Она любила убийцу

– Можно, – услышала в ответ. – Когда мы ещё состояли в браке, я стал единственным собственником бизнеса отца. И теперь по закону она имеет право претендовать на часть акций, – продолжил Максим.

– И ничего нельзя сделать?

– Я пытался решить всё мирно.

Я посмотрела на него: в оранжевых лучах рассвета, которые заглядывали в незавешенное окно, Максим был таким… родным. Уютным. Он сидел в старом папином спортивном костюме на кухне дома, где я провела своё детство.

– А если бы ты не получил весь бизнес отца, она бы не имела права претендовать на что-то?

– Нет.

– А где отец?

– В коме.

– О боже! – Я выронила пустую чашку, которую достала из сушилки.

– Он попал в аварию несколько лет назад. И впал в кому.

– Есть надежды…

Я встретилась взглядом с Максимом.

– Нет, – сразу же ответил он и подошёл ко мне, присаживаясь, чтобы собрать осколки.

– Прости, что тревожу твои шрамы, – я тоже опустилась вниз.

– Лучше, если ты всё узнаешь от меня, – он смотрел мне в глаза.

– Мой отец… то есть отчим… он просто не проснулся. Его сердце остановилось во сне. А в день похорон я подслушала, как мамина подруга спросила: «Вы так и не рассказали Рите?..» Я стояла за входной дверью, а в гостиной стоял гроб с отцом. Мои ноги просто вросли в пол. А мамина подруга продолжила: «Ты сама расскажешь? Это была ваша общая тайна, да и Андрей растил её как родную». После этих слов у меня как будто открылось второе дыхание, я забежала в дом и посмотрела в мамины глаза. Она молчала. «Это правда?» – в надежде, что ослышалась, спросила я. Она кивнула. Так я узнала правду о том, что девятнадцать лет называла папой неродного человека. А рассказать, кем же был мой родной отец, мама… отказалась. – Слёзы мутной пеленой застелили глаза. Максим молча прижал меня к себе, поглаживая по спине.

Мы так и не попили чай, привели себя в порядок и поехали в больницу.

– Пообщавшись с тобой, никогда не скажешь, что тебе девятнадцать… – когда мы стояли возле палаты мамы, ожидая, пока ей поставят нужные уколы, сказал Максим.

– Это хорошо или плохо? – не поняла я.

– А по-твоему, есть только две грани – либо хорошо, либо плохо? – устало улыбался он.

– День, ночь. Хорошо, плохо. Жизнь… – повернулась в его сторону и встретилась с серыми глазами, – …смерть, – тише добавила я. – Всегда есть только две грани.

– А что, если это не зеркальные противоположности, а продолжение друг друга? Представь, что ты идёшь по тонкой скале, которой нет ни конца, ни начала – она тянется вечность. С одной стороны у тебя пропасть в ад, а с другой – в рай. И ты балансируешь, как канатоходец. Ты всегда между… И не знаешь, куда и когда сорвёшься.

Я вздрогнула.

– Можете заходить, – прервала наш диалог медсестра, которая вышла из маминой палаты.

Максим придержал для меня дверь.

– А что, если… я уже сорвалась? – прошептала я, проходя мимо него.

– Как вам спалось? – Сегодня мама выглядела лучше, и даже её улыбка казалась искренней и живой.

Ни я, ни Максим ничего не ответили.

– Как вы себя чувствуете? – Максим первый пришёл в себя, а я всё ещё зависла в своих мыслях, ощущая себя тем самым канатоходцем по тонкой пропасти между адом и раем.

– Как будто внеплановый отдых в санатории, – улыбнулась ему мама. – Кормят здесь неплохо.

– А вот кофе отвратительный, – вклинилась в разговор я. Две пары глаз вонзились в меня.

– Она всегда говорит то, что думает? – Максим сдержал смешок.

– Я бы сказала: сначала говорит, а потом думает, – съязвила мама.

Всё-таки напряжение между нами никуда не делось.

– Я бы предположила, что вся в отца, да вот только о нём ничего не знаю… – Это сорвалось с моих губ прежде, чем я прикрыла рот ладонью.

Мама вздохнула.

– Прости… – следом произнесла я.

– Максим, а вы не могли бы принести мне стаканчик кофе, который моя дочь считает отвратительным?

– Конечно, – Максим поцеловал меня в макушку и вышел из палаты.

– Я хочу защитить тебя от правды, которая не принесёт тебе ничего, кроме боли, – строго сказала мама.

– А можно, я сама решу, что она мне принесёт? – таким же строгим тоном ответила я.

– Ты не готова, Рита!

– Это ты с чего взяла?!

Атмосфера накалялась. Казалось, если выставить между нами спичку, то она мгновенно зажжётся от соприкосновения наших энергий.

– Потому что… потому что… – Мамин голос дрогнул. – Потому что он не заслуживал тебя! – она всхлипнула.

Я выскочила из палаты и согнулась пополам, прислонившись к стене. Когда тёплые руки обхватили мои плечи, я расплакалась, уткнувшись в грудь человека, который так быстро стал мне роднее всех.

– Я искренне не понимаю, почему она не может мне рассказать правду! Неужели она не видит, как мне тяжело сейчас? Как нам тяжело…

– Не видит, – тихо ответил Максим, – ведь ты не говорила ей об этом два месяца.

Он немного помолчал, а потом добавил:

– Побудь с ней неделю. Я напишу за тебя статью про аномальное потепление.

Я отстранилась от него, рассмеявшись сквозь слёзы.

– И у тебя будет время спокойно собрать материал про Ворона.

– Хорошо, убедил, – я снова поднялась на цыпочки и прильнула к его губам.

~ 2022. Июнь, 22~

Максим уехал вчера вечером. Я не хотела говорить ему, что уже успела соскучиться, но мне казалось, что он читал это между строк каждого моего сообщения. Он обещал приехать через пару дней и привезти мой макбук. У меня появилось много свободного времени, чтобы продолжить поиски материала о Вороне, а потом начать писать свою дебютную статью. Но я не могла сосредоточиться на работе: все мои мысли были о… Максиме. Вопреки своему нежеланию… я влюбилась в босса.

Я видела, что он также пленил сердце мамы. Когда он был рядом, таяла даже напряжённая атмосфера между ней и мной. За эти четыре дня мы с ней ни разу не поссорились.

Сегодня я приду к ней одна. На моей спине не будет руки Максима, а рядом не будет его плеча, в которое я смогу уткнуться, выйдя из её палаты.

«Тебе нужно научиться быть сдержанной», – сказал мне Максим, когда садился в гелендваген накануне.

Мне много чему нужно было научиться. Но начну я с того, что научусь принимать желание матери не рассказывать мне правду о моём родном отце.

«Потому что он не заслуживал тебя»… – Крутились в голове её слова.

И если бы не та случайность на похоронах человека, который вырастил меня, узнала бы я когда-нибудь правду? Может быть, Максим был прав: не до всей правды нужно докапываться. А я как упёртый землекоп рыла землю, чтобы вытащить наружу призраков прошлого. Даже не призраков – трупов. Которые уже давно сгнили…

Стоя перед дверью маминой палаты, я окончательно решила, что больше не заговорю с ней о своём родном отце. Я приму её желание и буду уважать его. Если она так хочет, значит, на то есть причины. Понять которые, возможно, я ещё и правда была не готова.