Олигарх

— Что за твою мать?! — отдувался Аносов, а я смотрел на то, как перед аэровокзалом скапливается толпа, и было в этой толпе ну не менее нескольких тысяч человек.

— Проклятый Страус! — только и сумел я процедить сквозь зубы — Гад! Скотина!

Толпу медленно, как ледокол расталкивает ледяную кашу, раздвинули здоровенные автобусы, на которых во весь борт сияли огромные буквы, указывающие на принадлежность этих автобусов к самым крупным телекомпаниям США. Автобусов было три, но по бокам я увидел и небольшие пикапы, в которых сидели такие же акулы СМИ, как и в автобусах.

Кстати — относительно небольшие пикапы с объемом двигателя пять-шесть литров. Практически грузовики. Это же Америка, тут гигантомания во всем, даже в автомобилях. Если автомашина, так она размерами должна быть больше всех, чтобы на заднем сиденье лежащий человек среднего роста мог свободно вытянуть ноги. Помню, читал — по статистике едва ли не половина американцев зачата на заднем сиденье автомашины. Тогда подумалось: а может это и есть самый что ни на есть главный способ поднятия роста населения? Делай огромные легковушки, чтобы в них было легко зачать, вот тебе и взрыв рождаемости. Смешно, конечно, но что-то в этом есть. В «Запорожце», выпускаемом советской промышленностью, заниматься поднятием уровня народонаселения страны очень даже проблематично. Колени в потолок упираются. Откуда знаю? Знаю…

— Кого это они так встречают? — Аносов таращил глаза с искренним удивлением, и осматривался так, будто никогда не был за границей. Впрочем, можно сказать, что и не был. Банановые республики — с автоматом в руках, разве это тот способ, которым путешествуют туристы? А сейчас мы культурненько, с одними кейсами в руках — бизнесмены, да и только.

— Нас это встречают — хмыкнул я, и глаза друга сделались большими, как чайные блюдца. Преувеличиваю, конечно, но вытаращился он знатно.

— Господа! Мистер Карпофф! Мистер Карпофф! — услышал я голос со спины, и увидел мужчину в строгом сером костюме и галстуке. За мужчиной следовала целая свита — начиная с лейтенанта полиции, и заканчивая секретуткой, цокающей по каменному полу своими высокими каблучками. Вот все-таки приятно посмотреть на девушек в мини-юбках и туфлях на высоких каблуках! Девушек, не испорченных идеями феминизма — гладконогих, с выбритыми ногами и подмышками, одетыми как на прием в Голливуде, настоящими, прекрасными девушками! Не то что западными девицами моего времени — в драных штанах, в мешковатой, скрывающей очертания тела одежде, в обуви на низком каблуке. И не поймешь сразу — мужчина перед тобой, или женщина. Неопрятные, не ухаживающие за собой, с волосатыми ногами — фффу! И еще презрительно говорят, что русских женщин видно сразу — они даже чтобы выйти в магазин обязательно расфуфырятся, вырядятся как на бал. А меня всегда гордость брала за наших женщин. Ведь почему фырчат эти феминистки? Потому что завидуют. Потому что наши женщины — русские, украинские, белорусские — самые прекрасны женщины в мире! И умеют это показать. И пусть плюются уродины в мешковатых штанах, прикрывающих (и слава богу!) их жирные задницы, поедаемые целлюлитом — значит, все правильно. Значит — хорошо.

— Мистер Карпофф! Пожалуйста, выйди к этим людям, сэр! Иначе они разнесут аэропорт, мы получим большие убытки!

— А почему я должен к ним выйти? — кровожадно ощерился я — Может, я не хочу.

— Пожалуйста, сэр! — лицо мужчины побледнело, и по нему катились крупные капли пота — Эти люди хотят Карпофф! Они хотят видеть, слушать Карпофф!

— Понял… — нарочито серьезно ответил я — Если они хотя Карпофф, неважно, что он не хочет никуда идти? Так?

— Пожалуйста, мистер Карпофф! Я сейчас встану на колени!

За огромной стеклянной стеной буйствовал «народ». Люди уже объединились, и слышался громовой, слитный крик-скандирование:

— Кар-пофф! Кар-пофф! Кар-пофф!

— Слышь…Миш, хватит! — поморщился Аносов — Совсем ты обуржуился. Чего ты над ним издеваешься? Выйди, авось не раздерут.

