Опа! Опа! Опа!
Шрифт:
Кровавая история
Богач барахтается в золоте, как свинья в грязи
Сармарская пословица
Было то, не было, летом посыпал снег, зимой зацвели розы, замяукал пес, петух обиделся на рассвет, Василиска принесла скисшее молоко, улыбнулся настоятель, а в далеком шахстве заболел шахзаде!
Рожа у него посинела и вспухла, как пузырь, ноги-руки позеленели, он дергался с утра до вечера, а ночью мычал и бодался. Как упившийся монах 5 .
5
Вычеркни! – прим. настоятеля
Тут,
Следом за лекарями к кровати шахзаде поволокли уже кого попало – каких-то задрипанных деревенских знахарей с пучками сухих трав, звездочетов с вываленными языками и съеденными териаком мыслями и просто всяких шальных. Эти люди толклись в жарких коридорах дворца, среди сладостей и шелковых занавесок, хохотали, гладили себе бороды, кушали шахские кушанья, а когда разговор заходил о шахзаде – щурились хитро-хитро и делали размышляющие физиономии. Качать головами теперь дураков не было, в темницу никто не жаждал и однозначных ответов пьяные прохвосты избегали. А один предсказатель и вовсе набрал бурдюков с вином, смял в хурджин дворцовый халат с жемчугами, сел на осла и умчался, не слишком, однако, быстро, по пустынным дорогам…
В конце концов кто-то из «мудрецов» придумал, что несчастного шахзаде губят злые духи. Артели музыкантов в маленьком княжестве не было, поэтому шах повелел гонцам бежать в соседнюю Сармарию. В Шадеране, столице Сармарии, впрочем, с музыкантами было не многим лучше. Местный падишах то разгонял артель, объевшись гнилого урюка, то милостиво разрешал вернуться, а потому в те месяцы, когда заболел шахзаде, в артели был всего один музыкант. Да и то, музыкант – стыдно сказать. Так, ни то ни се, женщина какая-то по имени Орисса.
Эту живописную девицу хорошо знали на юге. Она одевалась в яркие шелка с самоцветами, ездила, свесив прелестные ноги, не на каком-то драном ишаке, как прочие музыканты, а на царственном верблюде, украшенном богатыми покрывалами. Она рисовала сурьмой орнаменты под глазами, и люди жаждали ее улыбок, как дехкане пустыни жаждут дождя. Вельможи падишахов, ханов и царей называли ее «малика Орисса» и даже посылали головорезов, чтобы похитить ее в свой гарем, но головорезы не возвращались – кто их знает почему… Говорили некоторые, что она не человек, а демон-суккуб. В одном из анонимных артельных дневников, оставшихся в большом количестве в нашем монастыре, о ней сказано – «все искали ее поцелуев, но никто не искал ее любви». Такой была эта женщина, которую автор никогда не видел…
Царственная эта особа не утруждала себя тасканием огромного и неприглядного ящика с инструментами артельных музыкантов, а если и брала его, то нагружала какого-нибудь проводника или охранника. Но и так ящик не раскрывала никогда и на все жалобы невольного носильщика отвечала ехидной улыбкой. Сама она обходилась двумя то ли бубнами, то ли барабанами, которые артель называет букрабанами, и небольшой женской лютней – сури.
И вот стража падишаха привезла такую женщину в столицу. Названия города в бумагах артели не указано, но автор смеет предположить, что это был затерянный среди песков Бехш… Или Магараш… Или Шадах Шадах… 6
6
Прекрати выдумывать! Будешь мы трапезную! – прим. настоятеля
На улицах города не протолкнуться было от народа. Люди запрудили дороги, запылили арыки, люди жались к стенам и пошатывались на жаре. Замотанные грязными и потными тканями горожане, как обветренные деревья, стояли молчаливые и
стеклянными глазами таращились на дворец шаха, окруженный прохладными садами.Люди не шевелились, как сонные, и страже пришлось расталкивать их ногами, чтобы дать проехать Ориссе на ее длинноногом верблюде.
