Она под запретом

— Ой, ну почему ты такой отстойный? — незамедлительно шипит Луиза, пока Арсений, отвернувшись, пожимает руку Данилу. — Где ты вообще находишь дур, которые с тобой спят? Тебя же больше минуты вытерпеть невозможно.

— Просто Арс привык справляться быстрее, — усмехается Данил и заговорщицки подмигивает мне.

— Поговори, — грубо осекает Арсений, но я знаю, что раздражённая перебранка между этими тремя не более чем странное проявление любви. Данил и Арсений — лучшие друзья, а Луиза в своём старшем брате души не чает. Тут есть чему позавидовать.

— Арсений, — подаёт голос отчим, молча наблюдавший за разворачивающейся сценой, — у нас семейный ужин, о котором ты был предупреждён. Десять минут тебе на то, чтобы спуститься.

Если бы он сказал то же самое мне, да ещё таким тоном, я бы уже со всех ног летела вверх по лестнице. Но Арсений не я, и он единственный в этом доме, кто всегда умудрялся общаться с Петром на равных. Наверное, в этом и заключается прелесть финансовой независимости, потому что даже оторва Луиза, не лезущая за словом в карман, в разговорах с отцом обычно осторожничает.

— Спущусь, как приму душ, — развернувшись, Арсений не спеша идёт к лестнице.

— Хамло, — фыркает Луиза и переводит взгляд на меня: — Не парься, Аин, он сюда только по выходным мотается. Завтра свалит в город, и мы с тобой заживём.

У меня даже язык не поворачивается сказать вежливое «Да ну, брось». Я тоже надеюсь, что Арсений поскорее свалит отсюда, и я наконец перестану чувствовать, что ворую его воздух.

Глава 3

— Дань, ты же останешься сегодня со мной? — Луиза корчит просящую гримасу и с шутливой мольбой смотрит на Данила. — Ну пожалуйста. Вся наша семья сегодня в сборе. Обещаю завтра приготовить всем завтрак, — взгляд на меня: — Аина, ты вот чем в Швейцарии привыкла завтракать?

Я неловко пожимаю плечами. Мои завтраки в Швейцарии ничем не отличались от обычных московских. Мы готовили дома из продуктов, купленных в обычном супермаркете.

— Да я всё ем. Моя соседка по квартире готовила омлет с тофу. Было вкусно.

— Омлет с тофу, — мурлычет Луиза и, пробежавшись пальцами по плечу Данила, упирается в него подбородком. — Что скажешь?

Мне требуется прикладывать усилия, чтобы по-идиотски не прятать глаза, глядя на их интимные заигрывания. Я не испытываю ревности, злости или обиды — ничего подобного. Просто не знаю, как себя вести. Луиза остаётся верной себе: делает то, что ей хочется в данную минуту. Наслаждается своими отношениями и не видит нужды это скрывать. Я так не умею. В Швейцарии я несколько месяцев встречалась с парнем, но так свободно проявлять свои чувства на людях так и не научилась.

Данил усмехается и ласково треплет Луизу по голове.

— Я останусь.

— Аина, Лида тебе комнату приготовила, — вступает Пётр, последние пару минут сосредоточенно печатавший в телефоне. — Кровать на днях заменим. Уезжала-то ты подростком, а вернулась совсем взрослой.

— А есть смысл менять кровать? — резкий голос Арсения заставляет меня вздрогнуть и крепче стиснуть вилку. Было ошибкой полагать, что его молчание продлится до конца ужина. — Если ты так одержим идеей позаботиться о дочери женщины, на которой был женат от силы три года, просто купи ей квартиру. Не вижу ни единой причины продолжать жить с ней под одной крышей.

Синие глаза фокусируются на мне. Давят, презирают, стирают в пыль.

— Тебе уже двадцать один есть, правильно? Пора бы перестать сидеть на чужой шее.

Меня словно окатили ледяной водой. Хочется сгинуть, раствориться. Будь на моём месте Луиза, она бы не задержалась с ответом и наверняка выплюнула бы какую-нибудь колкость. Но я не Луиза, фамилия у меня не Аверина, и грубая правда звучит именно так: я сижу на шее чужого мне человека. Максимум, на что я имею право, — это вскочить из-за стола и, ткнув в лицо Арсения пальцем, завопить: «За что ты так меня ненавидишь?! Что я тебе вообще сделала?»

— Я о твоих предпочтениях не спрашивал, — холодно парирует отчим. — Советы своим подчинённым будешь раздавать.

— Дорогой Аина говорила, что собирается искать работу и снимать квартиру, — звучит голос Дани. — Не похоже, что она собиралась сидеть на чьей-то шее.

— Я сижу на папиной шее уже двадцать пять лет, — вскипает Луиза, начиная крутить головой по сторонам. — Мне тоже нужно начать стыдиться?

— Ты фамильное наказание, и с этим все смирились. Но я понятия не имею, почему, приезжая в свой дом на выходные, должен терпеть присутствие чужого человека.

— Она не чужая, Арсений! — рявкает Пётр, игнорируя надрывающийся телефон. — Она дочь моей второй жены.

Хватит. Это просто невозможно.

Отодвинув стул, я встаю. Губы дрожат, двигать ими чудовищно сложно.

— Извините, я отойду в туалет.

Я успеваю поймать встревоженный взгляд Данила, перед тем как выскочить из-за стола. Меня раздирает от унижения, потерянности и чувства вины. Если бы было можно, я бы выбежала на улицу босиком и на этот кошмарный ужин, организованный в честь моего возвращения, точно бы не вернулась.

Что может быть хуже, чем стать причиной чужой перепалки и не иметь возможности вставить хоть слово? Мозг лихорадочно мечется. У меня есть деньги — те, которые присылал мне Пётр на карманные расходы. Их хватит на оплату услуг риэлтора и аренду квартиры, но дальше нужно будет справляться самой. На поиски работы тоже потребуется время, как и на то, чтобы получить первую зарплату. Страшно. Но бояться всё же приятнее, чем ощущать на себе клеймо приживалки.

Я кусаю губу, чтобы не расплакаться. Даже в день приезда он не мог вести себя нормально. Да, Арсений не обязан меня любить, но неужели по-человечески сложно хотя бы попытаться понять? Я совсем одна. У меня нет вообще никого: ни отца, ни мамы, ни дедушек с бабушками. Даже сейчас, когда так отчаянно хочется реветь, рядом нет никого, кто мог бы меня утешить.

Очутившись в туалете, я включаю кран и в оцепенении смотрю, как вода с журчанием убегает в хромированный слив. Надо быть благоразумнее. Сбегать сейчас совсем не вариант. Остальные не виноваты, что у Арсения пунктик насчёт меня. Но как досидеть до конца ужина и не вздрагивать каждый раз, когда он решит заговорить? Это одна из причин, почему я боюсь сводного брата: он слушает только себя. Что бы ни сказал Пётр, это не остановит его от того, чтобы и дальше подвергать меня череде унижений. Отчим прекрасно ко мне относится, но его старшему сыну я не конкурент.

— Надеюсь, ты не плачешь из-за того, что Арс решил остаться собой?

Я оборачиваюсь. В дверном проёме стоит Данил. На губах играет ободряющая улыбка, но глаза остаются серьёзными.

— Нет. Не планирую доставлять ему такого удовольствия.

— Вернёшься к столу? Луиза как раз заканчивает материться.

— Рыба слишком вкусная, чтобы её бросить, — я предпринимаю попытку улыбнуться. Не хочу выглядеть в его глазах слезливой истеричкой. — Мне просто хотелось перестать чувствовать себя просроченным товаром.