Омут. Книга первая. Клетка

Слушай, то, что я сейчас скажу, само по себе ужасно. Но ты должна учесть и тот факт, что я сама узнала это только пару дней назад. Как я поняла из ее не совсем внятного объяснения, в университете Таша познакомилась с молодым человеком. Его звали Жан-Пьер, наполовину француз, наполовину русский. Она предпочитала общаться с ним на французском, так сказать, практиковаться, - моя мама знает французский? Я думала, итальянский ее страсть, чего еще я о ней не знаю? И что имела в виду бабуля, говоря будто мама считает себя умнее всех? Черт, сколько новой информации.

– Их роман очень быстро закрутился во что-то большее. Она забеременела, - я застыла, не дыша, а на глазах бабушки заблестели слезы, - меня не было в стране, мобильных телефонов в природе не существовало… А возможно, Таша тогда думала о чем-то другом. В общем, о своем интересном положении она рассказала своему любимому отцу. И он следил за ней на протяжении всей беременности. В это же время Жан-Пьер уезжал в Испанию на несколько месяцев, по его возвращении они планировали узаконить свои отношения. Хотя она никогда не хотела иметь детей, - мне не понравилась эта фраза, - ее уговорили Жан-Пьер и, конечно же, Профессор. Таша должна была вот-вот родить, когда вернулся Жан-Пьер с не очень хорошими новостями. В Испании он встретился с бывшей одноклассницей, в которую был влюблен с детства и взаимно. Их чувства вспыхнули новым пламенем. В общем, в Россию он вернулся уже женатым. У его избранницы был приемный ребенок от первого брака, но иметь собственных детей она не могла – не спрашивай, причина мне неизвестна, - быстро предостерегла бабуля. – И они решили забрать у Таши будущего ребенка. Я уверена, твой дед был против. Но сложилось так, что Таша и ее отец сильно повздорили накануне родов. Новорожденную девочку твоя мать отдала Жан-Пьеру и его жене. Так как он был уже выпускником, а малютка родилась летом, семейная чета, спустя месяц, исчезла из жизни твоей мамы.

Мои чувства смешанные, но я вижу, что бабуля чего-то не договаривает.

– И? – непроизвольно вырвалось у меня.

– Крошку назвали Луной, - не может быть, - а фамилия Жан-Пьера – Рашель, - моя старушка сомкнула губы в сплошную линию.

– Но ведь это не все, верно? – хриплым шепотом предположила я.

– Твоя мама была юна и отчасти глупа в некоторых вопросах. Уже после отъезда семьи Рашель она встретилась с твоим отцом. История Жан-Пьера повторилась в своем роде. Твоя мама снова забеременела, и еще до начала всего они с Юрием расписались, - бабуля всегда хорошо относилась к папе, - я узнала о ее беременности совершенно случайно. К тому времени они снова помирились с твоим дедом. И, о боги, он вновь отслеживал ее беременность – от начала, но теперь уже не до конца, как в первом случае. Я вернулась в Россию на шестом месяце ее беременности. И не подпускала Профессора к дочери и будущей внучке. Ты провела рядом с Ташей около трех месяцев после рождения, а затем мои бега продолжились, только теперь у меня на руках была чудная крошка – ты. Я не дала ему окончить исследования, какими бы они ни были. Пойми, я не спорю, он гений, безусловно, но никогда не знаешь, где кончаются благие намерения во имя науки и прогресса, а где начинается что-то зловещее и безумное.

– Неужели ты все время бегала только из-за того, что охраняла меня от него? – недоверчиво вопросила я.

– Нет, не только, - удивленно молвила моя старушка, - он никогда не останавливался в исследованиях. Продолжал их на других невинных детках, а когда они утрачивали способность, терял к ним интерес. Но были и те, кто… Якобы ее терял…

– То есть? – она ждала именно этого вопроса.

– Были случаи, что семьи распадались, матери убегали с детьми, а Профессору отсылали кровь совершенно чужых людей, выдавая ее за кровь своего ребенка. И показывая, таким образом, якобы утрату способности. Мы ездили с тобой из города в город, потому что в них жили те самые семьи, которые хотели по-настоящему избавиться от способности ребенка, чтобы он просто жил как обычный человек.

– И что же ты делала? – почти без звука прошептала заинтригованная я.

– Помогала им, - просто ответила бабуля, - стать обычными, такими, какими им не позволял быть Профессор.

