Они

– Бать, ты сейчас куда?

Андрей сбежал с крыльца.

– В город. Дверь надо купить.

– Подбросишь до Новомосковска?

– Садись.

Леша открыл ворота, выгнал машину.

– Ты надолго?

– Думаю, до утра, – с улыбкой ответил Андрей.

Алексей вышел из машины и пошел закрывать ворота.

«Еще один предатель», – подумал Леша и посмотрел на окно спальни.

Жанна помахала ему рукой. Он махнул в ответ и на мгновение замер. Ему почудилось, что за спиной жены кто-то стоит. Но, присмотревшись, он понял, что это портрет на стене. Он еще раз махнул, на этот раз уверенней, и пошел к машине.

Всю дорогу до Новомосковска они молчали. И только когда «Солярис» сравнялся с магазином «Данила Мастер», Алексей спросил у сына:

– Так тебе куда?

– До автовокзала подбросишь?

– Ты куда собрался? – Алексей не скрывал злость.

Одна собирается уезжать, второй бежит без оглядки. Крысы, бегущие с корабля.

– А? Да нет, бать. Я здесь в Новомосковске буду. Просто встреча у меня там.

Вот и хорошо.

– Ну, тогда показывай дорогу.

Андрей вышел у кафе «Встреча». Леша развернулся и поехал назад. Ему показалось, что одна из улиц, которую он проезжал, как раз та, где находилась психушка.

Улица Маяковского шла мимо колхозного рынка. Из-за множества припаркованных машин движение было затруднено и вызывало легкое раздражение у Страхова. Если бы ему не важна была эта встреча, он бы плюнул и поехал домой. Беспорядочно оставленные машины раздражали еще некоторое время. Даже когда здание рынка осталось позади, автомобили шипами дикой розы торчали на обочине. Началась промзона. Припаркованных машин не было видно. Да и по дороге Леша ехал в полном одиночестве. Через километр закончились здания бывших заводов и фабрик. Кругом был лес. Он уже собирался развернуть машину и поискать психушку среди заброшенных зданий промышленной зоны, как вдруг увидел, что дорога упирается в огромные ворота. Леша переключил скорость и вдавил педаль газа в пол. Уж очень много зависело от этой встречи.

* * *

Первое, что он понял, так это то, что заведения для психованных убийц практически ничем не отличаются от тюрем. Какой-то урод в белом халате поверх пятнистой формы ему так и сказал:

– Это режимный объект, а не зал ожидания.

Пришлось раздобрить его некоторой суммой. Санитар-охранник отвел его в какую-то комнату с прикрученной к полу мебелью и обещал вернуться с Головко.

Леша осмотрел стены, выкрашенные в салатный цвет, зарешеченное окно выходило на забор режимного объекта, так что свет с улицы практически не проникал в комнату, поэтому над столом висела тусклая лампочка.

За спиной лязгнула дверь, и на пороге появился крепкий, небольшого роста человек. Выглядел он лет на пятьдесят – залысины открывали изрезанный морщинами лоб. Подергивающиеся уголки губ и слезящиеся глаза наводили на мысль, что человека что-то веселит. Алексею очень хотелось, чтобы причиной его веселья был не он. Иначе серьезного разговора может не получиться. Черт возьми, разговора может не получиться вообще!

– У вас десять минут, – пробубнил надзиратель и закрыл дверь.

Леша почему-то думал, что охранник останется в комнате. Мало ли, псих все-таки. Но наверняка ведь есть другие методы сдержать агрессию психопата. Смирительные рубахи, например. Непохоже. Леша заметил, когда Головко входил, что руки он держал за спиной и был одет в серую футболку с коротким рукавом. Наручники. Но как только дверь за охранником закрылась, Страхов отмел и это предположение. Вадим положил руки на стол и, пригнувшись к столу, улыбнулся. Не хищно, не насмехаясь, а по-доброму, будто увидел боевого товарища после долгой разлуки.

– Вы не журналист, – он не спрашивал, он утверждал.

– Это что-то меняет?

