Она мое безумие

Она готова была отдать свою жизнь, в отличие от моей матери, которая была готова убить всех вокруг.

Лезвие нежно царапало белоснежную кожу девушки, и я, устало вздохнув, направился к ней. Но Изабелла вновь закричала:

— Не подходи, я сказала!

Я не могу позволить ей погибнуть.

Ее жизнь дорога мне, как и она мне сама.

Она стала моим кошмаром.

Она стала моим безумием.

— Хорошо, принцесса, сыграем в игру, — насмешливо сказал я, понимая, что все это уже долго затянулось, — Ты думаешь, что если умрёшь, всё закончится? Ошибаешься.

Синие глаза заморгали от удивления, рука с ножом замерла.

— Что? — её голос дрогнул, руки еще больше задрожали, — Почему?

Быстрое замешательство хватило мне, чтобы подойти к ней, захватить её правую руку и перевернуть её, повернув хрупкое тело ко мне спиной.

— Потому что если ты умрёшь, всё не прекратится, а наоборот вскроет то, что должно остаться скрытым, — произнёс я, стараясь показать хоть какие-то яростные эмоции.

— Отпусти меня! — Изабелла попыталась вырваться, но я только крепче сжал её руку. — Марина рассказала мне историю. Я не хочу погибнуть, как те девушки. Это было по твоему приказу? Чтобы напугать меня?

— Нет, принцесса, — сказал я с холодной уверенностью. — Марина — сплетница. Но она поведала тебе эту историю, потому что переживает за тебя.

— Не верю, — закричала она, её голос был полон отчаяния и страха. — Ты всё время манипулируешь мною!

Её слова были как удар молнии, пробивший тишину ночи. Я понимал, что каждое её слово, каждое движение было вызвано страхом, и я должен был действовать осторожно. Я наклонился, чтобы оказаться ближе к ней, и прижал губы к её уху, чувствуя её дрожь.

— Я ценю твою жизнь, сейчас она даже важнее моей, — произнёс я, стараясь вложить в слова всю искренность, которую мог.

Её ответ был похож на удар по лицу. Она взвизгнула, её руки дернулись, и нож, блеснув в тусклом свете, стремительно двинулся к моему бедру.

— Прекрати лгать мне! — зашипела она, её голос был холодным и острым, как лезвие ножа.

Я успел перехватить её руку до того, как нож нашёл свою цель, и резко вырвал оружие из её рук. Он с глухим стуком упал на мраморный пол, оставив за собой следы ссадин и трещин.

— Принцесса, я сильнее тебя, — усмехнулся я, ощущая, как её сопротивление постепенно угасает, её разум начинает возвращаться из мрака отчаяния.

Изабелла, сквозь слёзы и злобу, выдохнула.

— Физически — да, а вот психологически — надо поспорить! — её голос был полон презрения и усталости. — Отпусти меня уже!

Я почувствовал, как нарастающее давление её эмоций медленно начинает спадать, и искра надежды пробивается сквозь её тьму.

— У меня есть идея получше, — сказал я, улыбаясь.

С этими словами я повернул ее к себе, схватил за талию и одним движением перебросил через своё плечо.

— Ты что делаешь! — закричала Изабелла, её кулаки, словно молоты, стучали по моей спине, не вызывая боли. — Отпусти меня не медленно!

Мы вышли из комнаты и направились по коридору, её тёплые, дрожащие руки коснулись моей спины, а её горячее дыхание обжигало кожу.

Когда я спускался по старинной лестнице, каждое моё движение отдавалось глухим эхом, от которого вибрировали каменные стены особняка. Густой мрак окутывал всё вокруг, и только слабый свет люстр метался тенями, озаряя мрачные ступени.

Я остановился у основания лестницы, развернувшись к собравшимся там людям. Мой голос, наполненный угрозой, рванулся в ночной тишине:

— Чтобы все, блядь, закрыли свои глаза! Иначе останетесь без них нахрен!

В моей команде не было места для сомнений. Я был полон решимости защитить принцессу любой ценой. Она была в состоянии крайнего стыда, и я не собирался позволить, чтобы её унижение стало общедоступным зрелищем.

Если кто-то осмелится нарушить мою заповедь, ему будет предназначено одно — погибнуть. И мне было абсолютно всё равно, насколько мне этот человек дорог.

Изабелла, с её смятением и отчаянием, продолжала упираться. Её голос звучал хрипло и горько.

— Влад, отпусти меня уже, я в прозрачной сорочке, — её слова дрожали от стыда и беспомощности, её попытки освободиться от моих рук становились всё слабее, — Вдруг кто-то пойдет против твоей команды?

Я не мог не усмехнуться, несмотря на ситуацию. Мой взгляд скользнул по её изящным формам, которые почти не скрывались в тонкой ткани её ночного платья. В этой невидимой игре стыда и достоинства я был игроком, который не мог позволить себе проиграть.

— Принцесса, ты переживаешь, что тебя все увидят обнажённой? Или что меня кто-то не послушается? — мой голос был полон сарказма и настойчивости. — Но что касается меня?

Я держал её так, чтобы прикрыть её обнажённое тело, мои руки упирались в её бедра, прикрывая как можно больше. Ничто не скрывало её голые формы, только узкий кусочек ткани стрингов и крохотное ночное платье. Я знал, что её ужас от этого был палкой о двух концах — я был её защитником и одновременно тюремщиком.

— О чём ты? — спросила она, перестав слабо пытаться вырваться, её голос уже не был полон гнева, а скорее выражал смирение и усталость. — Ты уже видел меня в нижнем белье, так что ты уже всё знаешь.

Моё лицо оставалось бесстрастным, когда мы проходили мимо моих слуг и охранников. Все они стояли с закрытыми глазами, ни один не осмеливался нарушить мой приказ. Эта сцена была установкой для каждого, кто работал на меня — я был жестоким правителем, чья власть была неоспорима и абсолютна.

Мой отец, пусть он и был отзывчивым, никогда не понимал, что означает быть по-настоящему жестоким. Я знал, что правление требует силы, и, в этом месте, она была только у меня.

— Денис, открой мне дверь, — мой голос прозвучал резко и решительно.

Мой телохранитель, не оборачиваясь, шагал на ощупь к двери, его движения были точными и быстрыми, несмотря на невидимость его окружения. Он действовал с той же беспощадной точностью, с какой я подходил к каждому аспекту своей жизни.

Мы вышли из особняка и направились к открытому бассейну. Ночной воздух был как удар в лицо, холодный и пронизывающий. Изабелла дрожала от свежести, её кожа покрылась гусиной кожей под воздействием ночного холода.

Я видел, как её гордая маска треснула под давлением момента, но она пыталась сохранять равновесие, её голос был полон высокомерия.