ООО «Удельная Россия». Почти хроника

– Ну да! Тут полные луга полевых сусликов. А тут иду на прогулку – смотрю на обочине суслик лежит. Вся морда в крови, наверное, велогонщики сбили, как раз стадо гонщиков мимо просвистело. Ну, родственник твой все-таки, я подобрал и к ветеринару. Позвонил в дверь, выходит такой здоровый лось, только без рогов и в белом халате, за два метра ростом. Как увидел окровавленного суслика – чуть чувств от сочувствия не лишился. Суслика взял и бегом в операционную. На ходу кричит сестре: «Шнель, быстро, больной в критическом состоянии». Ну, мне любопытно стало, чем этот спектакль закончится. Вышел Айболит ко мне только через час. Лицо скорбное, пот течет градом, видно, что вымотался, ну, думаю, скончался наш суслик. «Мужайтесь, говорит он мне, суслик ваш будет жить, но останется инвалидом». Только я хотел ему сообщить, что суслик на самом деле не мой, а общественный, а он мне: «Забрать можете только через пару дней, сейчас он в реанимации». И пристально мне так в лицо уставился, ну, думаю, опознал, несмотря на парик и фальшивую бороду. Но тут он мои опасения развеял: «Правильно ли я, говорит, понимаю, что вы не готовы ухаживать за инвалидом? Что это для вас чересчур ответственно и обременительно?» Я облегченно стал мотать головой, мол, ничего, суслика приючу, хоть сам про себя думаю: «Шиш, донесу обратно до лужка, там и оставлю». «Тогда, – говорит мне Айболит, – нужно пройти некоторые формальности». Неужели, думаю, паспорт попросит? А сам спрашиваю: «Какие формальности?» – «А сущие пустяки, – отвечает Айболит. – Нужно сделать у юриста договор об опеке над сусликом, а также принести характеристику из магистрата». – «На суслика?» «Нет, – говорит, – на членов вашей семьи, что никто из семьи не замечен в насилии над животными». – «Знаете, – говорю, – я здесь живу один, и вообще я – иностранец». – «Тогда, – говорит, – я вам инвалида доверить не могу, потому что у вас нет условий для ухода за ним». «Значит, я могу идти?» – облегченно спрашиваю я у доктора. «Подождите, мне нужен ваш адрес». «Это еще зачем?» – начинаю подозревать я неладное. «Чтобы отправить вам премию за спасение дикого животного». – «И сколько же мне дадут?» – интересуюсь я. «Сто евро». Представляешь, Сусликов, сто евро за одного полудохлого твоего однофамильца-инвалида! Вот, думаю, не знают, похоже, наши бывшие соотечественники про такую мазу. Они бы собственноручно всех сусликов по Германии подавили, а потом к ветеринару отнесли. Какой бизнес!

– Сусликов жалко.

– Ой-ой-ой! Грызунов ему немецких жалко! А наших инвалидов тебе не жалко, с их ста еврами в месяц в лучшем случае?

– Так они же мне не родственники, и даже не однофамильцы.

– Ладно, жалостливый ты мой. Докладывай обстановку, а то в Интернете какой только хрени про положение в стране не написано.

– Сижу под домашним арестом, как и запланировано. То есть от разборок устранился. Наковальный ведет оппозицию, а наши все под Люберецкого легли, уже и кресло ему подкрутили по росту. Теперь Наковальный с Люберецким мочат друг друга. Альбрех стрелял в Васю из американской базуки, но промахнулся, попал в Петра.

– В какого Петра?

– Первого. Колумба несостоявшегося. Памятник работы Церетели. Мачту отстрелил. Теперь Петр Колумбович стоит, как в тазу, и недоумевает, зачем он на стрелку пришел.

– С Петром разберемся. Чего еще Дуралексович порушил?

– Новодел по соседству разнес.

– Сам сообразил или подсказали?

– Подсказали, конечно. Через заокеанских консультантов. На штурм Кремля ведь толпу вел, пришлось разворачивать оппозиционный гнев и жертвовать новоделом для минимизации ущерба. Кремль-то нам еще пригодится. К тому же историческое наследие. А у новодела репутация все равно была сомнительная.

– Ладно, хорошо, то есть плохо, конечно, что такое доходное место в руины превратили, зато мы теперь Альбреха за одно место возьмем. Покажем ему, как на святыню руки поднимать! А что там за история с новоявленным Христом?

