Омела и меч
Шрифт:
Белые березы у входа в пещеру отбрасывали на спящих призрачные тени, а небо светлело по мере приближения зари.
Квинт спал крепко и ему грезился Рим. Это был удивительно прекрасный мир – его мать улыбалась Регане, одетой в роскошное платье, в точности такое же, как у любовницы Нерона Помпеи, из переливчатого атласа, и в золотом уборе, который каким-то образом добыл дли нее Квинт.
Он не знал, что за звук разбудил его, но вскочил, хватаясь за копье. Остальные проснулись при его рывке и, не задавая вопросов, единым движением метнулись к стене и схватили мечи.
В первый миг, еще полусонные, и при неверном
Затем Квинт разглядел две большие тени, надвигающиеся из-за берез.
– Кричите! – завопил Фабиан. – Больше шума! Они уйдут, они не голодны и это время года!
Молодые люди орали и шумели так, что эхо заполнило пещеру, но две зловещие фигуры среди берез не исчезали. Они стояли и смотрели, в их жестких желтых глазах мерцала угроза.
– Юпитер Максимус… вдруг простонал Фабиан. – Я понял, в чем дело – это их логово, и в пещере мы слышали их волчат. Они хотят напасть на нас!
Огромный серый волк и его подруга снова двинулись с места. Они медленно приближались, и жуткое низкое рычанье становилось громче.
Рука Квинта стиснула копье. Но в пещере было слишком тесно. Он не мог здесь размахнуться. Квинт шагнул вперед из-под скального навеса.
– Не надо… – прошептал Фабиан. – Если промахнешься, мы лишимся копья. Держись рядом с нами, у нас мечи…
Квинт не слушал. Сердце его колотилось, но сознание было холодным и ясным. Он тщательно соразмерял расстояние между собой и надвигающимся волком. Квинт отвел руку и ждал. Он видел обнажившиеся белые клыки и красный язык, видел, как вздымается шерсть на загривке, как зверь готовится к прыжку.
Квинт набрал в грудь побольше воздуха и выждал еще секунду. Наконец волк прыгнул. Квинт метнул копье прямо в светлое пятно на груди. Фонтаном брызнула кровь – острие копья вонзилось волку в сердце. Зверь дергаясь рухнул на землю. Волчица ворча и тяжело дыша, остановилась, ее желтые глаза не отрывались от бьющегося в агонии самца, от крови, которая снова хлынула – и перестала.
– Браво, Квинт! – воскликнул Дион. Они с Фабианом кинулись на волчицу, но та оказалась слишком быстра для них. Она развернулась, и припав к земле, проскочила мимо их мечей прямо в пещеру.
– У! – выдохнул Квинт, глядя на мертвого волка. – Благодарение Диане, Фортуне, даже кельтским богам, что я наконец научился обращаться с этой штукой!
Он с усилием выдернул копье, с которого стекала кровь. Осмотрел кремневый наконечник – тот остался цел. Даже ремешки, крепившие наконечник к древку, не ослабли.
– Эй, быстрее, помогите мне! – проворчал Фабиан, опустившись на колени рядом с волком. Своим маленьким ножиком он пытался вырезать кусок волчьей ляжки. – Дайте палку.
Квинт нашел длинный заостренный прут, они с Дионом посадили на него мясо. Дион закинул палку на плечо.
– Любопытная замена в рационе, – сказал он. – Волк вместо бобра – кто бы мог догадаться…
– Никто не догадается, что сделает волчица, – прервал его Фабиан, бросив через плечо взгляд на пещеру.
– Разве она не останется с детенышами? – спросил Квинт.
– Возможно, или рядом с трупом самца, но…
– … но лучше нам уйти, – докончил Квинт предложение.
Они
со всей возможной скоростью припустили вниз по холму, продираясь сквозь кусты, пока не достигли вновь кургана и протоптанной вокруг него тропинки. Они уже успели немного пройти по ней на восток, когда Дион, перекидывая палку с подвешенным мясом с одного плеча на другое, заметил:– Знаешь, Фабиан, я только что сообразил, что мы оставили свои плащи и шлемы в пещере. А также, – продолжал он, – что меня вовсе не тянет за ними возвращаться. Госпожа волчица в своих владениях и думаю, она созовет на помощь всю родню.
Как бы в ответ они услышали со стороны холма долгий ужасный волчий вой.
Все трое замерли, прислушались, затем молча пошли.
– Итак, мы оказались в одной лодке с Квинтом, – через некоторое время заключил Дион. У нас нет ничего, явно подтверждающего, что мы римляне, кроме знака Четырнадцатого легиона, а его можно прикрыть.
– И ваших мечей, – сказал Квинт с легкой завистью, но не так, как мог бы сказать это вчера. Сейчас он уверенно сжимал копье.
– И наших мечей, – согласился Дион. – Хотя, надеюсь, нам не придется пускать их в ход – до самого сражения. Я понял, что приключения последних двух недель… как бы это выразиться… поубавили во мне тягу к острым ощущениям. Я обнаружил, что постыдным образом тоскую о мягкой постели, о теплом неаполитанском солнце, о музыке, о нежных веселых девушках… а главным образом о спокойной жизни.
– Тоскуй, да не отставай, – сухо сказал и Фабиан. Он размашисто шагал впереди, надвинув капюшон безрукавки, поскольку поднялся холодный сырой ветер.
Но в душе Квинта болтовня Диона пробудила пугающие воспоминания.
– У меня был… друг, в Девятом, который часто так говорил, – неуверенно произнес он, хотя сразу понял, как мало в действительности общего было между Дионом и Луцием. Нарочито жалобные сетования Диона не могли восприниматься всерьез. При всем видимом легкомыслии Дион обладал исключительной верностью долгу и высоким чувством ответственности, в то время, как Луций…
– С твоим другом что-то случилось? – спросил Дион. – Голос у тебя стал такой странный…
Квинту хотелось разделить с кем-нибудь боль и разочарование, которые он испытал из-за Луция, но он не мог заставить себя сказать: «Я очень любил его, и считал его другом, но он меня предал, и, что гораздо хуже, когда всех наших товарищей убивали, он сбежал». Поэтому он просто кивнул и уставился в спину Фабиана.
– Это плохо, – мягко сказал Дион. Он решил, что друг Квинта погиб при уничтожении Девятого легиона, и сменил тему: – Фабиан! Долго мы еще собираемся тянуть этот проклятый кусок волчьего окорока? Я так голоден, что готов съесть его сырым.
Старший гонец оглянулся.
– Надеюсь, до этого не дойдет. Здесь, в долине есть крестьянская хижина. Может они пустят нас к своему очагу.
Они взглянули вниз на одинокую британскую ферму. За частоколом виднелась круглая мазанка, крытая камышом. Над отверстием в крыше кудрявился дым. Они спустились с холма и приблизились к плетню, окружавшему двор. Внутри яростно залаяла собака, заблеяла коза, испуганно захрюкали свиньи. Римляне остановились у запертых ворот.
– Позвольте мне, – сказал Квинт. – Я достаточно знаю язык, – он закричал: – Привет! Привет! Мы друзья! Ответьте нам.