Она назначает жертву

Поймав взгляд следователя, Сидельников развернул ловкого представителя прессы лицом к спине и начал квалифицированный досмотр.

— Вы не имеете права! — завопил репортер, барахтаясь в его руках.

Под эту мажорную ноту Лисин и вошел в кабинет, ставший убежищем для здешнего следователя.

— Кажется, я предупреждал о последствиях, могущих возыметь свое действие после общения с прессой! — Он говорил, и его распирала злоба при виде того, как старательно стучал следователь по клавиатуре компьютера. — Но для вас, видимо, этого предупреждения оказалось недостаточно.

В дверях появился Сидельников. Оставив репортера Юштину, он вошел в кабинет и вывалил на стол две катушки фотопленки, блокнот, видеокассету формата Hi8 и скомканный листок бумаги. Лисин развернул его и дернул веком. На клочке бумаги значились три фамилии убитых сотрудников прокуратуры и еще одна, того человека, который сейчас стоял за спиной следователя Генеральной прокуратуры.

— Смотрите, Гасилов, — растянув рот в ироничной улыбке, бросил Лисин. — Ваша фамилия стоит отдельно. Вы родились под счастливой звездой! По-видимому, ваше имя прозвучит в выпуске новостей, а это огромная честь.

Лисин приблизился к стопке дел, лежащих перед порядком напуганным следователем, приложил листок и сравнил.

— Обратите внимание, Гасилов, почерк одинаковый. Вот так просто иногда бывает найти информатора среди своих. Уверен, обыщи я сейчас его карманы, там найдется одна или несколько купюр, находящихся во владении этого юриста второго класса совершенно необоснованно. Недавно деньги лежали в жилете репортера. У них, у журналистов, это называется представительскими расходами. У нас — взяткой. Налицо продажа информации, имеющей значение для следствия. — Москвича с утра давил ринит, он прокашлялся, сплюнул в платочек и придавил тяжелой рукой стопку дел. — Удостоверение на стол.

— Вы не имеете права, — прошептал побледневший следователь.

— Удостоверение на стол! — взревел Лисин и врезал по стопке так, что она рухнула на пол.

Юрист второго класса понимал, что если он затянет исполнение приказа, то этот важняк вырвет у него удостоверение вместе с грудной клеткой. Он выложил перед собой корочки и дернул шеей.

Как только этот сумасшедший выйдет из кабинета, надо будет сразу же идти к Мартынову. Но через мгновение бедолага понял, что сделать это ему придется, даже того не желая.

— Ваш документ будет передан прокурору города с моими пояснениями, журналист допрошен, лист с вашим почерком изъят и приобщен к материалам расследования. Если я сочту нужным удалить материал из дела, то так и поступлю. Сейчас вы идете к Мартынову и рассказываете о случившемся.

В холле к Лисину подошел офицер, командир взвода вневедомственной охраны, несущего службу в здании прокуратуры.

— Товарищ следователь, там одного красавца привели. Уверяет, что видел убийцу.

— А откуда он знает, что видел именно убийцу? — удивился следователь, но тут же поморщился, поняв, что вступает в излишние дебаты. — Ведите сюда.

Красавцем оказался дедок лет шестидесяти с бездонным голубым взглядом, который присутствует только у законченных алкоголиков. На нем висело шторой широкое коричневое пальто с хлястиком, под которым красовался аляповатый турецкий свитер, бывший в моде в начале девяностых. Ширинка на мятых драповых брюках была наполовину расстегнута. Никаких других особых примет, за исключением, пожалуй, красно-синего носа и лица, слегка выбритого в отдельных местах, Лисин выделить не смог. Обычно таких свидетелей, от скуки решивших хлебнуть лиха, всегда бывает достаточно в тех местах, где совершено преступление.

Дедок уже издали безошибочно признал в нем главного и воскликнул:

— Я сейчас все скажу!

Он понесся по холлу, заставляя двух полицейских в форме бежать за ним и хватать его за развевающееся пальто-штору.

— Значит, так!.. — Достигнув следователя, дедок выставил перед собой ребро ладони, словно пытался проткнуть Лисина насквозь, и отставил назад левую ножку. — Начинаем с самого начала…

— Значит, так, — вторил ему важняк. — Вы кто такой?

Дедок развернулся к запыхавшимся полицейским, показал пальцем на Лисина, довольно бесцеремонно рассмеялся и объяснил им:

— Он спросил, кто я такой. — Получив удовлетворение от затянувшейся паузы, он вальяжно поглядел на следователя и проговорил: — Сынок, когда первый губернатор Старооскольска, выбранный всенародным голосованием, ходил рядом с папой в коротких штанишках, сосал леденец и махал панамкой самолетам, летящим в далекие края, Виктор Пряхин уже давал две нормы на станкостроительном заводе.

— Тот самый Виктор Пряхин? Не может быть! — подыграл ему Лисин. — И что вы хотите рассказать?

— Он говорит, я хочу кое-что рассказать. — Старик снова повернулся к полицейским, уже начавшим нервничать.

— Может, мне с ним поговорить? — предложил Сидельников, аккуратно сплевывая жвачку в урну, стоящую рядом.

— Вы ведь кого-то ищете? — таинственно прищурившись, спросил старик.

— Предположим. — Лисин невольно посмотрел на потолок. Где-то там, над ним, продолжали лежать в кабинетах тела убитых сотрудников. — Я ставлю вас в известность, что в вашем распоряжении осталось что-то около минуты.

— Успею. Я видел его.

— Кого именно?

— Давайте я с ним побеседую! — настойчиво повторил Сидельников.

— Убийцу.

— Убийцу кого? — выдохнул, уже наседая на старика, Лисин.

— Этих. — Дедок ткнул пальцем куда-то вверх. — Убитых. Ваших, прокурорских. Да бросьте вы! Уже весь город знает… Но убийцу я один видел, и вам в этой связи очень повезло. У меня гражданская позиция на должной высоте.

— Ты калитку-то прикрой, — посоветовал Лисин. — А то твоя позиция гражданская настолько выпирает, что скоро впору будет на нее орден Почетного легиона вешать.

Ничуть не смущаясь, старик запахнул полы пальто и спросил, где самому следователю будет удобно с ним побеседовать. Лисину было удобно у входа, туда они и переместились.

— С чего начнем? — как ни в чем не бывало полюбопытствовал свидетель, выдержал ледяной взгляд и качнул головой. — Понял. Я понял.

С убийцы и начнем. Значит, так. Три часа назад я шел по Комсомольской… Ты приезжий? Понял. Комсомольская перекрещивается с улицей Ленина. Ленин — это муж Крупской, скрывавшийся от российской прокуратуры в Швейцарии и в Лондоне.

— Может, все-таки я?.. — подал голос Сидельников, стоявший в десятке шагов, но увидел раздраженный взмах Лисина, отвернулся и пошел курить.