– А, это Наковальный режиссера Иудина распял.

– Не до смерти, надеюсь?

– Обошлось. Своевременно сняли. А Иудин теперь самодеятельно крест на себя взвалил и ходит по улицам, утверждает, что он – новый Мессия.

– Поработай с ним. Нам нужны в церкви новые лица, без шлейфа прошлых скандалов.

– Вас понял.

– А как твоя Агнесса к оппозиционерам затесалась?

– Сам Самыч, вы не поверите, но все вышло совершенно случайно.

– Да ну? Не рассказывай мне сказок, Мирослав. Врешь, как на голубом глазу. Ты до сих пор утверждаешь, что внучка твоей секретарши случайно оказалась в «Письки лают»?

– Клянусь своей должностью.

– Не клянись, Мирослав, все равно не поверю.

– Воля ваша, Сам Самыч. Но подумайте: зачем бы мне было оппозицию укреплять? Агнесса ведь у них теперь вроде святой стала.

– Вот ты мне и расскажи, какой бес подтолкнул тебя на такой безответственный шаг.

– Сделаю все, чтобы рассеять ваши сомнения в моей искренности.

– Рассеивай, сеятель, только не искри. А то из искры как возгорится пламя – потом не затушишь. А что там с телом?

– Тело подобрали. Сам не видел, но говорят, что похож. Меня назначают главным церемониймейстером.

– Но ты же под арестом.

– Завтра освободят. За отсутствием состава преступления.

– Похоже, мне пора возвращаться.

– Да, укрытие под стеной уже выкопали, оборудовали как для фараона.

– Конспирацию соблюли?

– Конечно. Гробокопателям сказали, что такова была ваша воля – уйти в загробный мир со всеми земными удобствами.

– «Сесну» мою кто встречать будет?

– Преданный мне человек, Данила Кувалдин. Сами понимаете, федеральную безопасность привлечь не могу.

– Хорошо, то есть плохо, конечно, что на федералов положиться уже положительно невозможно, но пусть будет Кувалдин. Ты в нем уверен?

– Как в самом себе. Сибиряк. Из занятого теперь китайцами Омска.

– Вот я вернусь, покажу этим китайцам, где раки зимуют.

– Поздно. Они раков всех уже выловили и съели. И древесных лягушек тоже. Одуванчики на всех газонах выщипали. Теперь с марихуаной экспериментируют.

– Какая тебе в Сибири марихуана?

– А они в теплицах ее выращивают. В Тибете – арбузы, а в Сибири – марихуану. И то, и другое вызревает плохо, но они местному населению по сниженным ценам продают и какую-никакую прибыль имеют.

– И что же делать будем?

– А мы диверсию на оккупированной врагом территории устроим. У них же женщины в дефиците. С тех пор, как диагностика пола на ранних стадиях стала возможна, китайцы совсем девочек не рожают. Мы им из-за полярного круга, с северной мерзлоты наших красавиц-спидоносок полный самолет в подарок отправим.

– Думаешь, примут подарок?

– Сам Самыч, они даже древесными лягушками не брезгуют – а тут настоящие царевны в коронах. Помните, мы даже прихотливому Хорохорову умудрились подсунуть, а неприхотливым китайцам – и подавно всучим.

– Хорошо, то есть плохо, конечно, что наших красавиц придется китайцам отдать, но чего не сделаешь ради спасения страны от желтой угрозы.

– С желтой угрозой разобрались. С коричневой – тоже. Осталась оранжевая.

– Отсюда поподробнее.

– Неуемный прилетел из Лондона. Кричит на всех углах: «Свобода Рудокопскому». Старые оппозиционеры пыль с ушей стряхнули, из сундуков повылазили и тоже джигу на костях режима сплясать пытаются.

– Ничего, эти все оранжевые тут же поседеют, как только я из гроба встану.

– А Рудокопский?

– А Рудокопского на мое место.

– В смысле в гроб?

– В этом самом смысле.

– Живым?

– Слава, да ты садист.

– Нет, я только спрашиваю.

– Ты думаешь, я садист?

– Ну что вы, Сам Самыч.

– А зачем тогда спрашиваешь?

– А как?

– Этот вопрос задай себе, Слава. Ты же у нас мастер по спецэффектам. А мы все будем скорбеть. Можем даже в Мавзолей его положить, рядом с Ильичом, валетом. Единство и борьба противоположностей, как и учили основоположники марксизма.