Олигарх
Шрифт:
— Любезнейший Александр Михайлович, давайте сначала пообедаем, а потом займемся делами. Ваши курьеры готовы, а вы на сытый желудок глядишь и что-нибудь приятное напишите, а не… — я показал на австрийскую бумагу.
Обедали мы долго и чинно. В какой-то момент князь немного повеселел, похоже, что он задумался с чего бы мне быть в таком прекрасном расположении духа. Мы заканчивали обед и я почти открыл рот, что бы пригласить князя в свой кабинет, как зашел лакей и доложил о прибытии графа Буоля.
Всё опять произошло молча. Министр-президент Австрийской империи зашел в кабинет, подошел к моему столу и положил
— Благодарю вас и не смею больше задерживать, — свой вексель граф Буоль взял тоже молча и быстро удалился.
Я позвал лакея и подал ему заранее приготовленный пакет с обещанным «подарком» австрийскому министру финансов, в затем подошел к окну посмотреть как уезжает мой «гость».
Александр Михайлович написал короткий отчет в Петербург и два курьера тут же помчались в Россию.
Из «гостеприимной» австрийской столицы я выехал следующим утром и не спеша направился в российские пределы. Письмо австрийского императора надо было доставить в Петербург как можно скорее, но не менее важным было убедиться что австрияки действительно дали отбой. Несколько раз мне встретились австрийские войсковые колонны направляющиеся прочь от русских границ. Солдаты и офицеры не скрывали своей радости что пугающая всех война с Россией отменяется.
В два часа после полудня четвертого января 1856-ого года я был в Варшаве. Слухи об отзыве австрийского ультиматума уже дошли до Царства Польского и все кругом гудело как растревоженный муравейник.
Я сразу же поспешил к императорскому Наместнику Царства Польского генерал-фельдмаршалу светлейшему князю Варшавскому Ивану Фёдоровичу Паскевич-Эриванскому. Прославленный русский генерал, после контузии полученной два года назад под Силистрией, много болел, а после смерти императора Николая Павловича вообще слег. Но когда ему доложили о моем прибытие из Вены, он нашел в себе силы встать и принять меня не в постели. После взаимных приветствий фельдмаршал сразу же перешел к делу.
— Итак, князь, жду достоверных хороших известий и уверен, что из первых рук.
Я довольно улыбнулся, мои известия наверняка благотворно повлияют на здоровье Наместника.
— У меня, Иван Федорович, не хорошие, а отличные известия. Я везу нашему Государю личное послание императора Франца Иосифа. Австрийцы отозвали свой ультиматум и начали отвод войск от границы с Российской империей. По секрету вам скажу, у австрийцев внезапно начались финансовые проблемы, они вынуждены в пожарном порядке спасать свои финансы и резко сократить свои военные расходы.
— А ты, князь, не боишься обмана? Я на старости лет уже никому в Европе не верю, особенно австрийцам.
— Не боюсь, Иван Федорович, с Ротшильдами, сами знаете, шутки шутить себе дороже, это ведь они претензии австрийцам выдвинули. Да и сам видел, отходит не только пехота с кавалерией, но и артиллерия и все тыловые части. Видно, что австрийская армия просто расходится по домам.
Мои слова действительно оказались бальзамом для старого солдата, он прямо на глазах помолодел и тут же вызвал своего адъютанта.
— Список частей, карту расположения и господ генералов ко мне.
Когда адъютант вышел из кабинета,
генерал-фельдмаршал лукаво прищурился и задумчиво сказал:— Как думаешь князь, Государь не сильно будет журить нас, если мы начнем подготовку к переброске части войск в Крым? Десятка два батальонов явно там не будут лишними и в Дунайскую армию весточку пошлю, пусть тоже готовятся. Ты в Варшаве планируешь задерживаться?
— Нет. Теперь надо спешить и быстрее оказаться в Питере.
— Тогда не откажи в любезности накоротке, по-солдатски, отобедать со мною пока тебе оформят подорожную, да фельдъегеря прибудут. Для скорости пусть тебя сопровождают.
Глава 4
Уже вечерело, когда через трое суток безостановочной скачки в сопровождении трех фельдегерей, я достиг столицы Российской Империи. За все время бешеной скачки было всего три получасовых остановки, да короткие максимум по десять минут при смене лошадей. Еда и отдых на ходу.
На заставе на въезде в город меня ждал гвардейский караул и через полчаса я уже входил в кабинет Государя Императора.
Александра Николаевича, нового Императора и Самодержца Всероссийского я знал больше двадцати лет. На торжествах в дни совершеннолетия Цесаревича ему меня представил Михаил Михайлович Сперанский, воспитатель будущего императора. Но реально наше первое общение состоялось 6-ого декабря 1840-ого года на обручение Цесаревича с великой княжной Марией Александровной.
Июльская революция во Франции и появление на политической карте Европы нового государства — Бельгии принесли мне первые немалые свободные финансовые средства, а мои заслуги в «минимизацию» восстания в Царстве Польском временную благосклонность Государя Императора. Думаю, что только память об этом удержала его от более резких действий в мой адрес в начале Крымской войны.
Но это будет через много лет, а в 1831-ом году я получил зеленый свет для воплощения планов своей деятельности на Аляске и российском Дальнем Востоке. В Российской Американской компании, полугосударственной торговой компании действующей в Русской Америке, бал уже правили не сибирские купцы, а императорская семья со своими сановниками, столичные чиновники и морское офицерство и без санкции Государя там ничего нельзя было предпринять.
Почти за десять лет я стал реальным хозяином компании, добился там поразительных результатов и императорская семья была очень довольна моей деятельностью. Дивиденды, ежегодно получаемые на акции компании, были очень существенными. После обручения сына Николай Павлович почему-то решил передать все дела компании в его ведение. После этого до самой Крымской войны я ежегодно встречался с цесаревичем и его супругой. Моя жена постепенно стала подругой Марии Александровны.
Этим обстоятельством я и решил воспользоваться, когда пришло время действовать. В конце января 1855-ого, незадолго до кончины Николая Первого, Софья Андреевна приехала в Питер и на этот раз была принята очень любезно, особенно Марией Александровной. Через пару месяцев молодая императрица стала горячей сторонницей предлагаемых мною реформ и постепенно изложила мои планы своему супругу. И я уже знал, что Государь согласен практически со всеми моими предложениями, кроме отмены черты оседлости и уравнивания в правах всех своих подданных.