Она под запретом

Повинуясь ему, я раздвигаю губы. Рот заполняет незнакомый сигаретный вкус. «Это же Данил, Данил», — продолжает напоминать голос.

Мне странно его целовать. Я привыкла к напористой жадности Арсения, выучила лишь его запах. Данил другой. Он всё делает иначе, и его вкус слишком отличается.

Я одёргиваю себя. Даже сейчас, во время самого долгожданного поцелуя, я думаю об Арсении. Обнимаю шею Данила крепче и стараюсь расслабиться. Он теперь свободен, а Арсению наплевать.

Но наслаждаться происходящим не получается. Звуки и свет не желают выключаться, как это бывало раньше. Солнце раздражает сомкнутые веки, а уши фиксируют все шумы: от чириканья птиц до шороха катящихся шин.

— Может, к тебе поднимемся? — тихо спрашивает Данил, отрываясь от моих губ.

Я открываю глаза, ощущая странное разочарование. Поцелуй получился пресным. От него ничего не трепетало, и в животе лишь чуточку стало теплее.

— Мы можем подняться, только… — я поднимаю глаза и вижу, что взгляд Данила сфокусирован не на мне. Он смотрит за меня.

Дурное предчувствие сжимает горло тисками и заставляет меня медленно повернуться. Невидимая ниточка внутри меня рвётся с тонким звенящим звуком, а тело за секунду немеет. Шорох шин, который так меня отвлекал, был звуком подъехавшей «Ауди». Арсений никуда не улетел, потому что он стоит в метре от нас и без сомнения видел всё.

— Арс…

Всё происходит так быстро, что я ничего не успеваю понять. Арсений вдруг оказывается совсем рядом, и я чувствую все оттенки его запаха: пряная туалетная вода, гель для душа, ярость. Слышится хрусткий звук, от которого мои нервы моментально взрываются паникой, а в следующую секунду Данил оседает на землю.

Мои зубы неконтролируемо стучат, в висках стучит металлическими молоточками: «Нет. Нет. Нет».

— Меня за что? — гневно и одновременно растерянно рявкает Данил. Он сидит на асфальте, промокая окровавленную губу кулаком.

Рубашка Арсения выбилась из-за пояса и выглядит так, словно вот-вот лопнет на груди, глаза на мертвенно-бледном лице кажутся почти чёрными.

— Ну не её же.

Он разворачивается и медленно бредёт к своей машине.

Ноги отказываются меня держать, и я пячусь назад до тех пор, пока бёдра не упираются в бампер «Ягуара». Молоточки стучат ещё громче и отчаяннее. «Он не взглянул. Арсений на меня даже не взглянул».

Глава 55

Данил отряхивает брюки и поднимается. Кровь продолжает струиться по его подбородку, несколько капель попали на рубашку. Кулак, которым он зажимал губу, тоже в крови. Арсений ударил его сильно.

«Ауди» скрылась из вида, а мои зубы никак не перестанут отбивать чечётку. Ощущение, что только что произошло непоправимое, запускает в меня свои споры, но до конца осознать весь ужас случившегося пока не получается. Мне ведь нужно помочь Данилу.

— Надо промыть рану, — сиплю я, глядя на его окрашенные в бордовый пальцы. — Пойдём.

Машинально переставляя ноги, я иду к подъезду. Данил следует за мной. Я берусь за дверную ручку и, застыв, жмурю глаза. Контраст белого и чёрного никуда не исчезает. Побелевшее лицо Арсения будто выгравировано на моих зрачках. Он никуда не улетел. Приехал ко мне.

Прямо, поворот налево. Нажать кнопку лифта.

— Теперь, по крайней мере, ясно, что Арс в курсе нашего разрыва с Луизой, — с невесёлой усмешкой произносит Данил, когда двери с характерным жужжанием съезжаются. И тут же добавляет совсем беззлобно: — И всё равно он охренел, блядь. Это только наше с ней дело.

Я не могу ответить ничего вразумительного, потому что усиливающееся нытьё в груди подсказывает: Арсений ударил Данила не поэтому. Он не полетел в Екатеринбург, чтобы приехать ко мне.

— Эй, — Данил ловит меня за руку, когда я лезу в карман штанов за ключами. Его глаза смотрят встревоженно. — Ты испугалась, да?

Я качаю головой, потому что не могу ничего произнести. Почему я поднимаюсь домой, вместо того чтобы поехать за Арсением и всё ему объяснить? Ну да. Потому что Данилу нужно промыть рану.

— Жаль, что всё произошло на твоих глазах, — продолжает он ободряюще. — Мы с Арсом разберёмся — не маленькие.

Теперь я киваю и, развернувшись, вставляю в личинку ключ.

Оглушённость постепенно проходит, отчего реальность начинает восприниматься с удвоенной яркостью. Тишина в квартире давит на уши, знакомая обстановка кажется раздражающе-враждебной, свет, бьющий в окна, заставляет глаза слезиться. Внутри меня зреет непонятная пугающая пустота. Это странно, ведь рядом со мной находится Данил.

— Тебе нужно умыть лицо, — тихо распоряжаюсь я. — Я пока аптечку найду.

На слабых ногах я бреду в спальню, забираю с туалетного столика ватные диски и хлоргексидин. Эхо голосов не смолкает, превращаясь в мучительную какофонию. «Мне нужно к нему. Скорее. Скорее. Найти и всё объяснить».

Заслышав мои шаги, Данил выключает воду и оборачивается. Крови на его лице больше нет, лишь на губе темнеет ссадина.

— Садись, — я указываю глазами на край ванны. Данил меня слушается, даже разводит колени, позволяя мне встать между ними. От его дыхания и одежды всё ещё пахнет сигаретами.

Я промокаю его губу диском, смоченным в антисептике, и он моментально окрашивается тёмным. Арсений ехал ко мне, чтобы поговорить? Получается, он простил мне пощёчину?

— Больно? — спрашиваю я у Дани, потому что так будет вежливо.

— Нет, — его голос звучит очень тихо и осипше. — Уже хорошо.

Я столбенею, потому что в тот же момент его ладони вдруг ложатся мне на бёдра и осторожно сжимают. Поднимаю взгляд чуточку выше — глаза Данила сфокусированы на мне. Мерцают чернотой.

— Ты приятно пахнешь.

«Спасибо», — это всё, что я могу из себя выдавить. Данил сильнее притягивает меня к себе, и, чтобы не упасть, я упираюсь ладонями ему в плечи.

— Не думай о том, что произошло, ладно? Мы с Арсом разберёмся.

Теперь я смотрю на его шею. Потому что Данил встал. Его ладони всё ещё покоятся на моих бёдрах, а мои руки — что странно — всё ещё лежат на его плечах. Я вновь чувствую касание его губ. На них горьковатый вкус антисептика.

Я его не отталкиваю. Закрываю глаза и даю своей многолетней мечте ещё один шанс. Поцелуй выходит солоновато-металлическим, с привкусом никотина. Данил умело целуется, но моё тело будто онемело. Я не чувствую ничего, кроме желания отшагнуть назад и безвольно осесть на пол.