О, я вспомнила! Вспомнила! Профессор! Да, Профессор с большой буквы «П». Тошка говорил о нем. Как же я могла забыть? Хотя, впрочем, и неудивительно.

– Мама была удивлена, когда ты заговорила о Луне Рашель? – все действия, словно на автомате.

– Да, конечно, ведь столько лет она молчала об этом, просто выкинув те события из головы, - неужели моя родительница настолько жестока, что легко могла забыть о ребенке.

– Скажи, а дедушка...
– увидев неприязнь на лице бабули, я поправилась, - Профессор... Если есть другие ненормальные, особенные дети, как ему удавалось договориться с родителями?

– Этому есть простое объяснение. У него были последователи. Они были всегда. Постоянно находились те, кто, узнавая о нем, мечтал попасть в его группу, которую он собирал вокруг себя. Только избранные врачи, медики, ученые… Они с удивительной легкостью соглашались проводить опыты на своих будущих детях, но затем некоторые меняли свое мнение.

– Получается, родители особенных детей врачи? – это полностью объясняет слова Тошки о домашнем обследовании.

– Да, - бабуля не осмеливалась посмотреть на меня, но я не знала, почему.

– Тогда еще вопрос: сколько таких детей? И какой у них диапазон возраста?
– Чисто для справки, может быть, у моих родителей есть друзья-«ненормальные».

– Твои родители были первыми, как я уже сказала. Но их способности более стандартные. То есть, ум позволяет осознавать и принимать их существование. Но Профессору хотелось большего, чем сверхпамять и высокий интеллект, полное понимание техники, невидимость или левитация, - о боги, предпоследнее мне очень знакомо, - к сожалению, я не знаю, какая была способность у Луны, - мы снова вернулись к мрачным разговорам.

– Скажи, а где он сейчас?

– Кто?

– Профессор, - робко пояснила я.

– В Томске. С этим городом у него многое связано.

– Как у тебя с этим, - я указала подбородком в сторону окна, бабуля кивнула.
– И все же, как их много?

– Прости, но я не могу сказать точно, - она что-то скрывает, любопытно, специально ли, - но, скажем так, - это хитрость в ее глазах? – Приглядись к своим одноклассникам.

Моя старушка уложила последний альбом в коробку и полностью обновленная обернулась ко мне, словно несколько тонн тяжелого груза упало с ее плеч, и уже беспечным голосом поинтересовалась:

– Что ты хочешь на обед?

Я не подала виду, что что-то изменилось, словно то, что я видела в одноклассниках, не относилось к делу. Многое уже вставало на свои места. Кажется, еще чуть-чуть и я приду к разгадке чего-то крупного.

8

С первого ноября все нормальные российские школы вышли на осенние каникулы. Наш лицей не исключение. На самом деле, это даже удача для меня – есть неделя на то, чтобы все мои мысли нашли свои полочки. В принципе, на свое собственное удивление, я все приняла до необычности спокойно. С другой стороны, возможно, это просто шок еще не прошел. Но главное то, что между мною и бабулей осталось что-то еще недосказанное. В любом случае, всему свое время. Пока хаос в моей голове обретал форму, неделя каникул прошла.

Про слова бабули я не забыла и в первый же день начала намного пристальнее следить за своими одноклассниками. Так случилось, что первым уроком у нас была физкультура. Физ-ра в ноябре – просто ужас. Заниматься на улице либо уже поздно, либо еще рано. А в зале чаще всего скучно и холодно, либо, наоборот, слишком жарко.

Хотелось бы поподробнее описать первый урок второй четверти, хотя для нас – одиннадцатиклассников – немного другое летоисчисление придумали. Как в вузах, у нас семестры или полугодия, тут уж кому как больше нравится. Но чисто для себя я продолжаю называть четверти четвертями.

Итак, все началось с раздевалки для девочек. Я слегка опоздала, поэтому, влетев в раздевалку, не сразу въехала в ситуацию. Выдра-Аня сидела на скамейке с опущенной головой, периодически сотрясаясь всхлипами, а вокруг нее столпились почти все девчонки, кроме, естественно, меня и Лизхен с Моськой. Первой меня заметила девочка-мартышка.

– Привет! Как каникулы?

С напускной беспечностью Моська отвернулась к стене, но на ее лице я заметила неприязнь.

– Спасибо, нормально, а ты? – я попыталась быть вежливой, не показывая свое замешательство.