Она лучше, чем ты. Развод
Шрифт:
– Да.
Вид у меня, как у покойницы… Дамир все без слов понимает: спешно набрасывает на плечи пальто и уверенно ведет меня к выходу…
– Адрес сказали? – уверенным тоном спрашивает он.
– Третье отделение на Руставели. Она во что-то вляпалась, Дамир… Ей грозит срок или…
– Не накручивай, прошу тебя. Звони Сергею. Он отец или кто? Выгнали тебя, избавились, как от ненужной тряпки, а сами… Зла не хватает.
Мчимся по ночному городу и молчим. Тишину нарушает тихий звук радио, льющийся из динамиков.
– Ты точно хочешь пойти со мной? –
– Да, Вик. Тебе потребуется помощь, а у меня есть знакомый адвокат. Не дрейфь.
Глава 18.
Глава 18.
Виктория.
Интересно, полицейские сами решили, что звонить нужно мне? Или Сержик не удостоил их ответом?
Мысли кружатся в голове, как стая ворон, а грудь теснит бессилие…
Он ведь мечтал об этом, так? Останется теперь в доме один со своим тарологом… Мечта, а не ситуация…
– Вик, успокойся, ладно? – вырывает меня из задумчивости голос Дамира. – Таня вернется в дом. Она там прописана, ведь так? Представители опеки будут обязаны проверить условия проживания девочки. И удостовериться, что она живет на принадлежащей ей по праву территории. А не где-то…
– … на съемной квартире, да? То есть Сержику не удастся сбагрить ее ко мне?
– Нет. У тебя нет жилплощади. Заявление о разводе находится в суде. Права ребенка не должны ущемляться. Она вернется домой, вопреки мечтам Сержика.
Все будто во сне… Замызганное крыльцо с переполненным, источающим запах сигарет и мочи мусорным баком, обшарпанная, тяжелая дверь, удушающие запахи, витающие в холле…
– По какому вопросу? – рявкает сидящий на КПП мужчина в форме.
– Моя фамилия Молчанова. Мне звонил Артем Андреевич. Здесь моя дочь, – отвечаю взволнованно, выуживая из сумочки паспорт.
– Проходите, мамаша. Вы знаете, с кем ваша дочь время проводит?
– Нет. То есть…
– Оно и видно, что нет.
– Оставьте свои домыслы при себе, – отрезает Дамир. – Где кабинет следователя?
– Справа по коридору. Грехов Артем Андреевич.
Мы не одни здесь… На лавках сидят заплаканные женщины. В углу темного, душного холла высится фигура неопрятного мужика. Перевожу взгляд на «обезьянник» и замираю…
Вот она, наша реальность… Танечка за решеткой – бледная, взлохмаченная, заплаканная… Какие-то девчонки и парни рядом с ней, и я…
Отвергнутая мама, живущая с кинжалом в груди.
Они вогнали его мне в грудь своим предательством. Их слова оказались куда острее, чем дамасский клинок…
«Она лучше, чем ты».
«Жанна моя подруга. Она понимает меня, а ты…».
«Ты старая, ненужная, никчемная… У нас были другие планы, а ты все испортила».
Они живут дальше в своей новой, потрясающей жизни… Без меня – той, кто им мешал и все портил. Раздражал проклятыми, домашними пирогами и чистотой в доме, надоедливой заботой…
Что же ты смотришь теперь на меня, доченька? Довольна?
– Здравствуйте, я Грехов. А вы Молчановы, так? – вырывает меня из задумчивости вышедший из кабинета следователь.
–
Я мама, а это… Мой работодатель. Ваш звонок застал меня на работе. Скажите, а почему вы не сообщили отцу Тани об инциденте? Откуда у вас мой номер телефона?– Так Татьяна сама его и дала.
Очуметь просто, как говорит молодежь… Мне сдохнуть хочется от расползающегося в груди чувства безнадежности… Значит, ей тоже надоело питаться в столовых и кое-как одеваться? Хочет указать мне на мое законное место – наивной терпилы?
– Странно…
– Вы будете допрашивать Татьяну в присутствии матери, ведь так? И сейчас сюда приедет адвокат Татьяны – Давид Саркисян, – уверенно произносит Дамир, пряча смартфон в карман.
Мне ни о чем не говорит это имя, а у Грехова вытягивается лицо…
– Тот самый? Давид Вартанович?
– Именно он. В чем обвиняется Татьяна?
– Сейчас я выпущу ее и… Побеседуем в моем кабинете.
В меня будто вогнали винт и медленно его прокручивают… Больно, тошно, гадко… Я не хочу облегчать жизнь предателям… И легко соглашаться на все условия тоже…
Понурая, будто неживая, Таня покидает «клетку». Ее сокамерники улюлюкают и свистят ей вслед…
– Крутая телочка! Никитос, повезло ей! А тебя прицепом не заберут?
– Неа, парни. Моя маман уже сюда едет.
Скольжу взглядом по лицам парней, узнавая в одном из них того самого Никиту.
– Проходите. Чайку вам предложить? – выслуживается Грехов. – А Давид Вартанович скоро подъедет?
Я никак не реагирую на Таню… Вообще никак. Она ищет моего взгляда и… Будто ждет чего-то… Старая Вика уже бы давно верещала на весь отдел, сетовала на свалившиеся на ее чадо беды и гладила несчастную по щекам… А я молча занимаю место на облезшем диване из кожзама и не смотрю на нее.
– Татьяна участвовала в грабеже элитного дома в коттеджном поселке, – листает дело Грехов.
– Погодите, этого не может быть. Никита, он… Это ведь Никита находится в обезьяннике? Или я ошиблась? – играю в искреннее удивление я.
– Именно так, – отвечает Грехов. – Никита Белов. Он неоднократно привлекался, но отделывался условным наказанием. Сейчас же ему светит реальный срок.
– Этого не может быть, – театрально закатываю глаза я. – Татьяна уверила, что Никита – порядочный молодой человек. Он умный и воспитанный, внимательный и… Таня, что же ты молчишь? И он учится в техникуме. Нет, нет… Моя дочь не могла связаться с уголовником.
Она багровеет. Прячет взгляд, выбрав в качестве объекта наблюдения носки собственных, грязнущих кроссовок. Молчит, не считая нужным остановить меня.
– Татьяна Сергеевна, что же вы молчите? – протягивает Грехов. – Вы были в доме или стояли рядом? Вы что-то брали в руки? Поймите, что…
– Брала, – злобно отвечает она, метнув в меня нечитаемый взгляд. – Да, я брала… Потому что Никита – единственный, близкий мне человек. Любимый… И я хотела попробовать, как это… Я хотела, ясно?
– Тогда мы не в силах помочь девочке, – совершенно спокойно произносит Дамир. – Артем Андреевич, верните ее в клетку.