Олигарх

Австрияки официально от имени союзной коалиции предложили России мир практически на уже известных мне условиях с неожиданным, но очень приятным для всех пунктом: как снег на голову для османов, из них в «благодарность» за всё сделанное ими для победы над Россией, решили сделать козлов отпущения и новой границей на Кавказе должна будет стать линия фактического продвижения нашей армии на дату получения мирного предложения Государем Императором. Это означало, что России железно отходит Карская область и Батум.

В кабинете Государя кроме лиц участвующих в предыдущих совещаниях были еще трое: министр финансов Пётр Фёдорович Брок, военный министр генерал Николай Онуфриевич Сухозанет и Великий князь Константин Николаевич, управляющий на правах министра флотом и морским ведомством.

Зайдя в императорский кабинет я физически почувствовал приподнятое настроение и радость присутствующих, сначала подумав, что причина этого более-менее приемлемые условия мира. Но когда я прочитал официальную бумагу, полученную от графа Эстергази, военный министр протянул мне депешу полученную несколько часов назад из Тифлиса от кавказского Наместника: войска князя Барятинского заняли Трапезунд и продвинувшись вперед еще на несколько верст, начали закрепляться на берегах небольшой речки или даже правильнее ручья Кавыкли-Дереси, генерал Бриммер овладел Эрзерумом, а казаки его отряда взяли под контроль дорогу от Эрзерума до Нахичевани, оставив таким образом в тылу русской линии гору Большой Арарат.

Когда я прочитал австрийскую ноту и депешу из Тифлиса, Государь предложил мне пройти с ним в его библиотеку, смежную с кабинетом.

— Полагаю, князь, что вы что-то должны добавить к австрийскому предложению? — император сделал пару быстрых шагов и почти в упор посмотрел мне в лицо. Ситуация, честно говоря, была не из приятных, но делать было нечего.

Я изложил Государю всё, что осталось за чертой написанного в австрийской ноте и протянул ему карту предлагаемого раздела сфер влияния. Император долго молчал, а потом спросил, как я всё это оцениваю.

— Не сахар, Ваше Величество. Мы конечно не теряем территории, даже более того — прирастаем, сохраняем Черноморский флот, избегаем нашего разоружения на Черном море. Даже линия ограничения нашей сферы влияния не так уж плоха,— я сделал паузу, собираясь с мыслями и подбирая правильные и аккуратные слова. Император отлично понимает чьих рук дело условия мира, особенно те, которые не изложены в официальной ноте.

— Да, нас выдворяют из Европы, запирают линией нашей сферы влияния в Азии. Надо отдать должное британским дипломатам, они четко нарисовали линию нашего возможного максимального продвижения в Средней Азии и в Китае. Экономические требования англичан не так страшны, как кажется на первый взгляд, если мы будем развиваться, строить дороги и новые заводы, расширяться и осваивать новые территории, то это будет во благо. Но главное, Государь, в другом. Это всего лишь перемирие, через двадцать пять лет они начнут новую войну.

Император кивнул соглашаясь со мной и прошелся по библиотеке.

— Прежде чем представить мне положение о предложенном вами, князь, Земельном банке, побеседуйте еще раз с Павлом Дмитриевичем Киселёвым и вам желательно вместе, — Государь сделал ударение на слове «вместе», многозначительно посмотрев на меня, — успеть все решить до начала полевых работ. Как только будет подписан мир, я издам манифест о правах и свободах российских подданных, в нем проведу аналогии с войной двенадцатого года и это будет выглядеть как монаршая благодарность своему народу.

Александр Второй, Император и Самодержец Всероссийский еще раз нервно прошелся по библиотеке.

— Передайте барону Ротшильду, что я согласен.

Когда Государь вернулся, все как по команде замолчали, оборвав на полуслове ведущиеся разговоры. Окинув взором всех присутствующих, император спокойно и буднично негромко сказал:

— Господа, я решил принять предлагаемые условия мира. Господин Канцлер, будьте любезны, поставить в известность об этом австрийского посла. Как только будет получено подтверждение из Лондона и Парижа, повелеваю графу Орлову убыть для подписания мира.

Ожидая телеграммы из Лондона от Ротшильда с подтверждением получения моего послания о согласии российского императора, я думал о том, что ни Ротшильды, в лице моего друга барона Лайонелю, ни я сам, от раздела сфер политического и тем более финансового влияния ничего не теряем. Взять например будущий Транссиб. Деньги будут мои и Ротшильдов, и по большому счету какая разница в какой пропорции они будут туда вложены. Или пошлины, будут большие — больше получу я, меньше — Ротшильды. Но потом-то мы совместные барыши все равно поделим согласно нашим договоренностям.

Утром господин Бекстер привез мне телеграмму из Лондона, вручив её, он как-то замешкался, а потом как бы приняв какое-то важное решение, спросил:

— Ваша светлость, вам нужны преданные слуги?

Как говаривал, один знаменитый пародист, вопрос конечно интересный. Я кивнул и вопросительно посмотрел, ожидая продолжения.

— После выполнения этого поручения господина барона я свободен и если вашей светлости угодно могу перейти к вам на службу.

— Хорошо, сударь. Завтра утром я жду вас, — у меня появилось острейшее желание поскорее остаться одному. Мои мысли мои скакуны и сейчас они галопом летели в прошлое, когда из 21-ого века я перенесся в век 19-ый.

Глава 7

Когда произошла вся заваруха на Сенатской площади молодого князя Алексея Андреевича Новосильского в Питере не было, он был болен и все интересное произошло без его участия. Накануне юноша поехал в Кронштадт с одним из поклонников старшей сестры Анны, тридцатилетним армейским лекарем Матвеем Ивановичем Бакатиным.

Матвею Анна Андреевна безумно нравилась, но она была одной из знатнейших и богатейших невест России, а он всего лишь армейский лекарь, которому от ворот поворот не дают только из уважения к памяти старого князя Алексея Андреевича Новосильского, получившему смертельное ранение на Бородинском поле и умершего на руках будущего лекаря.

Матвей был потомственным лекарем, первым в роду во времена Петра Первого был его прадед. Отец Матвея принадлежал уже к сословию обер-офицерских детей, был флотским лекарем эскадры адмирала Ушакова и за отличия по окончанию войны с турками в 1793-ем году ему было жаловано потомственное дворянство, он вышел в отставку, женился и родил сына.

В 1812-ом году семнадцатилетний Матвей учился на медицинском факультете Московского университета и добровольцем присоединился к сформированному князем Новосильским пехотному полку, с которым и оказался на Бородинском поле.

В роли помощника полкового лекаря он пробыл всего несколько дней. Вместе с денщиком князя Алексеем Петровым спас от плена раненого командира полка и отвез умирающего князя в его имение. Вернувшись в полк, отличился еще несколько раз. Вместе с бывшим княжеским денщиком, с которым Матвей очень подружился, был произведен в офицеры. За войну 12-ого года и заграничный поход получил два ордена. Вернувшись в Россию, молодой офицер неожиданно для всех подал в отставку и продолжил учебу в университете, после выпуска из которого стал армейским лекарем.