— А чего он?! — слегка устыдился я — Как будто я обязан! Хотелось по-тихому проскользнуть, и…сам видишь! Вот откуда столько народа?! Кто нагнал?! Есть у меня одно предположение…вот же гаденыш! Ладно, пошли…

Я развернулся и пошел от группы служащих к лестнице, ведущей на первый этаж. Мы прошли через вестибюль, мимо охранников аэропорта, скопившихся у дверей и приветствовавших меня салютом, как это принято у американцев. Да, правда…не стоило мне так выступать. И правда — забронзовел. Но тут есть и смягчающие обстоятельства — хотелось нагадить Страусу, предъявить так сказать — побольше. Мол, по твоей вине парализован аэропорт, и кто виноват? Глупо, наверное…

— Кар-пофф! Кар-пофф! ААААА! ААААА!

Улица встретила криками и цепью полицейских, которые едва сдерживали потных и веселых граждан США. И снова я поразился — эти-то откуда взялись?! Нет, не граждане — полицейских столько откуда нагнали? Серой пахнет, серой! Значит — Сатана рядом!

— Мистер Карпофф, сэр, журналисты просят о пресс-конференции! — подошел ко мне полицейский с нашивками лейтенанта — Если сэр против, мы проводим до машины, а там уже скорее уезжайте. Боюсь, что нас сомнут!

— Лейтенант, сэр, нужно объявить, что я выступлю на пресс-конференции, отвечу на вопросы. Но если толпа будет напирать — брошу все, и уеду. Так и скажи. Пусть поставят что-то вроде зонтика для меня, не хочется сидеть на солнцепеке и пусть журналисты рассядутся на площадке — стулья им найдете? И воды — холодной, попить. Все, я жду.

Полицейский почти бегом побежал к журналисту NBC, что-то ему сказал, и тот передал полицейскому микрофон. И тут же над вопящей толпой полетели слова — мои слова, то, что я сказал полицейскому несколько минут назад. Толпа не успокоилась, нет — наоборот, будто в огонь подлили масла — заорали, затопали ногами, засвистели! Но напирать на полицейских перестали. Это люди так радовались. Если свист у русских средство выражение презрения, то здесь, частенько — ровно наоборот. Как сейчас, к примеру.

Импровизированный конференц-зал организовали невероятно быстро. Ощущение такое, будто все это заранее предполагалось и готовилось. Кстати — и не удивлюсь, если это так. Когда появился Страус и радостно раскинув руки попытался меня обнять, я шепнул ему на ухо:

— Очень хочу набить тебе морду!

Страус только хохотнул, и с довольным видом заметил:

— Кто у нас рекламный менеджер? Кто заботится о процветании фирмы? О процветании писателя Карпофф? Который ни черта не думает о пользе пиара! Заткнись и делай то, что должен. Потом обругаешь меня вашими русскими ругательствами, но в конце концов поймешь, что я был прав. Ты только посмотри, сколько людей собралось! Какой паблисити будет! Репортаж об этой встрече разнесут по всем каналам США и мира!

Я только отмахнулся, не в силах что-то ему доказать, и стал дожидаться, когда нам поставят зонтик и ледяную минералку. Когда Страус вцепляется в дело — он действует как танк, проламывающийся сквозь крестьянскую избу. Главное — попасть в цель! А то, что под гусеницами гибнет имущество и даже люди — это неизбежные издержки.

Можно даже сказать, что мне выгоден такой директор нашей конторы. Сам я во-первых никогда бы не догадался устроить такую пресс-конференцию, во-вторых действовал бы с позиции сопливого гуманизма: ну как же, Карпов устал с дороги! Ему бы отдохнуть! Ему трудно сидеть на жаре! Он не выспался! А вот пофиг совершенно. И Карпов не развалится от часа-другого под палящим солнцем, и дело прежде всего.

— Все! Готово! — задышал мне в ухо Страус — Майкл, давай! Это будет бомба! Ядерная! На весь мир!

Я взял микрофон, кабель от которого тянулся куда-то за ограждения. Стучать по нему не стал — отучили. Один звукооператор в свое время мне сказал: «По башке себе постучи!» — и я понял глубину своего падения. С тех пор не стучу. И даже не говорю: «Раз-раз!» Просто и незамысловато:

— Приветствую вас, дамы и господа! Получилось все как-то спонтанно (Ха-ха!), но раз уж мы все здесь — задавайте вопросы. Я не ожидал такой бурной встречи, хотел тихонько прошмыгнуть, как маленькая мышка, но вы меня поймали когтистыми лапами! Ну что же, теперь начинайте есть меня, вот он я, вкусный и беззащитный!