Олимп

Врач опустил палец на спусковой крючок.

– Можно я прибью его, Ада Ухр? Пожалуйста.

– Обязательно, – ответила хозяйка особняка. – Только не сейчас. Если он умрет, войниксы наверняка пронюхают и вернутся. Еще даже не рассвело. Идем назад, в лагерь.

И они все вместе тронулись в обратный путь. Сын Марины тащил за собой на поводке недовольный, упирающийся «мозг».

60

Харман тонул.

За мгновение до того, как влага хлынула в легкие, он успел подумать: «Ах, эта стерва все-таки обманула!» – и тут же поперхнулся, закашлялся и захлебнулся бурлящей золотой жидкостью.

До граненой крышки хрустального додекаэдра оставалось чуть более фута, а странная «водичка» продолжала и продолжала течь на глазах мужчины. Сейви-Мойра-Миранда назвала густой золотой бульон «проводящей средой» для «глотания» (хотя нет, этого слова дама не упоминала) колоссальной библиотеки, собранной в Тадже. Избранник Ады разделся до термокожи.

– И это тоже придется снять, – промолвила женщина.

Ариэль удалился в сумрак, оставив юную копию Сейви наедине с мужчиной в ярком сиянии, льющемся в окна купола. На столике рядом лежала гитара.

– Почему? – выдавил Харман.

– Жидкость должна иметь свободный доступ к телу, – пояснила разбуженная. – Через молекулярный слой термокостюма передача не состоится.

– Какая еще передача?

Мужчина провел языком по губам, чувствуя, как сердце все тревожнее колотится в груди.

Мойра широким жестом обвела бесконечные полки с фолиантами, опоясавшие стоэтажный купол под ногами собеседников.

– А как мне узнать, – начал Харман, – что в этих старых книжках найдутся сведения, которые помогут вернуться к Аде?

– Никак.

Друг Никого отвернулся от наполняющегося хрустального резервуара.

– А может, вы с магом просто пошлете меня домой, и обойдемся без этих глупостей?

– Это не так легко, – возразила женщина.

– Да уж, хрена с два! – взорвался похищенный.

Но Мойра продолжала говорить как ни в чем не бывало:

– Прежде всего тебе уже известно со слов Просперо, что факс-узлы на планете отключены.

– И кто их отключил? – осведомился Харман и повернулся обратно к хрустальному чертогу.

Золотая жидкость бурлила за фут от крышки, однако прибывать перестала.

– Сетебос или его сообщники.

Мойра откинула верхнюю прозрачную панель, и мужчина разглядел короткие металлические скобы для спуска в открывшееся отверстие.

– Какие сообщники? Ты что, не можешь взять и рассказать?

Копия Сейви покачала головой.

– Мой юный Прометей, ты слушал разговоры почти целый год. Это ничего не дает, если не знать контекста. Настала пора постигнуть необходимые связи.

– Почему ты все время зовешь меня Прометеем? – рявкнул муж Ады. – Похоже, у всех тут по десять имен. В жизни не слышал ни о каком Прометее.

Собеседница улыбнулась.

– Обещаю, уж это ты непременно поймешь после того, как побываешь в хрустальном чертоге.

Харман сделал глубокий вдох. «Еще одна самодовольная улыбочка – и я не сдержусь, врежу ей по физиономии».

– Просперо говорил, я могу погибнуть, – произнес мужчина; ему казалось удобнее смотреть на бурлящий резервуар, чем на женщину, принявшую облик Сейви.

Мойра кивнула.

– Мог бы, но я этому не верю.

– Какие у меня шансы? – Вопрос прозвучал как-то жалобно и плаксиво.

– Трудно сказать. Думаю, очень хорошие, иначе я бы не подвергла тебя подобной… неприятности.

– А ты сама это делала?

– Погружалась ли я в хрустальный чертог? – проговорила Мойра. – Нет, у меня лично не было причин.

– Тогда у кого они были? – допытывался Харман. – Сколько уцелело? Сколько погибло?

– Погружению подвергали каждого Главного Библиотекаря, – ответила та, кого Просперо называл своей дочерью. – Каждое поколение Хранителей Таджа. И всех прямых потомков первого Хана Хо Тепа.

– Включая вашего ненаглядного Фердинанда Марка Алонцо?

– Да.

– И многие из Хранителей пережили погружение?

Возлюбленный Ады оставался пока в термокоже; открытое лицо и ладони обжигал жуткий холод, и мужчина изо всех сил старался не дрожать.

«Если она еще раз пожмет плечами, я повернусь и уйду навсегда», – со страхом подумал Харман. Уходить ему не хотелось. По крайней мере пока. Обещанные знания притягивали. Этот нелепый хрустальный чертог мог убить его… или как можно скорее вернуть к любимой.

Мойра не пожала плечами. Она посмотрела человеку в глаза (знакомый взгляд Сейви!) и просто сказала:

– Я точно не знаю. Случалось, беспомощные умы не справлялись с потоком сведений. Сомневаюсь, что твой ум настолько беспомощен, Прометей.

– Хватит называть меня Прометеем!

Коченеющие пальцы мужчины сами собою сжались в кулаки.

– Как скажешь.

– Сколько это продлится?

– Передача? Около часа.

– Сколько?!

Харман представил, как будет хвататься за гладкие стены или барахтаться, пытаясь удержаться на плаву. Целый час, да еще на таком холоде…

– Проводящая среда очень теплая, – сказала Мойра, словно прочла его мысли; вернее, гусиную кожу и дрожь в коленях.

После этих слов муж Ады решился. Он порывистыми, неловкими движениями сдернул с себя молекулярный термокостюм, смущаясь близостью женщины, с которой недавно занимался довольно странным сексом, и, страдая от лютой стужи, торопливо полез вверх по хрустальной стене. Короткие скобы обожгли ему голые ступни и ладони.

И вот человек с облегчением опустился, буквально нырнул в золотую жидкость. Та, как и было обещано, оказалась довольно теплой. Влага совсем не имела запаха. И вкуса тоже, понял мужчина, слизнув брызги с губ.

А потом невесомый Ариэль возник из тени, взлетел и захлопнул крышку над головой похищенного.

А потом двойница Сейви коснулась какого-то рычага виртуальной панели управления, возле которой стояла все это время.

А потом запыхтел какой-то мотор, скрытый в основании хрустального чертога, и в закрытый резервуар снова хлынула золотая жидкость.

Харман отчаянно закричал, требуя немедленно выпустить его; женщина-«пост» и воплощенная биосфера даже ухом не повели. Тогда несчастный принялся колотить по верхней панели, одновременно пиная ногами прозрачные стены. Влага продолжала поступать. Мужчина отыскал под крышкой последний дюйм пустоты и жадно сделал глубокий вдох, не переставая барабанить по хрусталю. А потом воздуха вообще не осталось, ни единого пузырька, не считая тех, что срывались из носа и с губ похищенного.