Они под запретом

— Еду с производства.

— Снова вставал в пять утра?

— Это мой обычный рабочий график, — и чуть помягче: — Как твое настроение?

Мой взгляд вылавливает стройную фигуру Радмилы, появившуюся из двери ярко-желтого внедорожника. Она машет мне рукой, но я пока не могу должным образом среагировать. Все мое существо наслаждается моментом. Арсений звонит мне и мы как ни в чем не бывало разговариваем. Я спрашиваю, во сколько он встал, а он интересуется моим настроением. Мы разговариваем совсем как настоящая пара. Чудо в мелочах.

— Хорошее. Даже очень. А твое?

— Устал немного. У меня второй звонок, Аин. Я тебе перезвоню позже.

— Да, да, хорошо, — быстро тараторю я, чтобы Арсений не заподозрил меня в недовольстве. Сбрасываю вызов, а уже в следующую секунду оказываюсь в надушенных объятиях Рады.

— Привет- привет! — весело звенит она, касаясь моего лица своей загорелой щекой. — С кем треплешься?

Она берет меня под руку и тащит к входной двери. Улыбку предвкушения со своего лица я стереть не в силах.

— Сейчас сядем и расскажу.

Это еще одна причина, по которой мне так захотелось встретится с Радмилой. Душа поет от счастья и мне не терпится с кем-то этим поделиться. В прошлый раз я все тщательно скрывала, лишая себя возможности проживать любимые моменты вновь, но теперь… Да, теперь все по-другому.

— Так, это тебе, — Радмила достает из бумажного пакета темно-синюю коробку с арабскими иероглифами и придвигает ее ко мне. — Масло для волос. Двадцать минут на голове держишь, и грива становится как у льва.

Поблагодарив ее, я убираю подарок в сумку. Мне неловко начинать разговор с себя, и я решаю подождать подходящего момента.

— А ты с кем приехала? — уточняю, вспомнив ярко-желтый внедорожник, из которого она вышла.

Радмила несколько раз тычет пальцем в меню, называя миловидной официантке свой заказ, а вновь смотрит на меня. В ее красиво подведенных глазах проявляется озорной блеск.

— Так это Ромыч же.Мы с ним теперь встречаемся.

Я удивленно моргаю. Рома часто мелькал в рассказах Рады, но обычно всегда как друг. Как-то она даже одолжила ему ключи от своей квартиры, чтобы он мог заняться сексом в девушкой, которую знал от силы час. Да и Радмила переспала с половиной его друзей. Чем-то напоминает историю Данила и Луизы.

— Ух… Здорово. И как у вас? Все хорошо?

— Ну да. Это же Ромыч мне путевку в Эмираты оплатил. Жаль, что сам поехать не мог.

— Классно… — новость застала меня врасплох, поэтому я немного теряюсь с вопросами. — Дружили и стали встречаться… А как это у вас началось?

— Лучше о себе расскажи, — перебивает Рада, проигнорировав — Чем занималась? Сходила наконец на свидание с кем-нибудь? Потому что, если нет…

Мои щеки розовеют от удовольствия. Настал тот самый момент, когда я могу ей рассказать.

— Я и Арсений вместе, — выпаливаю я и сразу же замолкаю, чтобы дать себе возможность насладиться изумлением, вспыхнувшим в глазах Радмилы.

— Аверин? — переспрашивает она и, убрав со стола локоть, садится неестественно прямо.

— А кто еще?

— Мало ли. Блин, ну круто, че.

Я чувствую неясное разочарование. Ее тон… Он такой скептичный и сухой. Я думала, Рада засыплет меня вопросами, ну или по крайней мере порадуется за меня. Она ведь в курсе всей нашей истории.

— Что не так? — я смотрю, как официант опускает перед Радмилой стакан со смузи, и машинально обнимаю себя руками. — Ты как будто недовольна.

— А что, так похоже?

Я начинаю раздражаться. Для чего Рада переспрашивает? Будто каждой своей фразой хочет сделать мне еще неприятнее.

— Просто ты и так почти два месяца в депрессии провела, и снова на те же грабли.

Напор и категоричность, с которой Радмила это произносит, становится для меня неожиданностью, и я не сразу нахожусь с ответом. Снова на те же грабли? Грабли — это Арсений?

— И что? Депрессия закончилась, и теперь у нас все хорошо.

— А Ладыгину он куда денет? — язвительно парирует Рада. — Папе вернет?

— Не помню, чтобы они были женаты.

— Блин, Аина… Ты такая наивная бываешь, что мне тебя защитить от тебя самой хочется. Я всегда говорила, что Арс высокомерный мудак, и того же мнения придерживаюсь. Такие как он всегда действуют прежде всего по расчету. Нет, у твоего отчима безусловно до хера бабла, но согласись, он все-таки не министр.

Я опускаю ладони под стол и с силой сжимаю кулаки. Я была совсем не готова к такому разговору, не готова к обвинениям и не готова была защищаться.

— Арсений не мудак и он не высокомерный. Ты просто его не знаешь.

— Речи влюбленной женщины, хомячок, — Радмила несколько раз сжимает воздух пальцами в пренебрежительном «бла-бла-бла». — Не ты ли сама годами считала его мудаком? И он тебя уже кинул один раз. Что ему помешает во второй?

Эмоции множатся во мне так быстро, что я стремительно теряю над собой контроль. Зачем она все это говорит, да еще таким поучительным тоном? Портит мне настроение и оскорбляет того, кого я люблю. Нет, Рада никогда не лезла за словом в карман, но она никогда не позволяла себе меня учить.

— В первый раз была виновата я. Я ведь говорила тебе про Данила, — густо покраснев от волнения и гнева, цежу я. Себя мне сейчас не жаль. Единственное, чего мне хочется — .это запретить Радмиле плохо думать про Арсения. — Это я раньше злилась на него. Сейчас все по-другому.

С напускной невозмутимостью Радмила пожимает плечами и прикладывается губами к пластиковой трубочке. Кажется, она тоже обижена тем, что я решила с ней спорить, и при этом ощущает свою правоту. Это заводит меня еще больше. Почему она так себя ведет? Кем себя возомнила? Самые долгие ее отношения длились от силы два месяца. Так какое право она имеет поучать меня как малолетку, при этом оскорбляя мой выбор?

— Ладно, давай без обид, — примирительно произносит она. — Это только мнение( что-то это мне напоминает:) — прим. автора)

Я тоже тянусь к чашке с кофе, чтобы с глотком протолкнуть внутрь обиду. Настроение резко испортилось, и я понятия не имею, как его реанимировать так скоро, чтобы иметь возможность продолжать беседу. Раньше мы с Радой никогда не ссорились, и я никогда не думала, что сможем... из-за такого. Неужели она не понимает, как сильно меня ранит? Я ведь говорила ей о своих чувствах к Арсению. Для чего обращать против меня мои же слова пятилетней давности?