Опальный капитан. Спасти Новую Землю

Я с округлившимися глазами прислонился плечом к невзрачной стене. В моем мозгу все более прочно укреплялся вывод, что ничего-то я не понимаю в этой жизни.

Глава 2

— Планеты можно делить на группы по самым разным признакам. Одна из наиболее распространенных классификаций, предложенная два столетия назад Георгом Файнсом, базируется на наличии или отсутствии на небесном теле жизни вообще и разумной жизни в частности.

Заключенные слушали, время от времени делая пометки в электротетрадях. Каждый использовал предпочтительный для него способ ведения записей. Одни открыли в нижней части экрана сенсорную клавиатуру, другие активировали клавиатуру виртуальную, третьи и вовсе водили по экрану пальцем, предоставляя машине затем «переводить» написанное в электронный текст.

— Категория 1 — это планеты, населенные людьми. Я говорю «планеты», но это также могут быть и спутники. Например, два наших спутника, заселенные в ходе экспансии, — Митос и Истерна. К этой же категории, естественно, относится и Новая Земля.

— И Земля — тоже? — уточнил, поднимая руку, рыжий.

— Безусловно, — подтвердил я. — Категория 2 — планеты, основное население которых составляют гуманоиды, но не люди. К ним, например, относятся Крисена и Рока.

— Рока? Никогда про такую не слышал, — удивился очкастый убийца дяди.

— У них не слишком развиты технологии, — пустился я в объяснения, — кроме того, условия плохо подходят для инопланетного туризма. Корабли других рас приземляются там крайне редко, сами же роцеанцы и вовсе не покидают свою планету. Тем не менее они считаются гуманоидами, и, соответственно, их планета классифицируется как двойка. Категория 3 — на планете обитают разумные расы, но не гуманоиды. Например, Йелонди. Кому-нибудь из вас доводилось видеть йелондцев?

Два человека вытянули руки.

— Это было забавно, — заметил один. — Они летели в экскурсионном флаербусе, и каждый сидел в этаком скафандре, наполненном водой.

— Они не могут дышать кислородом, — подтвердил я. — Вся поверхность их планеты покрыта водой, а сверху — еще и толстым слоем льда. Мы бы никогда не узнали об их существовании, если бы эта цивилизация не была настолько развитой и они не отправились на собственных космических кораблях в поисках других миров. Так что это они нас открыли, а не мы их. А скафандры они используют еще и для того, чтобы передвигаться по земной поверхности при помощи специальной системы управления, поскольку ног у них нет, только хвост. Вообще биологически они ближе всего к нашим рыбам, хотя различий тоже хватает. Итак, категория 4, — продолжил, сочтя отступление достаточно длинным, — планеты, на которых не обитают разумные расы, но есть животные или растения. Категория 5 — жизнь представлена исключительно микроорганизмами. Наконец, категория 6 — это полное отсутствие жизни на планете.

— Все отлично, — сообщил Раджер, когда с меня в очередной раз снимали хитрый пояс. — Начальство с записью позавчерашней лекции ознакомилось, и курс окончательно одобрили. Ты вообще молодец, правда интересно рассказываешь.

— Спасибо. — ОСП наконец сняли, и я смог нормально повернуться к собеседнику. — Это будет единственная группа?

Вначале упоминалось, что классов может оказаться несколько, но это должно было проясниться в дальнейшем.

— Да вроде бы, — кивнул второй охранник, помогавший мне сегодня с поясом. — У остальных сейчас учебные часы полностью забиты. Здесь ведь на все свои ограничения. Хотя, может, ближе к весне что-нибудь изменится, какие-то курсы закроют. Ты как, предпочитаешь нагрузку повыше, чтобы быстрее срок отмотать? В смысле, ПС закончить, — усмехнулся он.

— Э… ну да, — согласился я.

Не признаваться же, что преподавать в тюрьме мне понравилось, в работу втянулся уже со второй лекции и теперь с удовольствием расширил бы спектр своих обязанностей, взявшись вести еще одну группу.

Раджер, поглядывая на меня, явно пребывал в раздумьях.