На крыльце дворца Ориссу встретила шахиня. Она стояла прямая, как лопата, высокая, с черным волосами до самых колен, в темном северном платье с юбкой до земли. Лицо царицы казалось вырезанным из дерева – резкое, угловатое, не слишком женственное и не слишком красивое. Не слишком даже похожее на человеческое лицо… Вокруг шахини высились неподвижные стражники, и, когда Орисса прошла мимо них, они не то, что не двинулись – они и не повернулись к ней, словно они лепнина на стенах.
Царица посмотрела на Ориссу враждебно.
– Ступай за мной, женщина, – процедила шахиня сквозь зубы, а потом развернулась сдержанно, не болтая лишний раз руками, и пошла во дворец.
Орисса вздрогнула от резкого холода в жаркой пустыне, сняла со сбруи верблюда сури и букрабаны и пошла куда ее звали.
В большом зале у входа толпились какие-то безмолвные люди, и царица повела Ориссу длинными коридорами в обход, не говоря при этом ни слова. Сзади шагали и шуршали легкими ичигами стражники. Коридоры были завешаны шелковыми тюлями, и их приходилось отбрасывать каждые несколько шагов, а они колыхались на ветру и музыкально позвякивали колокольчиками у каймы.
Наконец шахиня привела Ориссу в большой зал, где на подушках сидел с отсутствующим видом сам шах, курил между делом кальян и угощался халвой. Тут же развалились какие-то сановники с длинными и крючковатыми бородами, у окон стояли нукеры с алебардами. Пахло пролитым вином.
– Поклонись Хозяину Мира, – велела шахиня.
Орисса немного покачнулась и зазвенела крошечными бубенцами на поясе, как у танцовщиц Сармарии.
Шах вынул изо рта пожеванный кусок халвы, поковырял в зубах пальцем, а потом тот же палец сунул в нос.
– Если ты вылечишь моего сына, женщина, я подарю тебе стол, полный яств, – сказал шах. – Ты сможешь есть с него десять месяцев и еще десять месяцев после этого. Лучшие повара шахства будут прислуживать тебе, сановники и воеводы будут стоять перед тобой на коленях.
– Я… – хотела было ответить Орисса, но царица тотчас прервала ее.
– Молчи, женщина!
– Но если мой сын не излечится от недуга, – продолжал шах, – тебя бросят в котел для плова на завтрашний обед.
Стало тихо, лишь где-то за спиной все шелестели занавески.
– Фу, – не удержалась Орисса и скривилась.
А сама подумала: «Будь ты проклят, жирная аширская свинья, и пусть будут прокляты все твои поганые дети! Грязные крысы пустыни пусть грызут ваши вонючие глотки!»
Вот такая интересная это была женщина!
Читатель, конечно, воскликнет, читатель спросит: черт возьми, откуда автору известно, о чем думала эта загадочная девица? Прошу вас, читатель, не считайте автора дураком – автор не ответит на ваш вопрос! 7
7
Тут на полях стоит какой-то неясный росчерк рукой настоятеля. – прим. ред.
Царица повела Ориссу дальше по коридорам, мимо стражи, мимо разлитого вина.
– Скажите, царица, как давно занемог ваш сын? – спросила Орисса.
– Он мне не сын, – только и ответила шахиня.
Коридор был таким узким, что бороды стражников кололи Ориссе плечи. Вскоре вышли в новый зал, переполненный какими-то замызганными звездочетами, знахарями, лекарями и колдунами. В углу шипела заклинания ворожея, подозрительно похожая на албасту, – с когтями на пальцах, с торчащими клыками, с длинным кривым носом, с седыми волосами, стелящимися по полу. Ноги старуха подобрала под себя, чтоб никто не увидел куриные лапы, наверное.