Опальный капитан. Спасти Новую Землю
Шрифт:
— Видимо, нет, — подтвердил я. — К счастью, в нашем распоряжении достаточно пригодных для жизни и давно освоенных планет. Был период, что-то около столетия, когда на экспансию и приспособление к жизни в новых условиях уходили практически все ресурсы. Прогресс тогда остановился, а в некоторых областях нас даже ощутимо отбросило назад. Но с тех пор все наладилось, в технологиях произошел очередной скачок, и нет никаких причин опасаться, что человечество потеряет хотя бы одну обжитую планету.
— А это правда, что у людей и всех гуманоидов общие предки?
— Нет. Почти точно нет, — исправился я. — Действительно, была
— Но разве это не удивительно? — снова вмешался рыжий. — Такие совпадения, если они просто случайны?
— Удивительно, — согласился я. — Но не настолько, как можно было бы подумать. Все же многим сходствам можно найти логическое объяснение. Более-менее одинаковым размерам, например. Симметричному строению тела. Органам чувств, устроенным по схеме хищников, а не жертв. Словом, при всех странностях объяснимое тоже есть.
— А сколько существует разумных рас?
Это уже тот, здоровый, чуть ли не единственный из них, кто реально походил на преступника.
— На сегодняшний день нам известно двенадцать. — Повезло, что я в очередной раз знал ответ на заданный вопрос, — в чем-то преподавание оказывается почище иных экзаменов. — Это если включать людей. Но о существовании двух рас из этих двенадцати мы узнали совсем недавно, буквально в последние десятилетия. Так что в любой день кто-нибудь может открыть и тринадцатую.
— Двенадцать… Символическое число, — задумчиво, я бы даже сказал, мечтательно произнес обладатель очков. — Двенадцать апостолов, двенадцать знаков зодиака, двенадцать месяцев…
— Что значит «двенадцать месяцев»? — вмешался здоровяк. — А тринадцатый куда подевался?
— Сказка старая есть с таким названием, — отозвался очкарик.
— На Земле — той, старой — год состоит из двенадцати месяцев, — подсказал я.
— Ух ты! А которого у них нету? — осведомился толстяк с чисто детской непосредственностью.
— У них там вообще вся система другая, — ответил уклончиво, не стремясь признаваться, что названий земных месяцев просто-напросто не знаю.
— А сколько у них дней в году?
— А сутки длиннее, чем у нас, или короче?
Пожалуй, с уверенностью можно было сказать, что мой первый урок удался.
— Кто все эти люди? — спросил я у Раджера, вновь оказавшись в одном из служебных помещений.
Тюремщик помог мне снять «пояс безопасности», у которого была довольно-таки хитрая застежка.
— Убийцы, — просто ответил он.
— Что, все?
Я недоверчиво вытаращил на него глаза.
— В той или иной степени. Но здесь только те, у кого нет отягчающих обстоятельств, таких отправляют
во вторую категорию. Рецидивисты, террористы, убийства с особой жестокостью — это все не у нас. Политические тоже. А здесь — те, у кого дела попроще.— И что, у них такие хорошие условия? Телевизор в камере, широкий выбор курсов, обед из трех блюд?
Я кивнул в сторону кухни, мимо которой мы проходили всего пару минут назад. Нам вослед до сих пор тянулись вполне впечатляющие запахи.
Тюремщик усмехнулся с видом человека, понимающего что-то, чего не может пока уразуметь его собеседник.
— Их приговаривали не к плохим условиям, а к лишению свободы, — заметил он. — Это сурово само по себе, ты постепенно поймешь. Но вообще во «вторых» тюрьмах условия намного тяжелее.
Я задумался, пробуя проникнуться позицией Раджера, но в итоге лишь пришел к выводу, что разделить его точку зрения не могу. Для преступников, получивших срок за убийство, наказание казалось слабоватым. Мысли переключились собственно на преступников, которых я видел совсем недавно и которые так оживленно закидывали меня вопросами о далеких планетах и разумных расах.
— А этот, с очками? — не удержался от вопроса. — Он что, тоже кого-то… того?
— Дядю своего грохнул, — без особых сантиментов сообщил Раджер. — Наследство большое было. Серьезный соблазн. Кстати, неплохо, говорят, спланировал, но все же не все просчитал. Подозрение-то первым делом пало на наследников — ну и на него в том числе. А наши копы, если носом землю роют, редко когда промахиваются.
— Ну хорошо, а тот рыжий паренек, впереди сидел. С ним-то что не так? — не унимался я.
— Наркоту продал несовершеннолетнему.
Информация о каждом заключенном буквально отскакивала у тюремщика от зубов, будто он сдавал экзамен по их личным делам. Хотя на самом деле наверняка все запоминал постепенно — просто потому, что день за днем имел дело с этими людьми.
— Наркоту?!
Образ любознательного парня никак не вязался с вмененным ему преступлением. Я легко мог представить его работающим с подростками, но в качестве какого-нибудь вожатого, а никак не торговца дурманящими средствами.
Однако флегматичный кивок Раджера убедил меня в том, что он ничего не напутал.
— А почему здесь? Это же не убийство, совсем другая статья?
— Тот парень, ему лет двадцать, кажется, было, умер от передозировки, — пояснил тюремщик. — Факт торговли доказать не смогли, а вот то, что наш рыжий приятель передал ему наркотик, установили. Так что сидит за непредумышленное убийство.
«Всего лишь?» — я хотел возмутиться, но вспомнил «студента», который на наркодельца походил еще меньше, чем на убийцу, и промолчал, чувствуя, что начисто дезориентирован.
— Ну а самый здоровый? Высокий толстяк, он еще сидел за последним столом?
— А тут печальная история. — Раджер и правда заметно помрачнел. — На жену его в подъезде напал грабитель. А он как раз из квартиры спускался. Схватил этого грабителя, врезал по лицу, да и отшвырнул куда подальше. Оказалось — на лестницу, которая, значит, на улицу вела. Тот по ступенькам проехал, головой ударился и отдал концы. Ну и вот, в итоге — труп со следами побоев. Сочли чрезмерным применением силы, дескать, можно было разрулить ситуацию без жертв. С учетом смягчающих обстоятельств дали двадцать два месяца. Восемь из них он уже отсидел.