Омеги

От удара о бетон комок рассыпался, шорты отдельно, куртка отдельно. Отрезанные штанины и рукава. И кучка лоскутков вместо белья.

Не форма, тряпьё, но, впрочем, у меня в загашнике кое-что есть её переодеть, но пусть сперва помоется.

Актаре пару секунд смотрела на тряпьё, а потом ни слова не говоря наступила ногой на один огрызок и выпрямившись порвала на две части, куртка последовала за шортами. теперь тряпьё носить точно невозможно.

— Ты что творишь. Дура. Да ты у меня её сожрёшь! — я просто психанул.

— Да Человек.

Дальше начался сюрреализм, будто, я смотрю старый японский, дурацкий, андеграундный фильм.

Азиаты могут удивить неискушённого зрителя запредельщиной.

Актаре начала засовывать себе в рот обрезок рукава куртки, тряпка не лезла, и она стала помогать пальцами.

Пеструшка подскочила, вырвала изо рта рукав. Актаре не отпускала и потянула к себе, она, конечно, сильнее, и Пеструшка понемногу стала отпускать.

Подсечка и Актаре падает на пол. Пеструшка тянет её по бетону.

— А ну прекратить, что за хрень происходит! — я ору на всю округу.

Девки цепенеют.

— Аауксель, Вы так и не поняли? Не может быть! — В голосе Пеструшки сквозило удивление.

— Не понял что?

— Непоняли этого! — пальчик Пеструшки указал на рукав, побывавший во рту.

Так, у нас, конечно, получился очень содержательный разговор, но я ни черта не понял.

— Девушка, представьте, что Вы учитель в школе, а я с Актаре школьники, и Вы стоите перед доской и рассказываете простые истины. Мы во внимании. — я устроился поудобнее и приготовился слушать.

На меня уставились четыре глаза. От удивления Актаре выпустила тряпку, чем Пеструшка не преминула воспользоваться.

— Ну хорошо. Если в двух словах то, в отличии от всех обычных Благодетельных Богов, которые не вмешиваются в душу верующих, при покорении Рабскому Богу Аме, происходит слияние Души и Разума с Сущностью, при этом волк теряет Свободу Воли, полностью став марионеткой Аме. К счастью, Разум Сушности и разум волка сильно различны, и при должной силе воли, Омега, может истрактовать приказ хозяина ложно и попытаться обмануть разум Аме, нет прямого нападения можно не опасаться, но вот обмануть сможет. Вы Аауксель не подумав сказали про тряпки есть. Омега смогла истолковать это как приказ и попыталась затолкать тряпки чтобы задохнуться. Самоубийство раб не может свершить, но ей хватило воли попытаться обмануть Аме, и вполне успешно.

— Именно поэтому нас Омег ломают, не из-за садизма или желания покуражиться, нет всё проще, нас ломают, чтобы нам не хватило воли и мужества себя убить. Когда тебя как тряпку при всех используют, в душе что-то ломается, и уже нет воли, просто нет. меня ломали вечером. А на ночь все разбрелись по казармам, а меня просто бросили, у нас в Учебке есть такая традиция, когда все расходятся, на турник вешают петлю, кажется, просто сунь голову, и все муки кончатся. Ни разу не совали.

— Я тоже не смогла, я ночь просидела на спорт площадке, прижавшись к турнику, у меня не было воли всё закончить.

— Вы Аауксель, жестокий человек, вы не убили её, когда она была Альфой, вы не сломали её, когда она стала Омегой, вы хотите, чтобы она сама убила себя. Зачем? Просто убейте нас и все на этом. Чем жить Омегами, сдохнуть лучше. — скулила Пеструшка

Девчонка, тоже уже не та, совсем не та, что я встретил в библиотеке. Отвернулась, скулила. Её голос дрожал, она плакала, её плечи подрагивали, нос хлюпал, хвост обвис, уши поникли, она вся такая, жалкая, несчастная.

Моё сердце обливается кровью, разум говорит, что я должен избить её, рабы если почувствуют, что хозяин даст слабину от слёз, просто перестанут служить. Железный закон:

«если раб плачет – ударь его, чтобы он плакал за дело»;

Нас учили обращению с рабами. К чертям, я хоть и мерзкий подонок, но не стал первым учеником, и во мне нет силы бить девчонку, и слава всем Богам, я ей не хозяин.

Я просто отвернулся, не могу смотреть на горе. Это плохо. Мир жесток, а это слабость.

— Актаре, ты бы хоть успокоила Пеструшку, она всё-таки тоже людь.

— Я Пёстрых только пинками под хвост успокою. Отбросы, бездари, ничтожество. — немедленно взорвалась волчица.

Я не стал вмешиваться, и мы все молчали пока она успокоится.

— Простите меня Аауксель, не знаю, что на меня нашло. А ты тварь встала и пошла в рабский барак мыться. Засыха, от тебя санинной за версту несёт Блохастоя. — без перехода, со слёз на крик пустилась девка.

«За версту несёт»; да магия речь переводит великолепно, я правда подзабыл какие меры длины в этом мире.

— Ты Актаре, сама виновата, что пойдёшь обнажённой, нахрена порвала форму. Ну и дура! — я принципиально не буду жалеть эту волку.

Девка взрослая пусть уже отвечает сама за принятые решения. Сама захотела драться на смерть, теперь пусть живёт Омегой, сама порвала шмотки пусть ходит голой.

— Лучше голой буду ходить, чем одеть тряпки, по ним Омеги топтались. — сквозь зубы ответила девка.

Ну тогда маленькое представление. Я собрал в кучу тряпки, облил керосином и чиркнул спичкой.

Хлопок пламени, и огонь весело охватил тряпки ещё час назад бывшие формой.

— Смотри дура, сгорает твоё будущее, и ты сама виновата в этом! — я показал ей на костёр.

Бутылка с керосином, упокоилась в Хранилеще, вместе с походным примусом, а Актаре, равнодушно поглядывала на огонь, ей не интересовали тряпки, ей языки пламени, чем-то отзывались в душе, тенями из прошлого.

Мы ушли в самый дальний угол училища, Актаре шла, опустив голову и не смотря по сторонам. Проходящие мимо курсанты свистели, орали, и вообще вели себя как макаки-резус. Волке было на всё плевать, она шла, пытаясь сохранить достоинство.

Мне не давала покоя мысль, что я где-то подобное видел.

На пол пути меня осенила мысль, я вспомнил, это сцена унижения Серсеи Ланистер.

И ещё я понял, что меня водят по кругу. Пришлось рявкнуть на Пеструшку и заставить её показать куда мы, собственно, идём, после чего дороги было всего на пару минут.

В самом дальнем углу было выделено небольшое пространство, огороженное не высоким, по пояс, деревянным забором.

За ним были два длинных деревянных двухэтажных барака, с очень мелкими окнами, размером, с форточку в старых хрущёвках. И небольшое одноэтажное здание в сторонке.