Они под запретом

— Лен, а вы какой чай будете? — великодушно прихожу ей на помощь. — Черный или на травах?

— Давай на травах, — отзывается она, сдабривая эту фразу благодарной улыбкой. — А что за травы, кстати?

Я отвечаю не сразу — сначала прислушиваюсь. Может быть, дело в хорошей звукоизоляции, но криков по-прежнему нет.

— Здесь хмель, чабрец, мята, иван-чай и суданская роза, — подсказывает сестра. — Очень вкусный и полезный сбор. Если понравится — скажу, где покупаю.

Я наполняю три чашки этим самым полезным сбором, и мы рассаживаемся. Слава богу, Луизе удается поддерживать разговор с Леной, потому что сама я витаю далеко за пределами стола и даже гостиной. Я там, в кабинете Петра, держу Арсения за руку. Пожалуйста, — мысленно повторяю я про себя. — Пусть они не поругаются. Пусть Петр не злится и поймет, что у нас с Арсением все по-настоящему. Мы же не виноваты, что нас так тянет друг к другу.

Моя чашка опустела, и я машинально подливаю себе еще одну. Делаю глоток, обжигая губы, и жду, жду. Становится страшно, что Петр навсегда выставит меня из Одинцово. Или попытается запретить нам с Арсением видеться. Хотя… разве он может? Арсений вряд ли позволит так собой манипулировать, а я… Я тоже не позволю, даже если придется ради это отказаться от квартиры. Но пожалуйста, пусть отчим не ставит никаких ультиматумов. Я так не хочу в нем разочароваться.

Звук разговора Лены и Луизы обрывается одновременно с шагами, доносящимися с лестницы. С колотящимся сердцем я оборачиваюсь. Арсений спускается первым: ворот его рубашки расстегнут, лоб напряжен. Отчим идет следом за ним, на щеках заметны тени багровых пятен, но выражение лица нечитаемо.

Так же молча они садятся за стол. Луиза суетливо вскакивает, расставляет перед ними чашки и разливает чай. Сжавшись в тугой узел, я смотрю на Арсения, умоляя дать мне ответ. Он берет бокал с водой, долго и жадно пьет, поле чего откидывается на спинку стула и едва заметно улыбается мне уголками губ.

— Значит так, уважаемые родственники, — громко и с нажимом произносит Петр, вонзая в меня тяжелый взгляд. — Сюрприз вы мне устроили не из приятных, сразу вам скажу, — он вновь смотрит на Арсения и чуть понижает голос: — Но а что теперь делать. Про то, что баллотируюсь, все знаете, правильно? — новый взгляд на меня, под которым я слишком резко и заискивающе трясу головой. — Так вот, сделайте пока так, чтобы о вашей связи языками не чесали. Я конечно не в президенты собираюсь, но черт его знает, что у людей на уме. Припишут инцест семейный. Детей же пока не надумали заводить?

Арсений усмехается и отрицательно мотает головой. Я тоже мотаю, не в силах сдерживать улыбку. Улыбается Луиза и даже Лена, которая кажется даже без объяснений все поняла. Мне хочется обнять весь мир.

45

— Расскажи-расскажи-расскажи, как все прошло! — от возбуждения и нетерпения Радмила начинает слегка повизгивать, чем привлекает внимание посетителей за соседними столами. — Ты и Аверин… Ну серьезно! Это же охренеть просто!

— А почему ты так удивляешься? Он же приехал за мной на твой день рождения, — напоминаю я не без укора. Даже обидно немного, что Раде нужны были другие доказательства.

— Блин, ну это все равно другое, — не унимается она. — Одно дело забирать тебя откуда-то и вести на потрахушки, и совсем другое — бросить ради тебя Ладыгину. Круче будет только ваша свадьба. Если честно, мне вообще сложно представить, как ее можно бросить. С такой семьей и с такой внешкой.

— Ладно, хватит, — ворчу я, немного покоробленная тем, что лучшая подруга такого высокого мнения об Инессе. — У тебя-то как дела?

— Да нормально все, — отмахивается Радмила и тычет заостренным ногтем в силиконовый чехол своего мобильного. — Директ трещит, Ромыч постоянно на связи, любит — не может. Лучше ты рассказывай, — она требовательно наваливается грудью на стол. — Мне нужны подробности. Как у них все прошло? В смысле, как Ладыгина отреагировала и как твой отчим? Петр же суровый дядька. Я бы на твоем месте в Одинцово без памперса не сунулась.

