Она под запретом

Издав смущённый смешок, я киваю:

— Решила после работы сходить куда-нибудь. Ты как? Присоединишься?

После того как Арсений так хладнокровно высадил меня из своей машины, я ещё долго не могла уснуть. Злилась на него, на себя, перемалывая в голове всё, что сделала не так, и в конце концов решила: хватит ждать звонка и дорисовывать его образу то, чего в нём априори быть не может. Арсений никогда не станет Данилом с его внимательностью к мелочам, тактичностью и отсутствием потребительского отношения к женщинам. Каждый раз, когда я позволяю себе начать думать по-другому, он всё портит. Так, может, пора сказать себе «стоп»? Сколько можно вставать на одни и те же грабли?

Управляемая этими мыслями, сегодняшним утром я привела себя в состояние полной боевой готовности. Накрасилась, уложила волосы и даже влезла в свои самые неудобные, но эффектные босоножки. Во-первых, чтобы взглянуть в зеркало и убедиться, что я могу нравиться парням, а во-вторых, чтобы после работы сходить куда-нибудь развлечься. Хотя это и немного рискованный план с учётом того, что выбор подруг у меня невелик.

— Да, можно, — к моему облегчению отвечает Катя. — Тогда сразу после работы в «Вино и сыр»?

Из её кабинета я выхожу, заряженная бодростью. Давно бы так. А то, сама того не замечая, я зациклилась на Арсении, и позволила ему управлять моей жизнью. Так нельзя. Время близится к обеду, а ему даже в голову не пришло написать мне или позвонить. Пусть опыт общения с мужчинами у меня небольшой, но я отлично помню, как Клаус раз по пять на дню писал мне СМС. Когда человек к тебе неравнодушен, он показывает это любыми доступными способами.

Звонок от Арсения раздаётся тогда, когда я собираюсь выйти на обед. Какая же я всё-таки противоречивая. Смотрю, как его имя пульсирует на экране мобильного, и сердце радостно стучит.

Мысленными усилиями я заставляю себя протрезветь. Я знаю Арсения. Он будет разговаривать со мной как ни в чём не бывало, а это расстроит меня ещё больше. Не хочу показывать ему свою уязвимость и выставлять себя слабохарактерной дурой.

Выключив звук, я смотрю на телефон до тех пор, пока экран не гаснет. «Всё правильно, — говорю я себе. — Может быть, хотя бы теперь у него мысль закрадётся, что между нами далеко не всё в порядке».

Про то, что я собиралась идти на обед, мне удаётся вспомнить не сразу. Потому что вслед за удовлетворением от моего смелого поступка приходит сомнение. А если Арсений решит, что, обнаружив пропущенный вызов, я должна буду перезвонить сама? Тогда он не будет пытаться снова мне набрать. С другой стороны, какая мне разница? Пусть думает что хочет. Сама я ему всё равно перезванивать не стану.

Лучше бы Арсений и вовсе не давал о себе знать, потому что за обедом я едва чувствую вкус своего любимого супа из морепродуктов. Глаза то и дело косятся в телефон, а мозг настойчиво пробуривает мысль: может быть, я совершила ошибку, что не взяла трубку?

Когда Арсений всё-таки звонит мне во второй раз, я не выдерживаю. Вскочив, говорю Кате, что отойду поговорить, и выбегаю из ресторана.

— Слушаю, — этот ничего не выражающий тон я мысленно репетировала по дороге на работу.

Жду, что Арсений спросит, почему я не взяла трубку в первый раз, и желательно, чтобы его голос при этом звучал озабоченно, но ничего из этого не получаю. Он как ни в чём не бывало произносит:

— Как дела? На обед уже сходила?

И вот снова: никакой конкретики. Теперь я буду задаваться вопросом, для чего он это спросил. Чтобы пригласить меня пообедать с ним, или это был праздный интерес?

— У меня всё хорошо. Да, я пообедала.

— Ясно. Тогда в офис закажу. Вечером какие планы?

Я чувствую торжество, сплетённое с отголосками сожаления. Торжество — потому что мне, наконец, представился шанс ему отказать, а сожаление — от внезапного понимания, что я бы хотела увидеться. Просто своим отношением Арсений вынудил меня поступать иначе.

— После работы я иду в бар с друзьями, — чеканю я.

Сердце волнительно колотится. Какой будет его реакция? Ему неприятно? Он обидится?

— С какими друзьями? — обиды и раздражения не слышно, но слышна его обычная требовательность. Арсений привык так разговаривать. Будто на всё имеет право.

— С Катей. Это подруга с работы, — осознав, что под определение «друзья» одна Катя не слишком подходит, я спешно добавляю: — Но может быть, к нам ещё кто-то присоединится.

— Понял, — невозмутимо заключает Арсений. — Тогда хорошо вам сходить.

Я выдавливаю из себя «Пока» и вешаю трубку. Настроение стремительно катится под ноги, и у меня совершенно нет этому объяснения. Я ведь сделала то, что планировала: отказала Арсению. Многие ли в его окружении могут таким похвастать? Вряд ли. Но чувства радости нет и близко, наверное, потому что он снова повёл себя так, будто ему всё равно. «Отказала эта, согласится другая», — так он, скорее всего, думает. Арсений никогда не страдал от недостатка внимания со стороны девушек.

Я плетусь обратно в ресторан, полная злости на себя. Сама его продинамила и теперь сама же страдаю. Да что со мной не так? Я вообще когда-нибудь буду счастлива? Моя жизнь — это сплошной марафон эмоциональных взлётов и падений, и я так от этого устала. Хочется спокойствия и гармонии с собой.

Закончив обед, я возвращаюсь в свой кабинет, где пытаюсь сосредоточиться на текущих делах и попутно успокаиваю себя мыслью о предстоящем вечере в весёлой компании. Однако, судьба и здесь решила как следует надо мной поиздеваться. За десять минут до окончания рабочего дня Катя набирает мне по внутреннему и сообщает, что её родная сестра попала в больницу с приступом аппендицита, и ей срочно нужно туда ехать.

Мне хочется плакать. Нет, мне безумно жаль её сестру, и я, конечно, не имею права злиться на Катю, но… Почему так? Единственным моим спасением от дурных мыслей были наши посиделки, но я снова оказалась предоставленной самой себе. С идеальным макияжем, который так старательно накладывала, и в красивом платье. И что мне сейчас делать? Перезвонить Арсению и сказать, что планы изменились и я готова послушно запрыгнуть в его машину? Нет, ни за что.

Я даже думаю пойти в бар одна, но, представив себя за столиком с бокалом вина и сырной тарелкой, решаю вернуться домой. Дорогой набираю Радмиле, надеясь, что она сможет провести этот ужасный вечер со мной, но она, оказывается, у родителей в Подмосковье. Звоню Луизе. Она тоже не скучает: пьёт вино в гостях у Ралины.

— Что-то у тебя голос грустный. Если нечем заняться, хватай такси и приезжай к нам. Спальных мест полно. Только тебе нужно будет выехать пораньше, а то на Можайке пробки утром собираются.

Я мешкаю с ответом. Болтовня и смех сестры наверняка помогли бы мне отвлечься. Но потом я понимаю, что мой приезд будет выглядеть жалко. Им и без меня там весело, а иначе Луиза бы меня заранее пригласила.

— Спасибо, но я, наверное, пас. Утром и правда большие пробки.

Сестра ни на чём не настаивает, и от этого мне становится ещё хуже. Когда я захожу в пустую квартиру, из глаз вовсю текут слёзы. Я безуспешно утешаю себя тем, что сегодня просто не мой день, и, не раздеваясь, падаю на кровать.