Вадим пожал плечами.

– У вас проблемы?

– С чего вы взяли?

Он снова пожал плечами.

– Участок рано или поздно кто-нибудь купил бы.

– И что? – не понял Алексей, к чему клонит Головко.

– Они все еще там.

Леша дернулся. Казалось, Вадим заметил это, и его губы растянулись в недоброй улыбке.

– Они там? Ведь именно поэтому вы здесь?

– Да. Я купил этот участок, – проговорил Леша, уже не скрывая дрожи в голосе. – Вы мне можете объяснить, что там происходит?

Головко хмыкнул, провел огромной ладонью по редким волосам и посмотрел в глаза Страхову.

– Я этот вопрос задаю себе на протяжении двадцати лет. И знаете что? У меня нет ответа. – Мужчина развел руками и виновато улыбнулся.

– Но вы же убили своих родных! – вдруг выкрикнул Леша и заметил, как Головко напрягся. – Ведь была же причина?! У каждого действия есть причина!

– У каждого действия есть противодействие, – сказал Головко. – Если хотите, убийство ИХ… было противодействием на их действия.

– Черт возьми, вы можете говорить понятней?! Моей семье угрожает то же, что и вашей, а я не знаю, что с этим делать!

– Убейте их, – прошептал Вадим.

– Что? – Леша тоже убавил громкость.

– Они пришли откуда-то из-под земли, – наконец-то Головко заговорил о том, что хотел услышать Страхов. – И сначала все походило на какую-то шутку, розыгрыш. Нас будто выгонял из дома злой домовой. Когда шутки закончились и начали появляться призраки, мне стало страшно, как не было даже на войне. Я думал, что дело в колодце, и закопал его. Но они появлялись, казалось, все чаще и чаще. С какой-то ожесточенностью запугивали детей, отца и мать. Я боялся ночевать в доме. Мать слетела с катушек, отец стал пить, а малыши все время прятались в своей комнате под одеялами.

«Они привыкают», – вспомнил Леша.

– Я закопал подвал и только тогда понял, что нет уже никаких малышей. Они заменили их собой. Как я это понял? – Вадим поднял влажные глаза на Лешу и снова опустил. – У Борьки был врожденный дефект правой ноги. Колено было вывернуто на девяносто градусов, и поэтому он не мог не только бегать, он ходил, ужасно хромая. Нужна была дорогостоящая операция.

Над столом повисла тишина. Страхов не торопил его, боясь, что их беседа снова вернется к обмену односложными фразами. И он ни черта не узнает.

– Борька побежал без херовой операции. В то утро, когда я почти закопал подвал, Борька пробежал по двору до колодца. Я сначала подумал, что мне показалось. Я отбросил лопату и вышел на улицу. Он стоял у каменного кольца и махал мне рукой. Чудное выздоровление брата могло бы просто обрадовать, так нет же, я решил посмотреть на его колено. Увиденное меня не только разозлило, но и напугало. Колено оставалось вывернутым, и любое передвижение должно было вызывать страшные боли. Тут уж не до бега. Я попросил мальчишку пробежаться до колодца и обратно. Он сделал это с лицом, будто говоря мне: «Смотри, от чего ты отказываешься, – ни боли, ни хромоты». Тварь, сидевшая внутри братишки, не чувствовала боли.

Закопав погреб, я вспомнил о подвале под домом… Я просто прибил крышку к полу. Я много думал об этом. Возможно, надо было все это залить бетоном. А может, это было все бесполезно.

Страхов увидел, что Головко плачет.

– В ту ночь, когда… Они вели себя особенно агрессивно. Я понял, что они меня не выпустят из дома живым. Что это было? Не знаю. Может, я был лишним, а может… – Вадим сквозь слезы усмехнулся и постучал указательным пальцем себе по голове. – …Все дело в пластине у меня в башке. Тем не менее, я был им неугоден. За день до этого я подслушал, что они хотят меня убить. Почему я не уехал сразу же? Наверное, я еще надеялся все исправить. Единственное исправление – это смерть…