Он где-то здесь
Шрифт:
Процедура с распломбированием и распечатыванием невольно вызвала внимание и некоторую настороженность Щепкина. А поскольку следователь на него не смотрит, будто забыл, то самоконтроль у старика ослаблен, и при виде чеканки он на мгновение меняется в лице. Томин это засекает. И когда Знаменский, убрав со стола всю тару, оборачивается к нему, Томин кладет трубку и подмигивает: сработало!
Пал Палыч усаживается против Щепкина и спрашивает весело и напористо:
— Как вам нравятся эти изделия, Алексей Прокопыч?
— Я к подобным штукам равнодушен, — неторопливо откликается Щепкин.
— Даже если ехать по Киевскому шоссе? И потом
Чувствуется, что вопросы бьют в цель, но старик крепится.
— Нет, — говорит Щепкин, точно от него и впрямь ждали художественной оценки. — У меня другие эстетические критерии. Я часовщик.
— Но с большим опытом организации всяких артелей и тэ дэ. Не так ли? — наступает Пал Палыч.
То, что Щепкин подчеркнуто пропустил мимо ушей вопрос о дороге мимо Сосновки, лишь подтверждает, что Знаменский и Томин «взяли след».
Упоминание артелей Щепкина не радует.
— Ну и что? — с неприязнью произносит он.
— Констатация характерного факта. Не менее характерно, что вы проигнорировали мой предыдущий вопрос. Это психологическая ошибка, Алексей Прокопыч. Если б вы не поняли его подоплеку, то непременно задали бы встречный вопрос: при чем тут Киевское шоссе и какая-то деревня?
— Что еще за подоплека? — уже напряженно спрашивает Щепкин.
— Хотя бы эта! — весело отвечает Знаменский и постукивает по столу конвертом с надписью «А. П.». По нему не скажешь, что он выложил последний козырь. Напротив, впечатление, будто в запасе имеется еще немало улик против Щепкина.
— Не к лицу нам с вами в кошки-мышки играть, Алексей Прокопыч. Взрослые же люди!
— Считаете, вы меня обложили? — вскипает Щепкин и стукает тростью об пол. — Изобличили? Да чтобы так со мной разговаривать, молодой человек, вам еще носом землю пахать и пахать!.. Минутку, — останавливает он сам себя и щупает пульс. Движение привычное, даже не надо следить по часам, чтобы различить учащенность и перебои. Щепкин долго смотрит в окно, отвлекаясь и постепенно возвращая себе душевное равновесие.
Знаменский и Томин переглядываются, но не нарушают молчания.
Оторвавшись наконец от окна, Щепкин возвращается к прерванной фразе, но тон у него теперь спокойный, даже философски-юмористический. Он как бы выверяет его по внутреннему камертону, если реплика не соответствует «стандарту», Щепкин повторяет ее иначе — поправляет себя.
— Да-а, молодые люди, пахать бы вам и пахать носами… Но — ваше счастье: мне категорически запрещено нервничать. Прописаны положительные эмоции и юмор. Как-никак два инфаркта — это обязывает… Вдруг что-нибудь да и выйдет у двух энергичных молодых людей! — добавляет он спокойно и снисходительно. — Очень вредно тревожиться. Мой доктор сочинил мудрую присказку на аварийный случай: «На кой бес мне этот стресс». — И он повторяет на разные лады: — «На кой бес мне этот стресс?», «Ну на кой бес мне этот стресс!..» — Щепкин гипнотизирует себя, улыбается и констатирует: — Все в порядке. Итак, по-дружески и по-деловому. Я облегчу жизнь вам, вы — мне. Драгоценный остаток моей жизни.
— Давайте не торговаться! — твердо заявляет Томин. — Неподходящее место.
— Храм правосудия? — Щепкин смеется. — Ах, инспектор, вы еще верите в свое дело на земле? Люди всегда будут стараться обойти закон.
— А другие будут за него бороться.
Старик легко соглашается:
— Верно, диалектика жизни. И, смешно, ситуация вынуждает меня
вам помочь. Хотя ничего бесспорного против меня нет. Только — подаренный щенок. Пал Палыч, сейчас какое веяние: собачка — смягчающее обстоятельство или отягчающее?— Смягчающее. По крайней мере, с моей точки зрения.
— Вот с этим человеком я буду разговаривать! Так-то, инспектор!
Друзья разыгрывают классический дуэт на допросе: один жесткий, другой мягкий. Мягкий при этом достигает большего, чем в одиночку.
— Ближе к делу, а? — предлагает Томин.
— Торопиться тоже вредно! — Щепкин прислушивается к произнесенной фразе: не позволил ли себе рассердиться на нетерпеливого инспектора? — Торопиться вредно, но и спорить вредно, — рассуждает он. — Беда… Так вот, Пал Палыч, очень скромно: я хочу вернуться сегодня домой, а в дальнейшем умереть у себя в постели под присмотром любимого доктора. В камере душно, жестко и посторонние люди… За меня: чистосердечное признание, собачка, почтенный возраст, два инфаркта и куча прочих тяжких недугов.
— Приплюсуйте сюда щедрость! — решительно говорит Томин.
— То есть?
— Добровольно отдайте незаконно нажитое!
— Почему он такой мелочный? — спрашивает Щепкин у Пал Палыча.
— Боюсь, он прав.
— Отдать ни за что ни про что? Помилуйте, это грабеж! Нет-нет! Впрочем… На кой бес? На кой бес… А, будь по-вашему, пропади оно пропадом! — Старику трудно остаться равнодушным, и он снова устремляет взгляд в окно. — Здоровье всего дороже…
Знаменский прерывает паузу.
— Где можно получить документы о состоянии вашего здоровья?
Щепкин достает справки — они предусмотрительно приготовлены и сложены в небольшой изящной папочке.
— Вверху телефоны для проверки, — поясняет он.
Томин заглядывает через плечо Пал Палыча в папку. Брови его ползут на лоб.
— Богатейший ассортимент! И все без липы?
— Увы. Честно приобрел на стезях порока и излишеств… Я пожил со смаком, инспектор! — добавляет он, зачеркивая горечь последних слов. — Все имел, всего отведал!
— Доложу прокурору, — говорит Знаменский, кончив проглядывать медицинскую коллекцию Щепкина.
— И объясните: чтобы дать показания, мне нужно дожить до суда. Это и в его интересах.
Пал Палыч убирает в сейф чеканку и папку со справками. Кладет перед собой бланк протокола допроса и берется за авторучку.
— Стол накрыт, признаваться подано! — возглашает Томин.
После допроса Знаменский и Щепкин едут в машине по Киевскому шоссе. Они на заднем сиденье, рядом с шофером — сотрудник УБХСС Орлов.
— Вредна мне эта поездка, — вздыхает Щепкин. — Никитин человек невыдержанный, могу нарваться на оскорбления. А денежки пока у меня. Нужные сведения у меня. Вы, Пал Палыч, должны меня беречь как зеницу ока. Пушинки сдувать!
— Да-да, — усмехается Знаменский. — «На кой бес…»
Машина проезжает мимо загородного ресторана. Памятно Щепкину это нарядное стилизованное здание. Здесь он совращал Артамонова, когда понадобился ему верный человек для шарашки…
…Они сидели тогда вдвоем за столиком — Артамонов лицом к залу, где кроме русской речи слышался и говор интуристов, а в дальнем конце играл оркестр.
Отвлекаясь от разговора со Щепкиным, он осматривал пары, направлявшиеся танцевать, убранство и освещение зала — все ему было тут в диковинку, вплоть до сервировки и заказанных блюд. Хозяином за ужином был, естественно, Щепкин.