— Меня же там не было. Когда Арсений разговаривал с Инессой. Да и с отчимом… Все обсудили без меня.

— Ну это понятно. Но он-то тебе, наверное, рассказал что-нибудь?

— С Инессой все прошло полюбовно, — лаконично отвечаю я, по какой-то причине не желая упоминать о том, что она плакала. Это мое своеобразное извинение перед ней, что думала хуже, чем она есть. Прошла уже неделя со времени их расставания с Арсением, и с тех пор Инесса никак не давала о себе знать.

Чем чаще я думаю о ней, тем больше испытываю странный дискомфорт, отдаленно напоминающий зависть. Потому что ее внешний образ утонченной леди не разошелся с внутренним обликом. Пару раз я спрашивала Арсения не звонит ли ему Инесса, и он уверенно ответил, что выходить на связь она точно не будет. Мол, это ниже ее достоинства. Я вспоминаю себя пару месяцев назад и понимаю, что не имею той же силы воли и гордости. Это и обидно. В этом Инессе я точно проигрываю. Но видимо не так уж и сильно, — оптимистично напоминаю я себе. — Раз уж Арсений все равно выбрал меня. Думаю так, и моментально успокаиваюсь.

— Никакой драмы, блин, — разочарованно тянет Рада. — А Петр что? Ты говорила, он баллотироваться собирался. И что теперь? Связям с Ладыгиным кирдык? Что он сказал?

Точно так же я мучила Арсения последние два дня. Когда второй мой страх с отлучением меня от семьи не подтвердился, мне жутко захотелось выведать побольше подробностей из их разговора с отцом. Разумеется, по большей части для того, чтобы узнать, какими словами Арсению удалось убедить Петра принять наш союз. Вдруг прозвучало что-то романтическое, что я смогу бережно уложить в копилку своих лучших воспоминаний. На кухне Луиза ведь упомянула, что Арсений однолюб. В моих фантазиях он так и говорит своему отцу: признается, что впервые полюбил и выбор пал на меня.

Но ничем таким Арсения меня не порадовал. Сначала подтрунивал над моим любопытством, а потом просто заявил, что Петр взрослый и вменяемый человек, который умеет уважать чужие решения, и что по-другому быть не могло. Сдается мне, Арсений много интересного упускает из своего рассказа, но пытать его дальше не имеет смысла. Он не умеет и не любит откровенничать. В этих вопросах с ним посложнее, чем с Радой.

— Петр попросил, чтобы до выборов мы были осторожнее. Это почти четыре месяца. Ему сейчас нужно быть аккуратнее с репутацией, сама понимаешь, — я придаю лицу выражение тотальной серьезности и смотрю Радмиле в глаза: — И ты тоже никому особо не рассказывай.

— Ладно-ладно, — тянет Радмила и корчит шутливую гримасу. — Тайные селебритис, е-мае.

Я хихикаю. Едва ли нами заинтересуется желтая пресса, но все же лучше быть сдержаннее.

… — За тобой Арсений заедет или ты на такси? — уточняет Рада, когда мы просим счет. От меня не укрывается, что после нашего разговора, она наконец перестала называть Арсения Авериным.

— Нет, сегодня я сама. Записалась к гинекологу, чтобы начать пить противозачаточные.

— М-м-м-м, да здравствует секс без преград, — ерничает Рада.

Дело конечно не только в сексе без преград. Во-первых, мне нужно подстраховаться, чтобы не подвести отчима, а во-вторых, свести к минимуму свою ложь Арсению. Признаться, что соврала, я ему не могу. Сколько раз не пыталась — язык будто к небу прилипает. У нас все так прекрасно. Имеет ли смысл все портить? Себе я клятвенно пообещала, что та ложь была последней. Луиза права: Арсений достоин самого лучшего к себе отношения.

Врач мне попалась замечательная. Расспросила о весе, аппетите, половой жизни и регулярности цикла. Мне было особенно приятно сказать, что мужчина у меня был один, тот самый, ради которого я и пришла на прием. Если бы это было уместно, даже фотографию Арсения показала — настолько меня распирает от счастья за нас.