— Вообще-то если только на нижний этаж пойти…

— Нет! — Второй тюремщик активно замотал головой. — Вот туда не надо.

— Почему? — Раджер возразил так уверенно, словно сам только что не колебался. — Формально обучение полагается всем, в том числе и тем, кто отбывает заключение внизу.

— Формально — не знаю, но только начальство этого не одобрит, — упорствовал второй.

— Да вряд ли, — протянул Раджер, — начальству до таких мелочей особого дела-то и нет.

— А что там внизу? — не выдержав, вклинился я.

— Одиночки, — лаконично отозвался второй тюремщик, все еще неодобрительно взиравший на своего коллегу.

— Одиночные камеры, — расшифровал тот.

— И условия куда как хуже, — нехотя, как бы через силу разомкнув губы, добавил другой охранник. — Не как в гостинице, а как в тюрьме.

— Убийства с отягчающими обстоятельствами? — предположил, припомнив слова о рецидивистах и членах террористических организаций.

— Нет, — покачал головой Раджер, — эти в других тюрьмах сидят, во «вторых».

— А кто же тогда?

Вот теперь у меня не было на сей счет даже невероятных догадок.

— Те, кто не сознался в совершенном преступлении.

Мы спускались по лестнице, освещаемой лишь маленькими круглыми лампочками, вмонтированными в стену. От этого наши тени приобретали весьма причудливую форму, придавая атмосфере несколько зловещий оттенок.

— Даже после вынесения приговора за заключенным сохраняется право признать себя виновным. Ну и, соответственно, не признаваться.

Спокойный рассудительный голос Раджера, напротив, начисто развеивал мистический налет. Второй тюремщик с нами не пошел, заявив, что не хочет иметь к этому делу никакого отношения, дабы потом ему от начальства не влетело в случае чего. Видимо, правила безопасности не требовали присутствия в подобной ситуации двоих служащих охраны.

— Формально чистосердечное не требуется, — продолжал объяснять мой спутник. Миновав крошечную лестничную площадку, мы возобновили спуск, и снизу повеяло холодом. — Но когда преступник уходит в несознанку, для правоохранительной системы это не слишком хорошо. Получается, будто остаются шансы на ошибку. А правосудие не любит, когда его в таких ошибках обвиняют. Дело-то, сам понимаешь, нешуточное — тюремный срок за убийство.

— Так их, получается, наказывают заточением в одиночки?

Я поежился, сам не понимая: от того ли, что здесь стало зябко, или от правды жизни, завесу которой приоткрывал передо мной сейчас Раджер. Последняя, прямо скажем, дурно пахла.

— Ну, формально, — тюремщик в очередной раз особо выделил интонацией это слово, — их никто не наказывает. В целом обеспечивать преступникам такие условия, как наверху, — указательный палец Раджера был направлен в потолок, — никто не обязан. К тому же и поведение играет роль при распределении по камерам, и наличие свободных мест. Так что одни оказываются там, а другие здесь, и никаких претензий руководство тюрем в связи с этим не предъявит. Тем более что система такие методы негласно поддерживает. Это ведь не в качестве наказания придумано, — теперь он говорил, слегка понизив голос, — а для того, чтобы признание в конечном итоге спровоцировать. Человек все равно осужден, все равно сидит, так можно ведь с тем же успехом отбыть срок и в лучших условиях. А у правоохранительных органов статистика повышается.

Рассуждал Раджер спокойно, я бы даже сказал, беспристрастно и личного отношения к описываемой данности не высказывал, словно был в равной степени готов обосновать как решение заключенного, так и политику правоохранительной системы.

Меж тем мы успели спуститься на нижний этаж и теперь продвигались по странным закоулкам: коридор поворачивал чуть ли не через каждые несколько метров. Как вскоре выяснилось, это делалось для того, чтобы одиночные камеры были поистине одиночными: их обитатели никак не пересекались друг с другом, а звукоизоляция не позволяла даже перекрикиваться. Несмотря на включенную систему вентиляции, пахло здесь не слишком приятно. Воздух, как я уже упоминал, был более чем прохладным, хотя кондиционирование наверняка позволяло выставить любой температурный режим.