Она назначает жертву
Шрифт:
— Че-хов-ска-я, — как попугай повторил Сидельников. — Лилия Алексеевна — нет?
— Она. — По лицу Лисина пошли розовые пятна. — Не может быть. Слишком все просто…
— Что просто? — спросил Гасилов, разобрав эти едва слышные слова. — Чему вы улыбаетесь?
— Удаче. Рассказывай, капитан Игорь.
И Сидельников заговорил…
Четыре месяца назад в Старооскольске произошла неприятная история. В ней был замешан сын председателя старооскольского суда и покалечен человек.
Вечером сын упомянутого жреца Фемиды мало чем отличался от свиньи, решившей после сытного
Андрей Леонидович иногда даже бывал замечен в учреждении, управляемом папой. Он приходил к отцу не просто так, чтобы принести ему маминых пирожков с повидлом, а за чем-то другим. О сути таких визитов история умалчивает. Скупая информация на сей счет содержится лишь в бумагах, составленных людьми, надзирающими за соблюдением закона и ныне покойными.
Дважды, как показывают судьи упомянутого учреждения, Андрей Леонидович был замечен там спящим между этажами. Некоторым служителям Фемиды приходилось переступать через него, а в мантиях делать это не очень удобно.
Большой папа, конечно, корил сына за поведение, умаляющее его авторитет, грозил уволить. Андрей Леонидович имел честь работать водителем на автомашине, принадлежащей старооскольскому суду.
— Ах, папа, перестаньте! — в сердцах говаривал Андрей Леонидович, когда Леонид Павлович в очередной раз заставал сына в суде в не совсем вменяемом состоянии и кричал:
— Я тебя, суку, уволю.
— Я маленький, что ли? Друзья-афганцы приезжали, выпили мы немножко, — объяснял Андрей причины такого конфуза.
— Какие друзья-афганцы? — возмущался шестидесятисемилетний почитатель Фемиды. — Ты, быть может, в Афгане был? Это не ты в семьдесят девятом дворец Амина штурмовал, сынок?
В этих выпадах содержалось столько злой иронии, что сынок стыдился и обещал больше папу не подводить.
А в тот вечер все было пошло. Сын вышел из дома и уложил в служебную «газель» две или три бутылки водки. По причине большой охоты покуражиться и отогреться душой он направил машину в заранее оговоренное с приятелями место.
Социально адаптированных и богатых умом друзей у Андрея Леонидовича отродясь не бывало. С ним, мразью по жизни, нормальные люди общаться почему-то не хотели, а он сам за сорок лет жизни так и не научился выходить на контакт с ними. Поэтому пить ему приходилось с различными сволочами, от водки звереющими или, наоборот, засыпающими.
Андрею Леонидовичу уже давно разбили бы табло во время подобных возлияний, но любой алкаш знал, что он не только сука порядочная, но и сын председателя суда. Садиться никому не хотелось, по этой причине данный субъект снискал себе славу лидера. Противиться ему никто не хотел.
Троица быстро прикончила запасы спиртного, и всем сразу стало ясно, что его не хватило. Веселье уже было, но вот такого состояния, чтобы водка била по ногам, ерошила чубы и садила наземь, достигнуть собутыльникам, увы, еще не удалось. Дабы не было обидно, в лавку решили идти всем стадом.
На
середине пути от берега речки до магазина, где торговали водкой, троим удалым молодцам встретилась женщина.— Вот это да! — сказал Андрей Леонидович, уже предвкушая радость приятного общения.
Кстати сказать, ничего особо привлекательного в женщине не обнаруживалось, во всяком случае, если смотреть на нее трезвыми глазами. Проста, без броского макияжа. Скромная одежда, не вызывающая возбуждения у встречных мужчин. Сумка, доказывающая, что ее владелица имеет весьма средний заработок.
Взглядом не рыскает, чего всем троим очень хотелось бы. Опустила ресницы, чуть побелела лицом при встрече с тремя совершенно очевидными отморозками, и сдвинулась к обочине.
— А куда мы спешим? — даже трезвому Андрею Леонидовичу в голову не проник бы более оригинальный способ знакомства.
Сейчас же, когда из его носа торчала сопля, он и сам удивился крутизне своего поведения. Но эта сучка валила мимо. Ей даже не приходило в голову поднять глаза.
Друзья окружили ее.
— Пропустите.
— Она хочет уйти, — объяснил спутникам Андрей Леонидович, и это было к месту, так как те уже и вправду с трудом воспринимали звуковую информацию. — А поцеловать?
В диком ужасе, представить который нетрудно, женщина отступила и тут же наткнулась на руку одного из спутников сына председателя суда, уже почти потерявших сознание от перепоя. Ладонь оказалась ниже ее талии. Женщина воспылала гневом и взмахнула сумочкой.
Что может быть в сумочке женщины, возвращающейся с обеда на работу? Помада, расческа, зеркальце, платок и томик Сэлинджера. Именно этот комплект и ударил по лицу нахала. Тот сделал два шага назад и рухнул на спину. Он мог бы упасть и от плевка комара, отравившегося его кровью.
Дабы не привлекать внимания людей, могущих случайно оказаться на дороге, друзья отволокли женщину в кусты волчьей ягоды и били долго и жестоко. Особенно старался сын председателя суда. За друга он готов был хоть в огонь.
Они не могли совместить приятное с полезным. Секс, так благотворно влияющий на человека, в таком состоянии был им недоступен. Поэтому аналогичное удовлетворение скоты получали при помощи рук и ног. Через час они разошлись по домам и забыли о произошедшем.
Лилия Алексеевна Чеховская добралась до дома, легла на диван и позвонила брату. Никого из мужчин она в этом доме не ждала, только его. Так уж сложилась ее одинокая жизнь, не нужная никому, кроме брата. Он приехал через двадцать минут.
— Я знаю одного, — прошептала ему умирающая женщина. — Три или четыре раза я носила в суд документы из школы и видела его там, на крыльце. Однажды он на «газели» сам привозил что-то нашей директрисе.
Прожила она еще восемь часов и сорок минут. За это время приезжала полиция, допросила ее и оставила в покое. Врачи предупредили полицейских, что разговаривать с женщиной долго нельзя, и те уехали, очень довольные этим обстоятельством. Но приметы подозреваемых они записать успели, услышали про школу, про «газель», про шрам на лбу водителя и про его черные ботинки со швами вдоль супинатора.