здесь духу не хватает говорить прямо.

— Вы хотите сказать, когда я буду готов передать вам необходимую сумму?— я решил до конца говорить как есть, без всяких политесов. Для меня получаются слишком серьёзными ставки и риски.

Бенкендорф молодец, глаза не отвел и честно ответил.

— Да.

— До Успенья мы должны уйти, масимум два-три дня. Это крайняя дата, — я решил не спешить и попытаться провести собственное расследование. Что-то мне подсказывало, что тут что-то не чисто.

Мне сразу же показалось странным, что проявляя такое рвение в организации освоения русских далеких владений, создавая идеальные условия для такого стратегического инвестора как я, император вдруг начинает непонятные дипломатические танцы с европейской державой пока не первой величины. Франция еще не вернулась в разряд тяжеловесов Европы.

Поэтому я решил немного потянуть время. Деньги за вхождение в Компанию я должен уплатить огромнейшие, освоение Дальнего Востока и тем более Америки для нынешней России это чемодан без ручки, ничего подождет царь-батюшка, пока кое-что не выясню.

Вернувшись от Бенкендорфа я позвал к себе Ивана Васильевича, Сергея Петровича и Федора, который десять дней назад приехал из Лондона и откровенно рассказал обо всем.

Иван Васильевич среагировал быстрее всех.

— Надо, Алексей Андреевич, искать в этом деле польский след. Государт наш бабаник известный и хотя до сих пор доподлинно не известно, чтобы какая-нибудь особа им крутила, но рано или поздно такое случается со всеми, — о хождениях налево Николая Павловича в Петербурге не знали только слепые и глухие, а не говорили только немые. Говорили, что абсолютно все императорские фрейлины получали свое назначение в его постели.

Самое мерзопакостное, что императрица была в курсе похождений супруга, но не имела ничего против. Но до сей опоры это были не любовные похождения, а скорее действия больного человека, у которого юношеская буря половых гормонов никак не успокоится.

Но еще ни разу не говорили, что кто из этих дам имеет влияние на его политику. Царь-батюшка понравившихся особ хорошо пристраивал замуж или мужей продвигал по службе, но про фаворитизм речи не было.

Надо отдать ему должное, если его отшивали, то он спокойно прекращал свои ухаживания и домогательства без каких-либо последствий для отвергнувшей дамы.

Версия моего начальника службы безопасности лежала на поверхности и была самая правдоподобная. Но Сергей Петрович недоверчиво покачал головой.

— А я так не думаю. Чем какая-нибудь девица может шантажировать императора? Тем что беременна? Так у него есть внебрачные дети и это не секрет. То, что это станет достоянием гласности? Так покажите того, кто это не знает, куда дальше если государыня об этом знает, — он оглядел присутствующих и выдвинул свою версию.

— Помните историю с Белинским? — Федор не был участником того французского приключения, но был в курсе, поэтому Сергей Петрович начал без всяких выкрутасов прямо говорить по существу. — Почему покойного графа так искали? У него был какой-то копромат на императорскую фамилию или что-то другое?

— Думаю что-то другое, личное. Если дело в копромате, то наша власть не успокоилась бы после его смерти, — как бы размышляя, сказал Иван Васильевич.

— Вот и я также думаю. Получается дело было в личности самого графа. Когда у вас, Алексей Андреевич, начались, скажем так, трения с нашим Государем, я сразу же подумал. Что Николай Павлович ведет себя по отношению к вам немного странно, — Сергей Петрович говорил непривычно медленно, это было похоже на размышления вслух. Он замолчал и посмотрел куда-то в сторону, как бы разыскивая что-то.

— Я был поражен, что он вот так, сходу, посмертно помиловал вашего батюшку и оказал такую милость вам. Принимает ваши ходатайства за преступников, лично вам он прощает в итоге всё и в тоже время стремится отодвинуть вас подальше от себя и своей вотчины, Российской империи, — трактовка моих отношений с российским императором в интерпретации господина Охоткина более чем оригинальная. А он тем временем продолжал развивать свои мысли.

— Вот даже нынешняя ситуация. Вы наворочали на Дальнем Востоке невесть что. Можно сказать провели свою собственную военную компанию против другого государства. И даже отторгли от него часть территории, причём чисто в свою пользу. И что делает наш Государь Император? — теперь Сергей Петрович уже не размышляет вслух, а излагает тезисы. — А ничего.

Он театрально разводит руки и торжествующе смотрит на нас.

— Да, — протяжно, выпятив губы и задрав нос, продолжает он, — нам изображается неудовольствие и что-то еще. Нас даже не удостаивают личным приемом. И тут же просят удалиться прочь, якобы наши действия вызвали неудовольствие и гнев какой-то державы. Эту державы правда пока еще ни в грош не ставят, но это детали. Да, еще одна маленькая деталь. Мы очень богаты и нам предлагают, дороговато конечно, огромную территорию, которую потом обратно забрать будет не реально. Я что-то, господа, изложил неправильно? — пауза. — Передернул? — еще одна. — Поправьте меня.

Федор слушает молча, только головой крутит чуть ли не на триста шестьдесят градусов, да и понятно почему. Он еще недавно был крепостным, а сейчас его позвали обсуждать важнейший вопрос, в котором, страшно подумать, задействован не только его бывший барин но и сам Государь Император. Но он, я смотрю, не робеет и наверняка скажет что-нибудь дельное.

Федор смущенно кашлянул, как бы напоминая о себе и высказывая пожелание сказать слово. Я решил помочь ему.

— Федор, давай говори, что там у тебя.